Размышляя о минувшем - Степан Калинин

— Недалеко время, когда мы посадим матушку–пехоту на машины, когда мощь Красной Армии будет оцениваться не только числом штыков, пулеметов и пушек, но и танков, боевых самолетов. Верю, что мне выпадет честь командовать танковой дивизией, а может быть, даже танковым корпусом.

С первой танковой ротой он побывал на тактических учениях во всех дивизиях корпуса — в Калинине, Туле и Калуге.

Триандафилов был человеком военным, что называется, до мозга костей. Его приезду обычно предшествовала телеграмма такого примерно содержания: «Командиру дивизии, руководящим работникам штаба, всем командирам от батальона и выше в такое–то время быть на такой–то высоте. Из полковых школ сформировать сводный батальон, которому там–то занять исходное положение».

В точно назначенное время к указанной в телеграмме высоте подъезжала машина командира корпуса. Сразу же начинались тактические учения. Всегда отрабатывался какой–либо новый вопрос. Занятия проходили в высоком темпе. После учения — короткий, но поучительный разбор. От внимания Триандафилова не ускользала ни одна сколько–нибудь существенная ошибка, допущенная командирами на учении. Анализируя недостатки, он тут же давал толковые, тщательно обдуманные советы, как избежать их в будущем.

Многие из нас, военных, в то время не очень любили выступать в печати. А комкор Триандафилов, напротив, старался широко пользоваться газетами и военными журналами для популяризации своих мыслей о механизации Красной Армии, о характере будущей войны. Многие его рассуждения по этим вопросам остаются актуальными и в наши дни.

Хотя и не долго пришлось мне служить под командованием В. К. Триандафилова (он трагически погиб при авиационной катастрофе вместе с одним из известных энтузиастов механизации Красной Армии К. Б. Калиновским), но я, как и другие командиры, многому научился у него. Прежде всего, пожалуй, его личный пример помог мне глубже усвоить огромное, а нередко решающее значение оперативности и четкости в военном деле. Проводить учения так, «как рекомендовал комкор Триандафилов», стало в корпусе своего рода традицией. И не раз вновь назначенный командир корпуса Иван Семенович Кутяков сердился, когда чуть ли не на каждом шагу слышал:

— Так нас (учил комвдр Триандафилов.

— Что вы все время твердите: Триандафилов, Триандафилов… Хороший был командир, слов нет, но молодой, без достаточного боевого опыта. Он у меня стажировался в должности командира роты, когда я уже корпусом командовал, — ворчал Иван Семенович.

Но довод был малоубедительным. Все мы с большим уважением относились к комкору Кутякову, видели в нем опытного, умного командира (каким он и был на самом деле), но долго еще не могли забыть Триандафилова.

Наши части входили в состав войск Московского военного округа, которым командовал тогда Иероним Петрович Уборевич. Мне неоднократно доводилось встречаться с ним по делам службы. Несколько раз он и сам приезжал в дивизию, руководил тактическими учениями.

Учения, или, как их тогда называли, маневры, под его руководством проходили интересно и увлекательно. Прекрасно зная военное дело, он умел удивительно четко и ясно поставить задачу, нацелить командный состав на ее успешное решение, добиться безупречных действий каждого подразделения в ходе обороны или наступления. При этом не сковывал инициативу участников учений. Если же тот или иной командир принимал неправильное решение, Уборевич тут же доказывал это ответными действиями «противника», строго учитывая реальные возможности и обстановку как одной, так и другой сторон.

Особенно интересными и полезными были проводимые им разборы учений. В каждом своем выступлении он непременно подчеркивал, что подготовка войск должна вестись с учетом реальных возможностей вероятного противника, а также всех факторов морального и материального характера, которые могут иметь место в будущей войне.

Рекомендуя командному составу при организации военных учений и игр обращаться к опыту прошлых войн и учитывать его, он в то же время советовал использовать этот опыт не механически, а творчески.

— Исторические события, — говорил Уборевич, — это зачастую неповторимые конкретные случаи. Было бы очень опасно для нашей армии в будущей войне слепое подражание примерам прошлого.

Много внимания на разборах командующий уделял вопросам всемерного укрепления дисциплины. Дисциплина, говорил он, должна быть глубоко внутренней и идти сверху вниз и обратно.

И. П. Уборевич запомнился мне как подлинный новатор в обучении и воспитании войск, особенно в совершенствовании работы штабов. Он возмущался непомерной громоздкостью некоторых наших штабов, обилием планов и других бумаг, порой никому не нужных, отрицательно сказывавшихся на мобилизационной готовности войск. И действительно, чтобы отмобилизовать, например, батальон, мы, по установившейся традиции, вынуждены были разрабатывать до десятка различных схем, сочинять такое же, а то и большее число приказов, распоряжений.

— Для чего столько бумаг? — задал мне вопрос Уборевич во время одной из очередных инспекторских проверок дивизии.

— Не я это выдумал, товарищ командующий. Так делалось всегда.

— Так принято, это верно. Но ведь в вашей власти упростить дело. Даю вам задание: в течение двух дней разработать примерные мобпланы для эскадрона, батальона связи и саперного батальона, чтобы каждый из этих планов умещался не более чем на одном обычном листе бумаги.

— Попытаемся сделать, товарищ командующий, но…

— Никаких «но». Планы должны быть готовы через двое суток. Потом изучим их и, может, будем рекомендовать всем дивизиям.

К установленному сроку мы составили примерные планы–схемы. Командующий внимательно проверил их, затем вызвал из Москвы группу работников штаба округа, вместе с ними уточнил некоторые детали. Практическую проверку реальности планов было решено осуществить на примере кавалерийского эскадрона.

Пробная мобилизация прошла на редкость успешно. К установленному сроку на сборный пункт в полном составе прибыли люди, доставлено необходимое число лошадей, вовремя получено все снаряжение.

— Опыт подтвердил, — отметил потом на разборе И. П. Уборевич, — что нет никакой необходимости разрабатывать несколько документов для мобилизации приписников в масштабе эскадрона или батальона. Достаточно одного плана–схемы. В результате штабы полков и соединений освобождаются от никому не нужной канцелярской работы и штабные командиры могут быть использованы для более важной организационно–практической деятельности. В начальный период войны это, как вы сами понимаете, будет иметь огромное значение.

Способности И. П. Уборевича как военачальника, организатора обучения и воспитания войск, а вместе с тем и вдумчивого руководителя штабной работы были поистине неистощимы. Однако большому человеку, даже очень талантливому, нередко присущи и недостатки. Не был в этом отношении исключением и Уборевич. При нем в округе существовало ничем не оправданное неофициальное деление старшего командного состава на две так называемые «школы» — старую и новую. Практически это выражалось в том, что часть командного состава (представители «новой школы») получала всевозможные привилегии, пользовалась особым уважением командующего, а другая часть (представители «старой школы», к которой Уборевич относил всех, чья точка зрения на обучение и воспитание войск не совпадала с его взглядами) находилась как бы в тени, далеко не всегда получала поддержку даже в осуществлении ценных начинаний. Так, например, по мнению Уборевича, не следовало придавать серьезного значения строевой выучке личного состава. Если же иные командиры, вопреки указаниям сверху, выкраивали время на строевую подготовку, командующий, не скрывая иронии, говорил:

— Сразу видна старая школа!

Подобное деление, естественно, не способствовало спаянности и сплоченности командного состава, отрицательно сказывалось на учебно–воспитательной работе.

Но, разумеется, эти недостатки носили частный характер. Они нисколько не умаляли достоинств И. П. Уборевича как командующего войсками, прекрасного знатока военного дела.

Советским людям старшего и среднего возраста, безусловно, памятны полные созидательного пафоса и в то же время трагических событий предвоенные годы.

Все мы радовались успехам в развитии народного хозяйства страны. Но чувствовалась какая–то нервозность, неуверенность и в гражданских организациях, и в войсках. Объяснялось это тем, что насаждавшиеся Сталиным нарушения революционной законности становились чуть ли не нормой поведения некоторых работников. В результате были репрессированы и погибли многие преданнейшие делу партии руководители партийных организаций. Массовые репрессии нанесли серьезный ущерб и Вооруженным Силам. В 1937 году были арестованы такие авторитетные, известные всей Красной Армии военачальники, как Тухачевский, Уборевич, Блюхер, Якир, Корк и многие другие. Этот удар обрушился на Вооруженные Силы СССР как гром среди ясного дня. Командиры и политработники, особенно те, которые лично знали подвергшихся репрессиям, терялись в догадках: неужели в самом деле это враги Советской власти?