Как я таким стал, или Шизоэпиэкзистенция - Руслан Белов

Они предавались любви, пока я ходил в маршруты или сидел в архивах.

Это было что-то! Я был раздавлен, уничтожен. Мне казалось, что нарушен основной закон природы, и очень скоро она (природа) во что-то непотребное превратится, уже превращается.

И она превратилась. Это случилось после того, как Губин сказал: “Не надо Надюхе сегодня в маршрут – у нее менструации”. Чтобы спасти природу, я не внял ушам и сочинил какое-то объяснение. И на заправке на дороге в Ташкент, на базу института, тоже сочинил. Женька, странно глядя, попросил достать из его бумажника талоны на бензин и я, выполняя его просьбу, обнаружил фотографию смеющейся Надежды. Подписанную моими стихами в момент, когда счастье обладания ею переполняло меня.

Сейчас эти эпизоды видятся мне поставленными. Их поставила Надя, поставила, чтобы отомстить. За что? Об этом позже.

Вторые аспирантские полевые работы на Ягнобе начались с Татьяной, учительницей французского языка, решившей провести отпуск подальше от Москвы. По дороге из Ташкента в Душанбе мы завернули на Искандер, и там, рядом с машиной, в кабине которой ворочался и кряхтел холостой шофер Витя, я несколько ночей подряд готовился к встрече с Надей, оставшейся с Губиным в Душанбе. Готовился в спальном мешке Татьяны.

Надя, и не поздоровавшись, потребовала немедленного развода. Я хотел предложить ей все, но она хотела одного развода.

Я растерялся. Меня выкидывали, меня выскребали вновь. У меня отнимали то, что, казалась, отнять невозможно – сына. Я смотрел на нее, уверенно-взволнованную, стоявшую передо мной в коротком облегающем летнем платье так идущего ей салатного цвета, открывавшем лакомые шею и грудь, стройные, гладкие ноги и понимал свою ничтожность, понимал, что нужна мне не она, а ее ладное, шелковое, сладкое тело. Мне не хотелось отдавать это тело другому. Мне самому хотелось трогать его руками и оставлять в нем сперму.

Вот тогда я стал таким. Я, выскобленный жизнью человечек, хотел выскрести другого человека, выскрести из его жизни, выскрести, чтобы пользоваться им.

Я не пошел вразнос. Не пошел, потому что твердо знал: я – это я, и у меня свой крест, свой путь. И очередной шаг на этом пути – диссертация. Не потому, что она добавит веса в обществе и самоуважения, а потому что предоставит известную свободу в действиях. Жизнь двинулась своим чередом, и пришла пора провожать Таню и встречать Клару, молоденькую длинноногую лаборантку. Невзирая на бурчанье Вити: "Вот стерва, у него ведь еще спальный мешок от Таньки не остыл", она, совершенно непосредственная, стала строить глазки будущему светилу советской геологической науки. Перед отъездом в горы мы несколько дней провели на душанбинской перевалочной базе. Вечерами, вернувшись из пыльных архивов, я наслаждался долгожданной прохладой, лежа, как в раю, на раскладушке под тенистыми деревьями, она неслышно подходила и нежно целовала в губы. Я, лишившийся своего "Мы", своей женской ипостаси, и ставший потому более мужчиной, чем был, привлекал ее к себе и невозмутимо делал то, что делает в таких ситуациях настоящий мужчина.

Тем временем Губин стал казаться Надежде мужланом, да и Витя, бывавший у них, передал мои слова, что обстановку на перевалочной базе нельзя назвать вполне райской, потому что гурии работают не скопом, а посменно, и она пришла на базу расфуфыренной. Я помню этот эпизод отчетливо, наверное, потому что был тогда нарасхват.

...Мы сидели во дворе за круглым столом, уставленном бутылками и яствами; Надя, закинув ногу на ногу, с дымящейся сигаретой в претенциозно отставленной руке, внимательно рассматривала тяготевшую ко мне Клару.

– Нет, ничего у тебя с ним не получится, – наконец, сказала она безапелляционно.

– Почему-у? – растерянно моргая длинными ресницами, поинтересовалась девушка.

– Ты ноги бреешь, а он этого не любит. Провинциал он, понимаешь? – улыбаясь, Надежда вытянула гладенькую, но, тем не менее, никогда не знавшую эпиляции ножку и повертела ею то так, то эдак.

В общем, взяли меня за рога красиво и с куражом, и тем же днем мы втроем переехали к Кузнечику на квартиру. После ужина – конечно же, отменного – у нас с ней была любовь, в продолжение которой Клара в соседней комнате смотрела мультики.

Все получилось просто – девушка пыталась заполучить меня, но Надя предложила больше. Что предложила? Оргию. Кураж, замешанный на бесстыдстве, радость освобождения, освобождения животного от пут нравственности, которые я испытал в полной мере и помню до сих пор. Я раз за разом вгонял в нее член, она стонала, а моя вчерашняя любовница смотрела "Ну, погоди!" и ела "дамский пальчик", перед тем предложенный ей Кузнечиком...

Почему мы не пригласили в постель Клару?! Она бы согласилась, без сомнения согласилась! А если бы не согласилась, я нашел бы убеждающие слова. И неудача, провал, превратились бы для нее в забавное приключение, о котором можно было пошептаться с подругами. Нет, если это не пришло мне в голову, значит, тогда я был лучше...

13.10.91. Монтень – «философствование – это подготовка к смерти». Я почти готов. Жизнь прекрасна и неисчерпаема, но жадность до нее уходит. Ничего не хочется.

Марина благодарна мне за любовь, за то, что я эту любовь, ни от кого не скрываю. Жду одного – ее звонка. В прошлый четверг пошли к ней. У меня был коньяк «Самтрест», крабы, заморские фрукты, цветы и грязное белье. Мы сидели на кухне и говорили до одиннадцати. Потому что свекор и свекровь с дочерью могли зайти лишь до одиннадцати. Иногда ей на плечи или голову садился голубой попугайчик, и она становилась вовсе обворожительной. Я не смог опуститься на землю, и ничего не получилось. Она была восхитительной, я сто лет не лежал с любимой женщиной в постели, пахнувшей фиалками.

За нашими спинами ничего не осталось – все растворилась в девяностых. Марина, пройдя круг самоутверждения, вернулась к мужу.

Нет, кое-что осталось. Стихи, написанные после ее отъезда из Приморья.

<P.S.>

1

Вечер этот пройдет, завтра он будет другим.

В пепле костер умрет, в соснах растает дым...

Пламя шепчет: "Прощай, вечер этот пройдет.

В кружках дымится чай, завтра в них будет лед..."

Искры, искры в разлет – что-то костер сердит.

“Вечер этот пройдет” – он, распалясь, твердит.

Ты опустила глаза, но им рвануться в лет —

Лишь упадет роса, вечер этот пройдет...

2

Вечер этот прошел, он превратился в пыль.

Ветер ее нашел и над тайгою взмыл.

Солнце сникло в пыли, светит вчерашним сном.

Тени в одну слились, сосны стоят крестом.

В сумраке я забыл запах твоих волос.

Память распалась в пыль, ветер ее унес.

Скоро где-то вдали он обнимет тебя

И умчит в ковыли, пылью ночь серебря...

Двустишье:

Змея орла

Переползла.

Одностишье:

Шелковой нитью обвился червь.

Бесстишье:

</P.S.>

16

Не знаю отчего,

Мне кажется, что в голове моей

Крутой обрыв.

И каждый, каждый день

Беззвучно осыпается земля.

Мама пришла, когда я рассматривал сережки.

Посмотрела в глаза.

С ревностью:

"У меня таких дорогих никогда не было".

С вопросом:

"Для кого купил? Две пары?!"

Пытливо:

"Кто ты? Сумасшедший или неформал?"

Ушла, оставив кусок жареной семги.

Понял – они сегодня не придут. Они не приходят, когда на них падает тень сомнения. Стал вспоминать: были у девочки дырочки в ушах? Были. А у Светы их не было, пока я не попросил проделать. Женщина без дырочек – не вполне женщина. Над ней не совершали ритуала посвящения, значит, не любили. У Светы их не было, потому что дырочек не было у ее матери. А у моей мамы их нет, хотя у мамы Марии они были.

Дырочки в ушах, проделанные или не проделанные – это важная вещь. Это – свидетельство отношения. Они говорят о многом.

Почему я так часто употребляю слова "смотреть", "видеть", "взор", "взгляд"? Это от Ока? Или картинок отчима?

Отчим вырезал женщин из цветных журналов. Гайзер вырезал статьи из энциклопедических словарей. Какая между ними связь?

Почему я катал Александра и Полину на плечах?

Мне это нравилось?

Да. Я испытывал удовольствие. С ними на плечах я был представительнее. Они были ближе. Мне нравилось делать их высокими. Поднимая детей к небу, я сам приближался к нему.

А с Любой все по-другому. Катая ее, я уже знал, почему детям нравится ездить на плечах. Езда на плечах возбуждает определенные эрогенные зоны.