Убийца читал Киплинга (Где и заповедей нет) - Джо Алекс

Джо сорвал веточку можжевельника и, держа ее в руке и не повернув головы, пошел назад. Оказавшись на дороге, он почувствовал внезапный сильный голод и с удовольствием заметил струйку дыма, поднимающуюся над одной из труб дома.

Столовая была расположена слева от холла. За огромным столом, окруженным двумя десятками кресел, не было еще никого, но стоящие полукругом приборы на одном из концов стола свидетельствовали, что завтрак может начаться в любую минуту.

— Яйца и бекон, мистер? — спросила пухленькая горничная, мгновенно возникшая в приоткрытых дверях.

— Очень хорошо! Я первый, да?

— Да. Но сейчас все начнут спускаться к столу. Мы здесь встаем рано, мистер.

Алекс бросил взгляд на часы. Было без четверти восемь. Послышались шаги на лестнице. Кто-то спускался и через мгновение показался в холле.

— Добрый день! — Джеймс Джоветт, одетый в безукоризненно белую рубашку и безупречно отглаженные фланелевые брюки, вошел в столовую и сел напротив Алекса. — Как прошла ваша первая ночь в Мандалай-хауз? Видели дам в белом или упырей, потрясающих цепями?

— Увы… — Джо развел руки в своем излюбленном жесте.

— Я думал, что таким людям, как вы, мистер, они показываются чаще, чем нам, простым смертным…

Джоветт рассмеялся, потянулся за хлебом и стал медленно и старательно мазать его маслом.

— Я скорее специалист по призракам, которые скрываются в умах людей и делают все возможное, чтобы никто их не заметил, — вежливо и серьезно ответил Джо. — Что же касается цепей, то обычно они появляются в конце. Мне не снились плохие сны. Но, несмотря на это, я не очень хорошо спал. Проснулся в пять, может быть, чуть позже, погулял по полям. Здесь чудесные окрестности.

— Да. Великолепные. К сожалению, призрак, который живет в моей ноге, а не в моем уме, говорит мне, что погода переменится. У нас, англичан, ревматизм в крови, как у других сонная болезнь или малярия. Мне кажется, давление понижается.

Они обменялись еще несколькими ничего не значащими фразами о погоде, а когда появились яйца, кофе и бекон, тихо шипящий на серебряных сковородках, согласно умолкли на минуту.

Каролина возникла в дверях в джинсах и светло-зеленой, почти белой блузке.

— Добрый день! — весело приветствовала она их. — Где остальные?

Мужчины поднялись с мест.

— Еще очень рано, — Джо посмотрел на часы. — Ты сядешь с нами?

— Чуть позже… Садитесь, господа, прошу вас! — не входя в столовую, она показала термос, который держала в руке. — Я сейчас вернусь, но сначала хочу отнести кофе в павильон. Ровно через пять минут наверху лестницы покажется дедушка. Он заканчивает завтрак у себя. С ранней весны до поздней осени, пока холода не вынуждают его работать в доме, он точно в восемь идет в павильон. И его непременно должен ждать там термос с кофе! Четыре сорта черного бразильского кофе, смешанные в соответствующих пропорциях и смолотые в ручной мельнице! — Она рассмеялась. — Дедушка утверждает, что я единственный человек в мире, который умеет заваривать настоящий кофе. Он верит, что каждая чашечка кофе дарит ему еще двадцать лет для работы. Поэтому там всегда должно быть три чашки, от которых к десяти уже и следа не остается, естественно. Но благодаря им дедушка работает до часа дня без малейшего перерыва. Боюсь, что столько кофе ему вредно, ведь сердце девяностолетнего человека уже не то, что у двадцатилетнего…

— Господину генералу ничто не в состоянии повредить, — Джоветт едва заметно подергал плечами. — Он будет жить так долго, пока его это не утомит. Судя по активности старика, такое произойдет не скоро.

— Дай Боже… — свободной рукой Каролина помахала им на прощание. — Я вернусь через пять минут, Джо. Не попросишь ли ты Джейн принести мне только чай и пару тонких гренок? Я не так незыблема, как дедушка Джон, и моя фигура… — с показным ужасом она взглянула на свои мальчишеские бедра и длинные ноги, обтянутые узкими джинсами. Потом вышла, прежде чем они успели запротестовать.

Джоветт рассмеялся:

— Уж если мисс Бекон говорит, что должна следить за фигурой, то что делать нам? Я начинаю все чаще тосковать о том времени, когда был в школе и пробегал милю за четыре минуты… правда, с секундами, но все равно быстрее всех соперников, которые оказывались рядом. Боюсь, что лень и отвратительная привычка читать газеты после ленча деформируют фигуру мужчины в сто раз быстрее, чем тело женщины. Я постоянно имею дело с моделями и вижу, что мужчины раньше полнеют, чем женщины, хотя все убеждены, что наоборот. Поэтому, в частности, меня немного утешает здешняя работа с копиями. Это тяжкий физический труд.

Джо взглянул на аппетитно поджаренные кусочки бекона и вздохнул.

— Я голоден! — сказал он с комическим испугом. — Но, когда я слушаю вас, мистер, все вкусное внезапно перестает мне нравится. Единственный живой человек, которого я действительно боюсь, это жизнерадостный господин с брюшком, которого я могу когда-нибудь увидеть в зеркале, оставшись один в комнате. Толстячок с моими чертами лица. Работа за столом… — он махнул рукой и принялся за бекон.

— А я был убежден, что вы ведете чрезвычайно подвижный образ жизни. Во всяком случае, так пишут о вас газеты.

— Газеты! Кто бы их читал, если бы они писали правду о банальной жизни героев их сенсаций? В действительности же почти семьдесят пять процентов взрослого населения во второй половине двадцатого века…

Он вдруг замолчал. За открытыми дверями холла послышались приближающиеся медленные, осторожные шаги. Широкие, ведущие в холл ступени кончались тут же, при входе в столовую, поэтому сначала они увидели трость и только потом генерала, опирающегося на плечо Чанды.

— Добрый день! — Джон Сомервилль остановился в дверях и окинул мужчин, сидевших за столом, взглядом своих маленьких, почти невидимых под нависшими белыми бровями глаз. Его высокий, пронзительный голос казался еще выше, отраженный смешливым эхом.

— Продолжайте, пожалуйста, господа! Я уже позавтракал. Приятного аппетита!

Он пошел дальше, а вслед за ним неотступный страж, маленький бирманец, одной рукой поддерживающий генерала, а в другой несущий небольшую папку из черной кожи. Они скрылись. Еще минуту слышались их медленные шаги по каменному полу холла. Сомервилль громко сказал что-то, но Джо не расслышал. Потом, уже у входной двери, он добавил еще что-то, и наконец его голос раздался в саду, а потом затих в отдалении. Все свидетельствовало о его отличном настроении. Алекс непроизвольно улыбнулся при мысли о том, что привело генерала в столь хорошее настроение. Джоветт заметил его улыбку и понял ее по-своему.

— Старый разбойник! — убежденно сказал он. — И все же трудно его не любить. Он принадлежит к поколению, которое уже вымерло. Самым блистательным его представителем был Черчилль. Бескомпромиссный, циничный, на свой лад любящий Англию и без малейшего колебания готовый отдать за нее жизнь, при условии, что она навсегда останется такой, какой он ее застал в тот момент, когда появился на свет. Но почти все они уже умерли, а Англия изменилась.

Джо что-то неопределенно ответил, они обменялись еще несколькими словами о текущих политических событиях.

Появились и заняли свои места за столом профессор Снайдер, его дочь и спустившаяся тут же за ними Мерил Перри.

Дороти Снайдер как будто изменилась со вчерашнего вечера. Джо заметил это почти сразу, хотя сначала не мог понять, в чем именно. Девушка была оживлена, ее глаза блестели, и чуть ли не с порога она затеяла с Джоветтом дискуссию о современном искусстве, которое, как оказалось, она в принципе отрицала якобы из-за отсутствия коммуникативности. Джоветт отвечал с добродушной иронией и явно пытался изменить тему беседы.

Во время завтрака Джо несколько раз почувствовал на себе внимательный взгляд Мерил Перри. Она молчала, а когда их глаза встречались, переводила взгляд на тарелку. Неожиданно вспыхнувший на ее щеках румянец объяснил ему все прежде, чем со стороны двери прозвучало тихое:

— Доброе утро! Кажется, сегодня будет отличная погода?

Коули на секунду задержался, но места по обе стороны от Мерил были уже заняты, поэтому он сел напротив нее, рядом с Алексом.

— Добрый день, господин инженер! — Джоветт просиял при виде вновь пришедшего. — Кажется, вы что-то сказали о хорошей погоде? Как вы знаете, я готов все сделать для вас, но опасаюсь, что будет дождь. Барометр падает, а с ним и ваши шансы на непогрешимость.

Все было сказано так вежливо, что Коули, грозно нахмуривший брови при первых словах Джоветта, только буркнул:

— Я не стремлюсь к непогрешимости. Я только выполняю свои обязанности всегда. — И отвернулся от своего собеседника. Он был одет в красную рубашку, пожалуй, слишком контрастирующую с серыми брюками.

Джоветт, искоса взглянув на Алекса, сделал шутовскую мину и открыл рот, чтобы что-то сказать. Джо не сомневался, что это будет замечание о красной рубашке несчастного металлурга. Но, к счастью, вошла Каролина.