Сновидения - Нора Робертс

– У меня тоже Рождество никогда не ассоциировалось с жареным гусем и сливовым пудингом. Обычно я заваливался к какому-нибудь дружку либо мы компанией просто болтались по улицам.

– И охотились за очередными лопатниками.

Он весело взглянул на жену.

– Ну, надо же было как-то праздник отметить!

– Да, без этого нельзя. Я обычно брала дежурство, чтобы сотрудники, у которых были семьи, могли встретить праздник дома. А уж когда мы подружились с Мейвис, мы всегда что-нибудь придумывали. – Она внимательно посмотрела на серебристого оленя. – Почему это называется оленьей упряжкой? Что это за слово такое?

– Чтобы Санта мог управлять санями, ему требуется оленей запрячь. Это называется упряжка.

Ева покосилась.

– Точно. В общем, для нас с Мейвис Рождество всегда означало в первую очередь обильные возлияния.

– Можем возродить традицию. – Рорк подлил ей шампанского.

– Однажды она вытащила меня на каток. – От воспоминаний Ева рассмеялась и – какого черта? – выпила еще. – Мы уже успели изрядно поднабраться, иначе ей было бы ни за что меня не уговорить.

– Я много дал бы, чтобы на это посмотреть.

– Она, надо сказать, каталась лихо. А какое на ней было пальто! Розовое с фиолетовыми цветами по всему подолу – с ума сойти! А волосы она покрасила в красный и зеленый – цвета Рождества.

– В этом она и сейчас не изменилась. Я все думаю: ведь надо же было раздобыть себе это жуткое серое пальто, которое ты у нее тогда одолжила! – Он достал из кармана пуговицу, с которой не расставался, ту самую, что отлетела от злополучного пальто, когда они впервые встретились.

– Наследие тех времен, когда она была воровкой. Она называла его «растворись в толпе и не выделяйся».

– А… Тогда все ясно. – Рорк убрал пуговицу назад. – И как ты, лейтенант, чувствовала себя на льду?

– Главное – держать равновесие и двигаться. Я не падала. Мейвис тоже не падала бы, если бы ее не тянуло на все эти вычурные вращения, из-за которых то и дело она плюхалась на попу, а то и лицом вниз. Она вся была в синяках, но даже через час этого катания мне пришлось уводить ее силком. Лед, кстати, такой холодный!

– Да, я слышал. Надо как-нибудь попробовать.

– Покататься на коньках? – Она взглянула с неподдельным ужасом. – Ты? Со мной?

– То есть мы с тобой. Как-то зимой мы с Брайаном и еще кем-то из ребят стащили несколько пар коньков. Лет нам было по четырнадцать-пятнадцать. Вздумали поиграть в хоккей. По дублинским правилам. Что означает – без всяких правил. Господи, какие у меня потом были синяки!

– Ну, разве что в хоккей, – задумалась Ева, продолжая наряжать елку. – По крайней мере, в этом есть какой-то смысл. А просто катание – это значит привязать на ноги пару лезвий и выписывать круги по замерзшей воде. Какой в этом смысл?

– Как какой? Расслабиться, потренироваться, повеселиться.

– Кажется, мы тогда изрядно повеселились. Но мы были пьяны. Во всяком случае, под градусом. Помнится, в довершение всего мы вернулись ко мне и наклюкались по полной. Теперь это ее квартира, она там живет. Вместе с Леонардо и Беллой. Если подумать, это даже как-то странно.

– Жизнь не стоит на месте, она меняется. – Рорк помолчал, чокнулся с ней шампанским. – Точнее сказать, мы сами ее меняем.

– Наверное. – Она поняла, что тоже немного пьяна, и это было чудесно. – Взять нас с тобой. Мы наряжаем елку. Наверное, и они купили елку себе в дом, который когда-то был моим. Она и в те времена притаскивала жиденькую искусственную елочку, из года в год, и не отставала, пока я не соглашалась ее поставить. А потом сразу уносила – знала, что иначе я ее просто выкину на помойку. Но я сейчас думаю, она была права: это добавляло в атмосферу немного праздника.

Рорк обнял ее за плечи.

– Надо их пригласить. Выпить по случаю скорых праздников. Посидим вчетвером, только мы и они. Нет, впятером, у них же ребенок.

– Было бы здорово. – Она прижалась к нему, рассматривая зажженную гирлянду и макушку. – И елка у нас получилась хорошая. Мы с тобой не хуже эльфов. Мы ведь позовем гостей, да? Закатим гулянку с кучей близких друзей, вкусной едой и таким количеством выпивки, чтобы все танцевали как безумные.

– Позовем. Если ты заглянешь к себе в календарь – который ты так упорно игнорируешь, – то увидишь, что гости туда уже внесены.

– Если, как ты говоришь, я игнорирую календарь, откуда, по-твоему, я знаю про гостей?

– Догадалась.

Поскольку он был прав, Ева просто рассмеялась и развернулась к нему лицом, обхватив за пояс.

– А знаешь, что мне после всего этого хочется? После елки, после воспоминаний… При мысли о предстоящей грандиозной вечеринке? Мне хочется заняться с тобой сексом, да еще каким…

Она запрыгнула на него, обхватив ногами, и повалила на постель. Галахад проснулся, смерил их возмущенным взглядом и спрыгнул на пол.

– И каким же? – поинтересовался Рорк.

– Сейчас увидишь. Скажи, если будет больно.

Она завладела его ртом – лучшее начало, – легонько куснула, едва коснувшись зубами, после чего жадно впилась в губы, и их языки встретились.

Это было все, что ей нужно от жизни.

Можно было отбросить все неудачи и разочарования прошедшего дня, даже скорбь, которую она носила в себе и изо всех сил держалась, чтобы не дать этой скорби выйти на поверхность и помешать расследованию. Здесь, с ним, эмоциональное истощение, которое она испытывала с момента обнаружения двенадцати несостоявшихся жизней и неосуществленных надежд, немного отступило. Здесь было счастье. И она возьмет его и не упустит. И только будет смотреть, как оно распускается подобно цветку.

Ощущение под собой его сильного тела. Быстрые, умелые прикосновения его рук. И долгий, прожигающий насквозь поцелуй.

Он почувствовал, как она расслабилась, как из нее ушло напряжение, тревога, не покидавшая ее даже когда они наряжали елку. С нее словно пали оковы, слетели в сторону. Теперь это была просто его Ева, его женщина, теплая и пылкая. Пьющая его любовь и отдающая свою.

Он выдернул ее рубашку из-под ремня, сгорая от нетерпения добраться руками до ее кожи – такой гладкой кожи на этой длинной, узкой спине. И, к своему изумлению, обнаружил, что она так и не сняла кобуры, а они этого даже не заметили.

– О черт! – проворчал Рорк, ища застежку.

– Фу ты! Забыла. Погоди! Сейчас.

– Нашел. – Он высвободил ее плечи. Проигнорировал ее недовольное выражение, когда скинул кобуру на пол. – Теперь вы безоружны, лейтенант.

– Оружие сейчас нужно тебе.

Он рассмеялся и перекатился, меняясь с ней местами.

– Когда ты со мной, оружие у меня всегда наготове. Мой любимый коп.

Теперь уже он покусывал ей губы, одновременно расстегивая ее рубашку.

– Да ты все еще в костюме! – возмутилась она и стала стягивать с него пиджак. – Сколько же на тебя надето!

– Спешить нам некуда.

– Это ты за себя говори.

– Ах, вот так, значит? – Он с готовностью подчинился, просунул руку в ее расстегнутые брюки и мигом довел ее до оргазма.

Когда она вскрикнула от удивления и блаженства, он приник губами к ее шее.

– Никакой особой спешки.

Он нащупал губами ее трепещущий пульс, затем переместился к груди, такой крепкой, такой гладкой, под которой отбивало ритм ее сердце.

Ее тело всегда доставляло ему неизъяснимый восторг и изумление. Такое стройное, крепкое. Тренированные мышцы под шелковистой кожей. Он знал, где прикоснуться, чтобы заставить ее затрепетать, и где поцеловать, чтобы у нее перехватило дыхание.

Сейчас он проделывал и то и другое, одновременно сдергивая с себя одежду, пока она судорожно освобождалась от своей.

Вот он, мой мужчина, подумала она, вот он, обнаженный и жадный до ее тела. Знакомый до последней клеточки – и оттого еще более желанный. Роскошные волосы, рассыпавшиеся по ее коже, могучие плечи, узкие бедра.

Она обхватила пальцами его «оружие» и готова была направить в себя, но он вместе с ней приподнялся. Ее руки тесно сомкнулись вокруг его шеи и крепче притянули к себе.

И она слилась с ним.

По ее телу проходили блаженные вибрации, она опустила голову и прижалась лицом к его плечу. Ее охватила непередаваемая гамма чувств, и казалось, что отдать – и взять – больше того, что уже отдается, уже невозможно.

Потрескивающий огонь отбрасывал тени и озарял спальню приглушенным светом. Елка мерцала радостными огоньками.

И снова их губы встретились и застыли.

Она двигалась с ним в такт. Она была вся вокруг него. Потом ладонями обхватила его лицо, отчего сердце его забилось еще чаще.

Только с ней у него происходило это слияние любви и вожделения. Только она умела предугадать любое его желание, исполнить любую прихоть, даже такую, о какой он и сам не помышлял.

Она изогнулась дугой, охваченная экстазом. Свет очага пронизывал ее волосы и придавал глянцевый блеск коже. Он в последний раз приник губами к ее шее – чтобы ощутить ее вкус, унести его с собой на вершину блаженства. И достиг пика одновременно с ней.