Смута в Московском государстве - Коллектив авторов

А мы тогда, думая отомстить злочестивым за свою гибель, увы, больший вред причинили этим Русской земле, так как Бог, очищая наши прегрешения, сохранил более лютый, чем они, гнев свой на нас за наши грехи: сами мы этим всю землю их против себя привели в движение. И если тогда на малое время мы порадовались их погибели, то с того времени и доныне много и неутешно плачем: мы воспламенили сильный огонь и подвигнули их даже до того, что вскоре они пришли с многочисленным войском и пограничные наши города уничтожили и дошли до самой матери городов — Москвы и все ее входы и выходы, устроив осаду, закрыли и надолго так оставили и жилища себе около стен города на долгое время устроили, так как никто не мог оказать сопротивления их быстрому нашествию. Самого же царя, который вновь незадолго до этого самовольно, хищнически, бесстыдно из боярского сословия вскочил на царство,— думаю, ясно, что не по божественному промыслу, как показал всем небесный суд в конце дел его,— ибо он царствовал нечестиво и мало времени,— его, князя Василия Шуйского, со всеми его воинами*, как в худой клетке, в городе безвыходно заключили. А потом они разбежались, как звери, и города и селения всей России не только мечом опустошили, но, предав различным видам смерти, до конца уничтожили весь народ; вообще говоря, не было места, где бы горы и холмы не поливались кровью правоверных, и долины, и леса все ею наполнились, и вода, окрасившись ею, сгустилась, и полевые звери и птицы телами верных насытились, и где бы множество тел ими не было истреблено; а все оставшиеся, смешавшись с землей, истлели до всеобщего воскресения. Но меч гнева еще и доныне, перескакивая с места на место, отыскивает земные остатки, где что есть, и, не переставая, все уничтожает. Часть верных, соединившись вместе с злочестивыми и с тем, кто вскочил без Божия усмотрения, по-разбойнически, на царство, давала злые советы во всем этом зле, о чем будет речь впереди. «Поставили себе князя, не спросив меня»,— сказал Бог: «Ты согрешил,— умолкни». (...)

Царство   царя   Василия   Ивановича Шуйского

В последние годы текущего времени Шуйский, по имени Василий, называемый царем всей Руси, сам себя избрав, сел на престол имевших верховную власть, первых самодержцев/ думаю, без Божия избрания и без его воли и не по общему из всех городов Руси собранному народному совету, но по своей воле; это совершилось с помощью некоего присоединившегося к нему ложного вельможи, совершенно худородного Михаила Татищева, согласного с ним в мыслях, непостоянного в делах и словах, хищного, как волк, который от первого в России царя-раба Бориса за некоторую тайную и богопротивную ему услугу, не по личным качествам и не по достоинству, был возведен в звание члена боярской думы. Когда-то прежде, ради получения сана и чести, угождая любителю власти и своему первому царю Борису, он наносил обиды и даже при всем народе бил этого в начале названного Василия, о котором здесь говорится, и этого же Василия всенародно бесчестил. Теперь он льстиво хотел загладить эту свою прежнюю вину, но, однако, в этом не успел. Этот вышеупомянутый Василий, без соизволения людей всей земли, случайно и спешно, насколько возможна была в этом деле скорость, людьми, находящимися только тут, в царствующем городе, без всякого его сопротивления, сначала в собственном его дворе был наречен, а потом и поставлен царем всей великой России. Он даже и «пер-вопрестольнейшему» не возвестил о своем наречении, чтобы не было со стороны народа какого-либо возражения, и таким образом посчитал тогда святителя за простолюдина; только уже после объявил он ему об этом. Почему он мог так бесстыдно поступить по отношению к тому? Потому что никто не осмелился помешать ему или противоречить в таком великом деле. Но зато более поспешным и вдвое бесчестнейшим было низвержение этого «самовенечника» с высоты престола,— об этом после, в другом месте, еще и пространнее будет речь. В этом для имеющих ум — рыдание, а не смех; для неразумных же и для неукрощенных врагов земли Русской это было поводом к великому смеху. Не говорю о прочем,— как беззаконно, будучи всячески нечестив и скотоподобен, он царствовал в блуде и в пьянстве и пролитии неповинной крови, а также в богомерзких гаданиях, которыми думал утвердиться на царстве, а вернее ради этого царствование его и было кратковременным. Хотя и был он сродни «перводержавнейшим», но родство с ними ничем не помогло ему в утверждении на царстве, так как он жил неблагочестиво, оставив бога и прибегая к бесам. Он тайно устроил для постоянного пребывания гадателей в царских покоях особенные помещения ради непрестанного ночью и днем с ними колдовства и совершения волшебных дел, которые несвойственны христианам, а тем более — царю. А прежде, когда он был в высшем правительстве, среди прочих своих сверстников и стоящих с ним в одном чине он был выдающимся первым советником и первым указателем в собрании всего синклита о всех, подлежащих управлению, мирских делах; когда же неразумно привязался к плотским страстям, тогда и умом развратился. Кто не посмеется его последнему безумию? Когда земля всей России взволновалась ненавистью к нему потому, что он воцарился без согласия всех городов,— незадолго до приближения к престольному великому царствующему городу врагов, которые должны были, окружив, подвергнуть его осаде,— он тогда собрался совершить свое несвоевременное дело, т. е. заключить брачный союз, что и сделал. Не следовало ли тогда прежде всего успокоить всю землю от волнения и непоколебимо утвердить себя, восшедшего на такую высоту, и такой город — корень всего царства и главу всех — со всеми в нем живущими и себя не дать в осаду врагам и от ожидаемых осаждающих его освободить, а потом уже заботиться о женитьбе и совершить ее прилично, живя в тишине и почивая в полном покое, без какого-либо сопротивления, а не в страхе? Страх после и был. А за много лет собранные,— дивные и превосходные драгоценные царские вещи всех прежних российских государей, царствование которых поистине достойно было удивления за их славу,— все эти сокровища он расточил и истребил с теми, кого возлюбил. Ради этого поистине его нельзя назвать и царем, потому что он управлял по-мучительски, а не по-царски. Боже, суди его за дела его! Над его безумием и неверующие смеялись и смеются, но в последний день, думаю, пред всеми неверующими больше всех Бог посмеется ему: «срубит головы грешников» не чувственным мечом, но приложением мучений, по писанию. Он, растленный умом, царь по собственному умыслу, до верха наполненные сокровищницы прежних царей так опустошил, что при его скотской жизни их ему уже было недостаточно, и он, нечестивец, не постыдился перелить в деньги на потребности своего распутства отобранные в соборах и святых монастырях по всем городам своего царства священные сосуды, которые даны были прежними царями и их родными на вечное поминовение в память их душ, допустив обман, что будто бы это он сделал ради выдачи воинам годового их жалованья, так как все действительное их жалованье, назначенное для этого прежними царями, все деньги он ранее прожил с блудницами. А о бесчестном низвержении этого «венценосца» подробно будет сообщено потом.

Вышеупомянутого же Мишку, который способствовал этому Василию достигнуть царской власти, после своего воцарения он в действительности осудил в изгнание в Новгород и лестью поручил ему здесь управлять мною, дав ему звание второго начальника военных сил, хотя тот и не хотел этого. Итак, этот возводитель к помазанию на царство не получил никаких ожидаемых благ от возведенного на неожиданно полученное царство и ничего не приобрел, потому что первая нанесенная им тому сильная досада превозмогла возведение на высоту престола, как в некоторых смешениях сила горечи преодолевает сладость. Когда прошло немало времени, тот Михаил очень старался опять возвратиться из изгнания в царствующий город и прежним способом, некоторыми своими злоухищрениями, добиться приближения к царю, достигнуть первой чести или даже высшей, чем эта, и в синклите сравняться с первыми после царя; из этого его стремления ясно видно, что он был низкого звания. Думаю, что, возвратившись, он какими-то хитростями старался низложить и самого своего царя, которого посадил на престол, надеясь на основании прежнего, что как он мог посадить его на престол, так — полагал — он может его и низложить, опираясь на свои хитрости, вспоминая удачу своего тайного заговора, чтобы покончить с Расстригой, и по тому же образу при ближайшем своем участии свершить другое свое подобное же тайное дело. Однако не достиг этого, и превозносившая себя гордость была посрамлена, так как и первую честь он получил недостойно, не ради действительных заслуг, а потому, что это допустили противники. Прежде, пока ненастоящие цари нами не обладали, от истинно самодержавных и наших природных царей никто, из низкого рода происходящий, такой чести никогда не получал. Не по природе дана была первая честь и ему, а благородные, если и видели что-либо не по достоинству совершаемое, не захотели даже и словом сопротивляться царской воле, между ними не нашлось ни одного мужественного. Но если бы они были и не так боязливы и малодушны,— истинные наши цари прежде их знали, какому сословию и какую честь и ради чего давать, а не людям низкого происхождения. А чего он теперь надеялся достигнуть, того не получил, а достиг того, чего и не ожидал: потому что, по повелению одного не ожидаемого им придворного, царского племянника, незадолго до этого присланного тогда царем в мои пределы, в кровавом убийстве, совершенном руками многих из моего народа, он внезапно и ужасно насильственно изверг свою душу, и все члены тела его вместе с одеждами и оружием были раздроблены на части. Вину его вслух всем людям объявил сам Ско-пин-Шуйский, и весь народ громко воскликнул: да извергнется такой от земли и нет ему, говорили, части и удела в нашем владении. Они без милосердия сбросили его в воды быстро текущей реки на съедение бессловесным рыбам, так что он не удостоен был тогда и погребения.^..)