С любимыми не расставайтесь! (сборник) - Александр Володин

Лямин. Кто знает, может быть, это сделано специально.

НЮТА. Как специально?

ЛЯМИН. В древности торговцы драгоценностями держали камни негранеными. От воров.

НЮТА. Не понимаю.

ЛЯМИН. Ты – женщина замедленного действия. Ты не сразу начинаешь действовать на человека в полную силу. У тебя своеобразное, редкое лицо. У тебя очень удачно посажены глаза, они могут, не отвлекаясь, заниматься своей основной специальностью: поражать человека. Правда, ты слишком много суетишься. Есть чересчур беспокойные птицы: они все время охорашиваются, поют призывные песенки, а не знают, что главное их достоинство – это то, что они могут просто молча летать.

НЮТА (торопливо). Леша, я тогда рассказывала, и, может быть, неуместно, во всяком случае, твои родители меня не так поняли. И главное – ты меня не так понял. Да, у меня есть дочка, она уже большая, ей четырнадцать лет. Это была моя первая любовь, вернее, он меня любил. Мы даже чуть не поссорились, когда он уходил в армию… Ну, из-за чего можно поссориться с мальчиком, если я была нетронутая, а он не верил в мою любовь и что я буду ждать. И я его пожалела. А он из армии больше ко мне не вернулся, может быть, не верил, что это его ребенок. Один раз он ко мне зашел, много времени спустя, пьяный – хоть выжимай. Я его как ожгу по щеке… Вообще, знай, я ни об одном из тех мужчин, которых я знала, не могу пожалеть: жалко, это не муж мой. Подожди, я тебе еще хочу сказать. Я очень бедно жила. Дочку оставила у мамы, а там еще три мои сестренки, отца нет. Девочки для коровы сено без лошади таскают по пяти пудов, пилят дрова райпотребсоюзу. Придут из школы и отправляются в две пилы… Конечно, я их поддерживала. Хочется пойти в кино – не иду, трешка в кармане. Хочется чулки купить – не купишь. Хочется к ним съездить – не едешь. Понемногу сэкономишь, а вместе сумма. Ведь я ни разу в театре не была. Иногда даже есть возможность – денег жалко. Стала жадная на деньги. И вот теперь я думаю: ты жил один, а теперь у тебя я, и еще ты хочешь взять дочку, какая это для тебя материальная нагрузка…

ЛЯМИН. Нет, что за дикая несправедливость! Женщина всю свою жизнь пытается добиться только одного – она хочет найти человека, которому может понадобиться ее любовь. Она торопится, она то и дело ошибается, она пользуется всеми честными и нечестными способами, она стыдится этого!.. Нюта, давай оба думать только о том, чтобы тебе было хорошо. Будем решать только эту задачу.

НЮТА (смущена, но независимо пожала плечами). Обо мне? А что обо мне думать. Я сама о себе подумаю.

ЛЯМИН. Если я когда-нибудь не исполню твою просьбу или начну на тебя ворчать – сразу же на меня цыкни: «Скажи, мол, спасибо, что я согласилась жить в твоем доме. Тебе когда-нибудь снилось, что тебя полюбит такая женщина?»

НЮТА. Если это правда, все, что ты говоришь, то ответь мне на вопрос: кто эта проволочная дама в углу – та самая? Расскажи мне о ней.

ЛЯМИН. Зачем?

НЮТА. Я же тебе все рассказала… А впрочем, я и так все знаю. Ты думаешь, она тебя любила? Если и любила, то по-ученому, потому что ты стоящий человек, а не потому, что ее просто тянет.

ЛЯМИН. Вполне возможно.

НЮТА. А хочешь, я тебе скажу, как я называю ее поведение? Когда женщина живет с мужем, а любит другого? Семейная проституция. Если бы это не было все-таки произведение искусства, я бы взяла эту проволоку и смотала, чтобы не мозолила глаза.

ЛЯМИН. Не такое уж произведение искусства.

Нюта подошла к проволочной фигуре и начала медленно, воодушевленно скручивать ее.

Уже знакомая нам комната, где сейчас работают Саня и Егоров. Стол Любы не занят. Уже знакомая музыка делового дня.

В комнату вошел Лямин, за ним Нюта. Она смотрит на него беспокойно и весело.

ЛЯМИН. Хорошо, что я вас застал. У меня какое-то странное состояние, не могу так уйти домой, хочется что-нибудь предпринять, как-то нарушить однообразие. А знаете что? Давайте-ка соберем собрание.

САНЯ. Какое собрание, все уже разошлись.

ЛЯМИН. Ну и что? Кто остался, того и соберем. Нам же не нужен кворум.

САНЯ. В чем дело, люди работают!

ЕГОРОВ. Сами говорили, что надо проявлять инициативу, – вот мы и проявляем. И что? Сами же отвлекаете от дела.

ЛЯМИН. Рабочий день кончился, я имею право провести собрание!

ЕГОРОВ. Постойте, значит, это не будет общее собрание? Какое же? Профсоюзное? Тоже не получается. По какому вопросу? Как-то странно.

ЛЯМИН. Вот видите, мы сами говорим о формализме и сами так же рассуждаем. Какое собрание? Собрание людей. По какому вопросу? По вопросу о том, как мы живем. Тут же все свои, все друзья.

ЕГОРОВ. А!.. Вы говорите – друзья. Почему же вы тогда не посмотрели мое выступление по телевидению? До такой степени не интересует? Все смотрели, кроме вас.

ЛЯМИН. Видите? Вот это то, о чем я вам только что говорил. Абсолютное отсутствие заинтересованности друг в друге. И больше всех виноват я сам.

ЕГОРОВ. А говорят, я неплохо выступал. Есть отзывы. Решил все-таки сделать попытку написать воспоминания. Если выйдет – получу гонорар, куплю холодильник. Не знаю, какой лучше. «Морозко» невместительный и энергии потребляет на два рубля. А если купить хороший, стоит дорого, зато энергии потребляет на восемьдесят копеек. Ну-ка попробую подсчитать.

ЛЯМИН. Ну зачем заранее подсчитывать, время тратить?

ЕГОРОВ. А я люблю подсчитывать. Меня всегда в квартире просят подсчитать, кому сколько платить за электричество. Это не так просто, как вам кажется. Надо учесть количество людей, количество электроприборов, кто был в отъезде…

Саня. Представляю, как вы там запутали все расчеты…

ЕГОРОВ. Там я не путаю. Там ошибок не прощают. Нет, интересно, если бы получились воспоминания, какой холодильник целесообразней купить?

ЛЯМИН. Послушайте, хватит. Что вы за человек, честное слово!

ЕГОРОВ. Что я за человек? А я такой человек, за которого никто этим заниматься не станет. Я всех потерял в войну, а сам все живу и живу.

ЛЯМИН. Ну зачем так, Иван Никифорович. Все же хорошо. Иван Никифорович…

Егоров ушел.

Это я виноват, довел старика.

САНЯ. При чем тут ты, он сам себя довел.

ЛЯМИН. Саня, давай съездим к Любе.

САНЯ. Что ты со мной делаешь? Ты же сам дал мне задание, я работаю, до человека будущего мне осталось совсем немного. И – вдруг.

ЛЯМИН. Саня, это необходимо. Она лежит и мучается, что все ее презирают.

САНЯ. Увы, сочувствия к ней я не испытываю. Из-за такого барахла отравиться!

ЛЯМИН. Нет, ты все-таки не отдаешь себе отчета в том, что произошло. Она пошучивала, мы посмеивались. Молчать она не могла, говорить о другом она тоже не могла, но, как интеллигентный человек, не хотела досаждать нам своими переживаниями. И вот она пошучивает, а мы посмеиваемся, и нас это устраивает. А в это время, представляешь, до чего она дошла? Перестать жить! Да, пускай жизнь – это только огонек, который появляется неизвестно откуда и вот-вот исчезнет. Но все равно! Нам свойственно ощущать эту жизнь как что-то важное, вечное, огромное!.. Ты меня понимаешь?

САНЯ. Ну?

ЛЯМИН. И вот именно поэтому человек начинает делать то, что заведомо не успеет кончить, что не ему даже понадобится, а другим поколениям людей, и то еще неизвестно…

САНЯ. Ну?

ЛЯМИН. Тебе это трудно, ты мыслишь в одной плоскости. Ничего, я тебе потом объясню, а сейчас надо идти.

САНЯ. Не пойду.

ЛЯМИН. Почему?

САНЯ. Я сказал… я не умею сочувствовать.

ЛЯМИН. Не надо сочувствовать, просто проведаем.

САНЯ. Нет, надо сочувствовать. У нее несчастье – значит, надо сочувствовать. А я вообще не умею переживать. Сегодня был у своих старух. У них неприятности, а я сижу и не могу переживать, они обиделись.

ЛЯМИН. Может быть, ты стесняешься? В таких случаях всегда немного неудобно.

САНЯ. Ну да, неловко, когда надо что-то чувствовать, а ты ничего не чувствуешь, не знаешь, что говорить…

ЛЯМИН. Как ничего не чувствуешь? Ты работал с ней в одной комнате, вместе ходили в столовую, в кино, она с тобой всем делилась. Неужели тебе все равно?

САНЯ. Слушай, что тебе от меня надо?

ЛЯМИН. А теперь она лежит и страдает, что всем доставила столько хлопот. И что она не до конца отравилась, и получается какая-то инсценировка…

САНЯ. Похоже. Но что я должен в связи с этим предпринять?

ЛЯМИН. А мне кажется, ты можешь и не быть эгоистом, просто ты не пробовал.

САНЯ. Я не эгоист. Свои несчастья я тоже не умею переживать.

ЛЯМИН. Врешь.

САНЯ. Правда. Когда мне было пять лет, у меня умерла мать в больнице. Мне долго боялись об этом сказать, а я уже знал и только думал о том, как мне вести себя, когда скажут. Потом отец женился, меня взяли на воспитание соседки, две сестры. Вот эти самые старухи. Но когда кто-нибудь говорил, что я сирота, это мне было странно. Никаких чувств по поводу сиротства я опять же не испытывал. А теперь всем вдруг понадобились мои чувства, я всем должен быть благодарен. Прежде всего – старухам. Если бы у меня было счастливое детство – у меня, может быть, даже что-то получилось. Но я вспоминаю, как я три раза в день думал о том, как бы поменьше съесть. Старухи были не виноваты, они были деликатные, но бедные. А я виноват? Мало того, я должен испытывать чувства и к отцу, и к его жене, которая, как выяснилось, просто жить без меня не может. Давай цени то, давай люби то! Хорошо, я всем благодарен! (Низко кланяется на три стороны.) Благодарю вас! Благодарю вас! Благодарю вас! И оставьте меня в покое. (Ушел.)