Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки - Александр Тюрин

Как в Перу прилетели, я получил первые поощрительные бабки — пятьсот баксов. То есть, это счастье случилось в Лиме, но тратил их уже в Куско, куда мы перебрались из столицы на летаке. Из этого города лежала прямая дорожка в портик Мольендо, откуда мы должны были отплыть до точки назначения. В Куско я, конечно, пошел куролесить по местным кабакам. Может, стоило вести себя более цивилизованно, но ведь никто никогда не учил меня хорошему времяпровождению.

Чудесные это места, доложу вам. Зубастый горный горизонт, дома-аркады в два яруса, балкончики, вьющиеся растения, слегка удушающий воздух, с помощью которого выпивон действует в два раза круче, плюс местный пипл с каркающими голосами и махающими руками. Мы киряли вначале с Кукиным, потом он куда-то отпал. Его фамилия чудесным образом резонировала с названием местной общеупотребительной наркоты — листьев куки, которые к тому же являются основой всемирно известного кокаина.

В общем, в середине ночи я бродил вокруг доминиканского монастыря, который приходился ровно на то самое место, где некогда сверкал золотом Кориканча, инкский дворцово-храмовый комплекс. И мощную каменную кладку, оставшуюся от инков, можно было пощупать.

Мои телеса стали терять жар и подмерзать, надо было подаваться обратно к отелю, но я все бродил — это местный напиток «чича», верно, был всему виной. Да если признаться, нюхнул для куража и кокаина. Поле зрения сузилось, я даже не мог сообразить, куда мне надобно свернуть. Несколько раз попадались навстречу местные товарищи, но их неславянские физиономии вызывали некоторую оторопь. Когда я все-таки напрягал горло для произнесения звуков, рожи уже успевали растаять в ночном тумане. Потом они стали казаться мне какими-то пятнистыми, даже клыкастыми и очень плотоядными. Я, естественно, старался не обращать на это дело пристального внимания.

Но что-то большое и пернатое забило крыльями надо мной, отчего крайне неуютно почувствовало себя мое темечко. Что-то зашипело около ног и я стал передвигаться скачками. Неясное же рычанье наполнило мои жилы трепетом бздения. С каждой секундой кожу саднило все больше, будто ее обдирали скребками, а шейные позвонки стало покалывать, будто им надоело общество друг друга. Встречаемые по дороге личности уже ни в какие ворота не лезли — они несли на коротких шеях головы квадратные, бурые, с лишними глазами и ушами. Головы были защищены шлемами из черепов змей, акул и больших кошек, а вместо животов будто бы виднелись внутренние органы, кишки, печенки, неприкрытые кожей. Я закружился на месте, пытаясь не допустить, чтобы какой-нибудь монстр бросился на меня со спины. Но движения мои замедлялись, становились скованными, я словно залипал в смоле. И при этом, конечно, весь вспотел и завибрировал от ужаса.

Но вдруг послышался голосок, не такой резкий и каркающий как предыдущие, а скорее даже нежный и ласковый:

— Hola, amigo.

— Hola, amiga. Tengo prisa. Que quieres? — отозвался я заученной фразой, мол, занят. Однако продолжил. — Entiendes el ruso? — Дескать, понимаешь ли по-русски. Чем черт не шутит, шлюхи-то они на всех языках лопочут.

— Un poco. Si hablas despacio.

Я оказался прав. Индеанки, или там метиски городка Куско немного разумели по нашему. Если точнее, amiga меня слегка понимала, хотя говорить по-нашенски не тянула. Прикид на ней был отнюдь не шлюховидный, никаких там коротеньких на ползадницы юбочек и вырезов до пупа. Скорее, народный был у нее наряд, фольклорное пончо и все такое. Я не большой специалист в этнографии, но мне показалось, что ткани какие-то особо стильные, и рисунок на пончо многозначительный в виде солярных и лунных знаков, и ожерелье классное из изумрудных головок разных зверей, и перо экзотической птицы в волосах.

Так вот, этот музейный экспонат подставил под руку хмельного бойца Хвостова свое плечо. Я, соответственно, облокотился с охотой и сразу почувствовал — девица-то ничего. Сразу вся напряженка куда-то уплыла. Никаких тебе пакостных рож, да и монастырь словно засветился золотом изнутри, от самого фундамента. Я, конечно, учел этот факт — как-никак именно здесь располагался храм Солнца.

Глаза мои словно застило золотистой пеленой и я стал различать сияющие абрисы деревьев, словно пьющих солнечный свет, и фигуры животных, которых как бы соткали небесные лучи. И пение разнеслось — так, похоже, голосили бы звери и птички разные, кабы владели мелодией и правилами вокала.

В сопровождении этих золотистых глюков мы с девицей зашли в кабак. Я там хлебнул чего-то возбудительного и стал общаться не только со своей новой подружкой-индеаночкой, но даже с попугаем ара на жердочке. Я им рассказывал про свои геройские подвиги и многочисленные таланты, про трагическую непонятость со стороны современников. При этом держался за гладкую индеаночкину кожу, упруго реагирующую на надавливания.

В общем, поразила меня любовная ракета класса «баба-мужик».

Обстановка потихоньку стала расплываться, я во имя стабилизации положения плотно облапил подружку, а она куда-то повела меня, все выше и выше. Потом пришли интенсивные, приятные, но не очень понятные ощущение. Девушкино лицо словно из расплавленного золота светило мне из зенита, грудки и бедра ее сияли, излучение ее тела проникало в каждую мою клеточку.

— Айо, койа, — повторил я подсказанные кем-то слова.

И золотистая девица отозвалась:

— Ху, капак инка.

Ну, стремно. Она меня за какого-то инку принимает и поэтому так старается. Вообще-то, я не особо избалован по части приятных чудес, у меня в биографии идут сплошняком тяжелые беспросветные периоды — детство, отрочество, юность, зрелость, перезрелость. Чудеса, если случались, то разве что поганые, вроде моего призыва на войну. А теперь, получается, самое время проявлять оптимизм.

Только хотел я порадоваться, как увидел над собой, с позволения сказать, лицо полуженщины-полуягуара, не слишком-то милое. Золотой свет был испещрен темными пятнами. И каждый согревающий луч вошел в меня холодным острием. Вернее, воткнулся россыпью игл. Заиграл оркестр боли и я стал проваливаться в черноту.

Очнулся, когда меня ткнули под ребра дубинкой. Я сразу понял, до чего промерз, просто задубел, лежа около какой-то грязной стены. Надо мной склонялся местный гражданин, похоже, что в униформе.

— Quien es usted? — уточнил я профессию местного жителя.

— Soy policia. — Ну, все понятно, мент.

Он тоже решил кое-что узнать.

— Eres americano?

— No, soy ruso. De Rusia. — Мент наконец разобрался со страной моего рождения.

— Oh, Rusia. Vodka, balalaika, mucho bandites. — Перуанский мент выдал серию слов, относящихся, по его мнению, к моей родине. Но у меня не было сил возражать, все силы отняла ночь.