Тайна княжеского наследства - Нина Кирпичникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сон Элены
Она сидит в гондоле. Корсет сдавливает грудь, длинная юбка требует постоянного внимания. Мелодичный голос гондольера словно убаюкивает. Мужчина рядом. Держит ее за руку и нашептывает что-то на венецианском диалекте. Она кокетничает с ним. Зачем? Лодка стукнулась в бревна причала. Пока гондольер закреплял канат, она пыталась изловчиться и встать в этом платье! Ее спутник уже на пристани, протягивает ей руку. Лодочник поддерживает ее… В общем, высадка прошла успешно. И под ногами больше ничего не качалось! Входная дверь была гостеприимно распахнута, и с маленького деревянного помоста, на котором с трудом помещались он, она и ее платье, они с облегчением шагнули внутрь – на сушу.
Что еще Элена помнила из этого сна? Она действительно попала в прошлое. Электричества не было. Замысловато наряженный слуга держал канделябр со свечами, антикварная по стилю мебель выглядела совсем новой. Ужин состоял из изысканных морепродуктов и тосканского вина. Потом была ночь любви…
Элена не узнавала себя в этих декорациях. Это было похоже на временное переселение в другое тело и вдобавок в другую эпоху. Женщина, в чью жизнь она погружалась в своих снах, была на нее похожа и все же была другой… Ее сон о пустыне, ночной разговор о наследстве, встреча с красавицей в алом на петербургском балу, и, наконец, последний, венецианский сон – были ли это случайные, не связанные между собой фрагменты? Или все это кусочки одной и той же истории.
Вспомнила самый первый сон – там она была женщиной средних лет, примерно, как сейчас. В разговоре с пожилым владельцем фотографии – была немного помоложе. В следующем сне, на балу, она разговаривала с молодой женщиной старше себя, значит, сама была совсем юной. Ну а в последнем сне – ощущала себя в самом расцвете молодости и красоты.
Да, возраст везде разный. Места снов тоже меняются: пустыня, темный кабинет, бальная зала, венецианский палаццо. Все говорит о том, что это – четыре несвязанных друг с другом сюжета. Но почему это с ней происходит? И могут ли сны транслироваться регулярно, как сериал по выходным?
Размышляя обо всем этом, Маркони едва не опоздала на встречу. Потерявшись в переулках, она долго не могла выйти к Гранд-каналу. Потом, чтобы наверстать время, ей пришлось сесть на вапоретто.
– Buongiorno, Elena! Buona giornata! Ben arrivata! Molto contento di vederti! Come stai?[16]
Совершенно счастливый итальянец тряс ее руку и говорил безостановочно и нараспев. Ответов на вопросы он не ждал, задавал все новые и новые: как устроилась, хорошо ли спала, как позавтракала, как поужинала, как добралась…
– Tutto e benissimo! Grazie! Andiamo guardare questo diario![17] – с трудом вставила Элена.
– Sì-sì-sì, Andiamo! Presto-prestissimo![18]
Но еще в течение не менее получаса Распоно знакомил ее со всеми сотрудниками, показывал экспозиции, лаборатории, библиотеку.
Глава двадцатая. Что случилось на самом деле
Вернемся к трагическим событиям пасхальной недели 1872 года. Прошло два дня после исчезновения Елизаветы Александровны Лазаревой. В канцелярии съезжего дома Спасской части весь день кипела работа. Только к вечеру толпа просителей схлынула. Околоточный надзиратель сидел за столом и занимался бумагами. Двое городовых, сменившихся с поста, сидели у окошка и ждали участкового пристава для доклада.
– Ну и денек! Я-то с ног сбился, скольких потерпевших сюда приводил. Там драка, тут кража, тут постояльцу трактира морду набили – платить не хотел! – делился пожилой усатый полицейский.
– А погода-то какая – благодать! В конце апреля разве такое бывает? – мечтательно проговорил молодой, по фамилии Бражников.
– Да, благостная нынче Пасха выдалась.
– Я-то на проспекте дежурил – эх, так весь день в тени и простоял.
Сумерки сгущались. Молодой полицейский прошелся по конторе взад и вперед и снова заговорил:
– Я тут слышал, что пропавшая эта, ну, которой приметы городское начальство разослало, вроде как нашлась.
– Да, нашлась. Мертвая. Говорят, самоубийство. Вот как раз к нам-то и доставили. Сейчас там доктор осмотр проводит.
– И что это, из-за девчонки такой сыр-бор подняли?
– Да, девчонка-то, говорят, непростая оказалась. Чья-то там полюбовница, – при этом городовой указал пальцем вверх. – Вот начальство и старается.
– Ох, и чего ж не жилось-то?
– Кому?
– Да девице этой… Лазаревой, кажется? Вот…
Бражников прервался, потому что в это время дверь, ведущая во внутренние помещения, открылась и в канцелярию вошли пожилой мужчина и молодая дама. Городовые поднялись.
– Соболезнуем, – сказал усатый, носивший фамилию Егоров.
– Спасибо, – раздался мелодичный голос. Дама внимательно посмотрела на одного, потом на другого и улыбнулась. Егоров и Бражников так и остались стоять, замерев.
В это время из внутренних дверей выехала тележка, на которой лежало тело девушки в сиреневом платье. Тележку вез доктор Лихтенберг. Раздался голос участкового пристава:
– Егоров, Бражников! Ко мне! Надо тело сопроводить.
Полицейские бросились помогать. Вывезли тележку на улицу. К их удивлению, у входа стояла обычная карета.
– Надо бы это… повозку специальную. Неудобно в карете будет, – проговорил один из полицейских.
– Служба у вас трудная, как я погляжу, – ласковым голосом обратилась дама к городовым. – Целыми днями все с людьми, с людьми. Мирите, спасаете, защищаете…
Те, не произнося больше ни слова, приподняли тело и поместили внутрь кареты. Александр Васильевич Лазарев и его спутница сели так, чтобы придерживать тело девушки с двух сторон.
Полицейские стояли рядом и хлопали глазами.
– Ну, с Богом! – напутствовал доктор Лихтенберг.
Дама высунулась из окошка и что-то тихонько ему сказала. Он усмехнулся и закивал. Когда карета скрылась за поворотом, доктор щелкнул пальцами.
– Идите-ка домой, ребята. Дежурство ваше уже давно кончилось.
Егоров и Бражников в недоумении посмотрели друг на друга, пожали плечами и поплелись каждый в свою сторону.
* * *
Карета принадлежала княгине Анне Дмитриевне Волховской. Сидя внутри, Александр Васильевич бережно удерживал неподвижное тело дочери. Но как только экипаж тронулся – девушка пошевелилась и тихонько застонала.
– Бррр, как холодно! – пробормотала она и открыла глаза.
– Выпей это, дитя мое, – сказала княгиня, протягивая ей пузырек с темно-красной жидкостью. – Станет легче.
– Как же это вам удалось? – спросил Александр Васильевич.
– Что удалось?
– Лиза была ну прямо как мертвая. У меня самого сердце остановилось!
– Это специальный препарат. Он замедляет жизненные процессы в организме, – княгиня, удостоверившись, что девушка приняла лекарство, закутала ее в теплую шаль.
– Но
