Государство Солнца (с иллюстрациями В. Милашевского) - Николай Смирнов

На берегу толпились казаки. Они запели какую-то прощальную песню, но потом оборвали её. Закричали вслед:

— Приезжайте за нами! Ждать будем!

Мы тихо отошли от берега на середину реки.

Было довольно тепло и уже светало. Я как-то слабо представлял себе, что покидаю навсегда Камчатку, мою родину. Ванька тоже притих. Он плакал, сидя рядом со мной.

Совсем рассвело, когда мы вышли на Чекавку. Много птиц плавало теперь кругом, не то что в зимнюю пору. При нашем приближении они неохотно поднимались и низко летели над белесоватой водой. Вдали уже показался «Пётр», слегка прикрытый низким туманом. Ещё дальше горела старуха «Елизавета». Беспойск приказал сжечь её, чтобы за нами не могло быть погони. Панов торопил гребцов. И в это время с берега закричали.

Мы остановились, крик повторился. По-видимому, кричали нам.

— Не случилось ли чего? — спросил Панов. — Греби к земле.

Мы начали приближаться к скалистому берегу. Там, в редком тумане, стоял Паранчин, рядом с ним кто-то ещё и два белых оленя.

— В чём дело? — спросил Панов снизу.

— Подъезжай!

Байдарка подошла к берегу. Паранчин бросил большой мешок вниз и сам скатился следом за ним. Во второй фигуре на берегу я узнал Лукерью Ивановну, жену Паранчина. Лукерья Ивановна гукнула на оленей, и они шарахнулись в сторону. Сама же она скатилась вниз, как и её муж.

— Куда ты? — спросил Панов, видя, что Паранчин лезет в байдарку.

— В царство небесное еду, — серьёзно ответил Паранчин. — Начальник мне разрешил.

— А она?

— Она нам стряпать будет в царстве небесном.

Я посмотрел на Панова умоляюще. Он засмеялся и не стал возражать.

Когда мы подошли к кораблю, всё уже было готово к отплытию. В нашу байдарку спустили заложников из крепости: казачьего сотника, Лемзакова, штурмана Софьина. Софьина Беспойск назначил начальником крепости, и ему он передал все расписки на взятую нами казну, провиант и меха.

Байдарка с заложниками отчалила от корабля. Беспойск приказал вертеть кабестан и поднимать якорь. Слабый ветер дул с берега. Штурман Зябликов закричал, какие паруса надо ставить.

«Пётр» начал медленно выходить из Чекавки. Ссыльные и охотники молча стояли на палубе, глядя на знакомые берега. Вдруг из каюты вышел Хрущёв.

Должно быть, он спал перед этим. Сонными глазами Хрущёв оглядел берега, понял, что мы отходим от Камчатки.

Он закричал не своим голосом:

— Свободны!.. Свободны!.. Ура!..

И бросился обниматься с Беспойском. Потом он обнял Панова, Батурина, охотников и всех остальных. Все ссыльные последовали его примеру. Они поздравляли друг друга, кричали, обнимались. Слышались рыдания.

Вдруг Беспойск взошёл на свой капитанский мостик и закричал в рупор:

— Десять тысяч ведьм!.. Ребята, стреляй из пушек! Прощальный салют Камчатке, семь выстрелов!

Немедленно пушки были заряжены. И в тот момент, когда солнце показалось над берегом, с палубы «Петра» прозвучало: «Бах!.. Бах!..»

Семь раз это эхо с берега повторило выстрелы. Затем Беспойск велел ставить все паруса.

Под свежим ветерком корабль «Пётр» вышел из Чекавинской гавани и, немного наклонившись на левый борт, стал забирать к югу.

Часть вторая

Камчатка — Париж

1. В море

До того времени мне приходилось плавать только на байдарках и батах по реке Большой и вдоль берегов Камчатки, поэтому корабль «Пётр» показался мне огромным и надёжным судном. На самом же деле был он, как это потом выяснилось, очень старым двухмачтовым галиотом голландского типа, каких в России много строилось при Петре I. Вместимость его была двести сорок тонн, и в воде он сидел на восемь футов. На палубе корабля лежали парусная шлюпка и вёсельная лодочка. А на мачтах было десять больших парусов, каждый из которых имел своё назначение.

Вооружён корабль был хорошо. На нижней палубе стояло восемь пушек да четыре мы захватили с собой из крепости. С такой артиллерией мы чувствовали себя в полной безопасности, потому что во всём Охотске не набралось бы столько пушек.

Одно только было плохо: на корабль насело слишком много народу. Рассчитан он был на пятьдесят, нас же оказалось девяносто шесть. В число этих девяноста шести входило:

Ссыльных …………………………………………… 8

Охотников и рабочих ………………………… 32

Матросов с «Петра» и «Елизаветы» …… 39

Остальных …………………………………………… 17.

Остальные, это были: я и Ванька, три штурмана, два канцеляриста, Паранчин с женой и ещё семь женщин — жёны охотников, две крепостных Судейкина и жена Андреянова. Жена Андреянова была рыбачка, и звали её Калиста. Матрос женился на ней за два дня до нашего отхода из Большерецка. Кроме того, ехал с нами большерецкий купец Чулошников, хозяйственный, но глуповатый парень. Он думал разбогатеть в Государстве Солнца. Беспойск взял его с собой для засолки рыбы и надзора за провизией.

Подсчёт людей на корабле был произведён уже после того, как мы подняли паруса. Высадить никого нельзя было. И мы долго ссорились и ругались, прежде чем каждый нашёл себе местечко для спанья.

Беспойск поместился в капитанской каюте, офицеры — в офицерской. Одну каюту отдали штурманам. Матросы остались в прежнем помещении. А нам, всем остальным, пришлось расположиться на второй палубе. Мы с Ванькой и Нестом примостились на полу, у крайней пушки. За пушкой, с другой стороны, поселились Паранчины. А дальше на полу, вперемежку со следующими пушками, — охотники и рабочие.

Несмотря на такое обилие народа, продовольствием мы были обеспечены больше чем на месяц. В кладовках и трюме у нас было:

Муки ………………… 100 пудов

Рыбы ………………… 120»

Солонины …………… 50»

Китового жиру …… 30»

Сахару ………………… 12»

Чаю ……………………… 12»

Сыру и масла ……… 10»

Водки …………………… 5 бочонков.

С такими запасами мы рассчитывали если и не доехать до Тапробаны, то хоть попасть в тёплые страны, где можно было легко обменять кое-какие вещи на новое продовольствие. А менять было что.

Прежде всего у нас было сто двадцать ружей, не считая тех, что находились на руках. Сто сабель, шестьдесят пистолетов. Различных железных изделий — топоров, гвоздей и лопат — пудов пятьдесят. Из комендантской большерецкой казны мы захватили:

Соболей ………… 1900

Бобров …………… 748

Лис ………………… 682.

Кроме того, много мелкого меха и двести пятьдесят шкур медведей. Беспойск говорил, что в Китае за эти меха мы получим миллион испанских пиастров. Поэтому мы не боялись, что помрём с голоду в пути.