Арфист на ветру - Патриция МакКиллип

Он переходил из одного помещения в другое. В одном обнаружились лужицы расплавленного застывшего золота и серебра, истолченные в пыль драгоценные камни, с которыми работали учащиеся. В другой – обломки костей маленьких, неизвестных Моргону зверьков. В третьей – постели, вернее, то, что от них осталось. Под одним из покрывал Моргон обнаружил кучку детских косточек... Тогда он повернулся и стал пробираться обратно – через пролом в стене, в вечерние сумерки. Но воздух вдруг наполнился немыми криками, а земля под ногами его мертвела с каждым шагом.

Он присел на груду камня, рухнувшего в углу зала. Ниже бесплодного гребня холма сбегала к искрошенным стенам россыпь городских крыш. Все дома здесь были деревянные. Моргон живо представил себе море огня, змеящегося берегом озера к лесам, сохнущим под жарким летним небом, – дождя не было уже несколько месяцев. Он уронил голову на руки и прошептал:

– И зачем меня сюда принесло?! Основатель уже однажды разрушил Лунголд; теперь он вместе со мной разрушит его снова. Волшебники явились обратно не для того, чтобы бросить вызов; они явились, чтобы умереть.

Ворона что-то прокаркала. Он снова встал, не сводя взгляда с грозных развалин, темной массой громоздящихся в прозрачном послезакатном воздухе. Мысленно окидывая взглядом руины, он уловил лишь воспоминания. Вслушавшись – только эхо имени, молчаливо проклинаемого все эти столетия. Плечи его поникли.

– Если они здесь, то хорошо спрятались... Я не знаю, как их найти.

Голос Рэдерле прорвался через вороний разум, что-то кратко заметив. Он повернул голову и встретился с темным, испытующим взглядом.

– Ладно-ладно. Я знаю, что могу их найти. Я могу проникнуть взглядом за их наваждения и разрушить их чары. Но, Рэдерле... Они великие волшебники. Они обрели свою мощь благодаря любознательности, трудолюбию, целеустремленности... Возможно, даже благодаря умению радоваться. А не получили ее, вопя не своим голосом в недрах горы Эрленстар. Они никогда не влезали в землезакон и не преследовали арфиста с одного конца Обитаемого Мира до другого, чтобы убить его. Может быть, я пригожусь им, чтобы сражаться за них здесь, но вот вопрос: доверяют ли они мне?

Ворона хранила молчание, и он погладил ее пальцами по груди.

– Знаю, – продолжил он. – Есть только один способ проверить это.

7

Он вернулся в развалины. На этот раз он полностью открылся всей муке разрушения и задержавшимся тут воспоминаниям об утраченном мире. Разум его, словно многогранный самоцвет, отразил все тени древней мощи – от треснувших камней, от нетронутой страницы из книги заклинаний, от самых разных орудий, которые он нашел близ мертвых, – колец, прихотливо вырезанных посохов, кристаллов, в которых застыл свет, скелетов неведомых крылатых зверьков. Он разобрал все уровни древней мощи, отыскал источник для каждого из них. Один раз, прослеживая происхождение тлеющего огонька и найдя лужицу расплавленного железа, он нечаянно разбудил его и понял, что само это железо было средоточием опасного знания. Взрыв подбросил ворону на шесть локтей в воздух и сбил несколько камней с потолка. Моргон машинально подчинился неведомой силе, удерживаясь от борьбы; ворона, возбужденно покаркивая, наблюдала, как он возвращается к своему облику из мощной глыбы, в которую вынужден был превратиться, повинуясь неведомым, уснувшим в разрушенном зале чарам.

Он взял птицу на руки, чтобы успокоить, дивясь одновременно хитросплетениям древнего волшебства. Чего ни касался его ум – дерева, стекла, пергамента, кости, – всюду таились частицы древнего могущества. Он продолжал исследования, терпеливо, дотошно, засветив обломок стропила, когда стало совсем темно. Наконец около полуночи, когда ворона задремала на его плече, разум его наткнулся на поверхность невидимой двери.

То было мощное наваждение; он и прежде замечал в подсознании эту дверь, но не видел сквозь нее и не испытывал побуждения ее отворить. Дверь была толстой, сделанной из дуба и железа, с запорами и засовами. Ему пришлось проложить себе путь через груды каменных осколков и обугленного дерева, чтобы открыть ее. Стены вокруг двери осыпались почти до земли; казалось, она разделяет лишь два опаленных участка между двумя разрушенными зданиями. Но сотворила ее с таинственной целью некая живая сила. Чтобы добраться до двери, Моргон вскарабкался по груде щебня, помедлил с минуту и приложил к ней ладонь. Неизвестный разум преградил ему дорогу – Моргон чувствовал под пальцами лишь мертвую древесину. Он попробовал еще и еще и наконец прорвался сквозь волшебную дверь, еще раз придя в смущение от всесилия своего дара. Он шел вперед, вдыхая запахи изъеденного червями дерева, заржавевших запоров и постигая мощь, которая утвердила их здесь.

Внезапно он шагнул вниз, во тьму. Ступени, скрытые мнимым образом опаленной земли, вели куда-то вглубь. Огонь его факела заколыхался и стал угасать – и тут Моргон понял, что за сила вступила сейчас в действие. Он сохранил свое пламя, ясное и ровное, подпитав его огнем из глубин своего разума.

Истертые каменные ступени, крутые и скользкие, вели вниз по узкому подземному ходу. Постепенно они делались все более плоскими, затем и вовсе пропали, и пустое, непроницаемое лицо тьмы поднялось позади тени Моргона, оттуда снова понесло гнилой древесиной и сырым камнем. Моргон дал своему факелу разгореться ярче; но тот был слишком слаб для здешних масштабов, для здешней сырости и мрака. Прохлада, подобная той, что бывает по ночам в горах, пронизала его. Ворона снова хрипло каркнула, и Моргон почувствовал, что она начала оборачиваться женщиной. Он покачал головой. Птица затихла.

В то время как Моргон пытался разжечь огонь поярче, ища, где находятся границы темной пещеры, что-то постороннее начало просачиваться в его мысли. Он учуял поблизости силу, не имеющую ничего общего с огромным подземельем, и озадаченно подумал, а не является ли наваждением и сама пещера.

Осторожно вдохнув, он задержал воздух в легких. Ему пришло в голову лишь одно предположение – парадокс волшебства. Либо принять его, либо повернуться и бежать.

Он уронил факел и дал ему угаснуть. Моргон не знал, сколько он простоял в полной темноте, безрезультатно пытаясь бороться с нею, но чем сильнее он тщился что-то увидеть, тем явственнее сознавал, насколько слеп. Наконец Моргон поднял руки и соединил их перед глазами. Снова его начала бить дрожь; тьма сгустилась над ним, как будто огромное могущественное, неизвестное ему создание. Но уйти он уже не мог. Моргон стоял – молча, упрямо, надеясь на чью-либо помощь.

– Ночь, – сказал рядом с ним неведомый голос, – это не время, когда ждут зари. Это такая же стихия, как ветер и огонь. Тьма – наше королевство; она подвластна своим законам, и многое живое обитает в ней. Ты пытаешься отделить от нее свой разум. Пустое. Прими законы тьмы.