Проклятье Победителя (ЛП) - Мари Руткоски

— Какой?

— Капитан городской стражи покончил с собой.

— Это… опечалило тебя? Ты знала его?

— Да. Нет. Да, я была с ним знакома, как с другом отца, но недостаточно близко, чтобы его смерть ранила меня лично.

— Тогда я не понимаю, почему это так тебя взволновало.

— Это взволновало весь город. Пока губернатор не назначит нового капитана, обязательно произойдут какие-нибудь беспорядки, и передача полномочий может пройти вовсе не гладко. Оскар очень хорошо руководил городом и своей стражей. Но меня беспокоит не это. — Кестрел покачала головой. — Его самоубийство — второе событие за последнее время, которому я не могу найти объяснения.

— О чем ты?

— Сенатор Андракс. Он любит золото, в этом сомнения нет, но лишь потому, что оно покупает ему удобства. Хорошую еду, любовниц. Он любит взятки — легкие деньги. Он не стал бы играть со мной в «Клык и Жало»: слишком боится проиграть. Почему же он рискнул всем, продавая черный порох варварам?

— Возможно, у него есть сторона, о которой ты не знала. Но он никак не связан с капитаном.

— Разве что тем, что оба происшествия странные. У Оскара не было причин совершать самоубийство. Даже император хвалил его службу в должности капитана стражи. Солдаты преклонялись перед ним. Он казался счастливым человеком.

— И что же? Ты не знаешь всего. Люди могут быть несчастными по многим причинам. — В голосе Арина слышалось нетерпение, и Кестрел предположила, что он говорит уже не о капитане. — Что тебе известно о несчастье? — спросил он. — Почему ты думаешь, что можешь видеть сердца людей?

Он пришпорил лошадь, и загадка сенатора и капитана вылетела из головы Кестрел, когда ей пришлось обращать внимание на то, чтобы не отставать. 

Глава 17

Отец Кестрел воспринял смерть капитана стражи намного серьезнее, чем Ронан и Арин. Во время следующего урока в библиотеке Кестрел упомянула печальное происшествие, и на лбу генерала образовались глубокие морщины.

— У Оскара были враги? — спросила девушка.

— Враги есть у всех.

— Может быть, кто-то намеренно усложнил его жизнь.

— Или заставил его упасть на собственный меч. — Увидев удивление дочери, генерал объяснил: — Совсем не сложно представить убийство самоубийством ради чести.

— Я об этом не подумала, — тихо произнесла Кестрел.

— А что ты думаешь сейчас?

— Если это было убийство, его мог совершить кто-то, кто надеялся сам занять должность капитана.

Отец положил руку на ее плечо.

— Эта смерть может быть лишь тем, чем кажется — самоубийством. Но я обсужу наши опасения с губернатором. Подобное несчастье не может не возбудить подозрений.

*

У Кестрел, однако, не было времени на подозрения. Инэй никак не становилось лучше.

— Твой кашель начинает беспокоить меня, — сказала Кестрел своей няне, когда они сидели у огня в домике старушки.

— А мне он даже нравится. Обеспечивает меня компанией. И ты стала навещать меня чаще… когда не играешь в «Клык и Жало».

Кестрел не понравился хитроватый вид Инэй, а также тот факт, что практически невозможным казалось сохранить в тайне происходящее на вилле. А ведь те игры были тайными.

Кестрел произнесла резким голосом:

— Позволь мне послать за доктором.

— Он лишь скажет мне, что я стара.

— Инэй.

— Я не хочу докторов. Не пытайся приказывать мне.

Это заставило Кестрел замолчать. Она решила больше не настаивать. В конце концов, блеск лихорадки давно покинул глаза Инэй. В поисках новой темы для разговора Кестрел спросила кое о чем, про что упоминал Арин. Этот вопрос иглой засел в темных закоулках ее сознания, вышивая там невидимые узоры:

— До войны геранцам нравилось торговать с валорианцами?

— О, да. У твоего народа всегда хватало золота на геранские диковинки. В Валорию мы вывозили больше всего товаров.

— Но мы славились чем-то еще? Кроме богатства, дикости и плохих манер?

Инэй глотнула чая, глядя на Кестрел поверх ободка чашки. Кестрел почувствовала возрастающую неловкость. Она надеялась, что Инэй не спросит о причине, заставившей ее задать этот вопрос. Но женщина сказала лишь:

— Вы славились своей красотой. Разумеется, это было до войны.

— Да, — тихо ответила Кестрел. — Разумеется.

*

Из окна гардеробной Кестрел был виден сад. Однажды утром, когда ее волосы были еще не прибраны, она заметила, как мимо грядок с осенними овощами вместе прошли Арин и Лира. Арин был одет в рабочую одежду и оставался к окну спиной, поэтому Кестрел не смогла увидеть выражение его лица. Однако лицо Лиры было светлым, как рассвет.

Кестрел осознала, что подошла к окну. От стекла на ее кожу дохнуло прохладой, а ногти впились в подоконник. Она отступила назад: ей вовсе не хотелось, чтобы ее застали за подглядыванием. Кестрел поплотнее запахнула бархатный халат и обратила взгляд к розоватому небу, но перед ней так и стояло искреннее восхищение Лиры.

Кестрел присела перед висевшим над туалетным столиком зеркалом, а затем задалась вопросом, почему вдруг решила на себя посмотреть. Отражение лишь подтвердило ее недовольство. И с чего ей беспокоиться из-за увиденного в саду? Откуда взялось ощущение, будто было предано доверие?

Ее отражение нахмурилось. А почему ей нельзя иметь подобные чувства? Благополучие рабов — ее долг. То, что Арин принимал внимание Лиры, когда у него была любимая, казалось бесчестным. Кестрел сомневалась, что Лира знала о девушке с рынка.

Рука Кестрел толкнула овальное зеркало, разворачивая его на петлях к стене, и девушка уставилась на простую изнанку перламутрового цвета. Она заставила себя перестать думать в прежнем направлении. Она не станет подобной тем госпожам, которые следили за каждым шагом своих рабов и сплетничали о них из-за недостатка в их жизнях чего-то более интересного.

Позже тем же днем Арин пришел в музыкальную комнату с просьбой отпустить его в город. Кестрел была весьма любезна. Она дала Арину свое кольцо и позволила ему провести в городе столько времени, сколько он пожелает, при условии что он вернется к вечернему звону. Когда ей показалось, будто он решил задержаться в комнате, она уселась за рояль, показывая этим, что больше его не держит. Однако она не начинала играть до тех пор, пока не почувствовала, что Арин уже покинул виллу и отошел на некоторое расстояние.

*

Увидев Арина, Плут поздоровался с ним так, как это делали когда-то геранские мужчины — кратко прижав руку к его щеке. Арин улыбнулся и ответил таким же жестом. Он знал Плута уже долгие годы, с тех пор как мальчишкой перешел из рук первого хозяина ко второму. Они встретились на карьере, расположенном за пределами города. Арин помнил, как из-за серой каменной пыли, покрывавшей волосы и высушивающей кожу, все выглядели старыми. Плут же казался почти до отказа полным жизни, и ночью в помещениях для рабов не вставал вопрос, кто будет предводителем.