Новый Мир ( № 8 2005) - Новый Мир Новый Мир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Валентина Ивановна построила детей в колонну, полюбовалась ими и пристроилась сбоку в одной шеренге с Пищиковым, Кузнецовым и примкнувшим к ним Астафьевым. Лида спросила Петра, стоящего перед нею и Олей: “Что у нас там хоть написано?” — “За мир и безопасность во всем мире, камрад!”, — выбросив кулак вверх, крикнул Петр. Знакомые слова, где-то Лида их слышала. Школьная колонна тронулась с места и направилась к площади, сохраняя дистанцию между классами. Лида следила за флагом Республики Киргизия, который в первых рядах колонны нес Саша. Она уже слышала сквозь музыку маршей бодрый голос Аллы: “За мир и безопасность во всем мире — ура-а!..” Лида вспомнила: это были слова из Апостола, который тетя Люба читала на ночь: “Ибо когда будут говорить: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба, подобно, как мука родами постигает имеющую во чреве, и не избегнут”. Почему так случилось, что Лида держит в руках транспарант, провозглашающий “мир и безопасность”, точно имеет во чреве предреченную пагубу?.. Богомольная тетя Люба советовала ей избегать демонстраций и вступления в комсомол, но советовала это осторожно — как Глюк советовал Моцарту, потому что отлично понимала, что ни сыну ее без партии, ни Лиде без комсомола не обойтись — как немецким металлургам в прошлом веке нельзя было обойтись при выплавке стали без сахарного песка…
Всю эту игру с демонстрацией Лида понимала и принимала как неизбежность, но сейчас ее смутило то, что мир и безопасность оказались именно в ее руках, как бы исходили от нее лично, хоть она и делила транспарант с Олей. Но относительно Оли Господь определил, что с тех, кто не слышал Слова, спросится меньше, а Лида слышала Слово каждое лето и даже праздничные тропари подтягивала клиросным, и ей не оправдаться тем, что она была на маскараде в маске. Маски, как летучие мыши с совиными мордами из “ Сна разума, рождающего чудовищ”, садились на ее лицо, порождая новые маски, условно белые и незаметные, как пыльца. Лида могла видеть узаконенный официально обман, который не шел ни в какое сравнение с личным лукавством ее интимной жизни, без которого она уже не могла существовать. Летучие мыши звонко щелкали крыльями, как настольный календарь на папином столе, триумфально унося куда-то время мира и безопасности, и Лида сквозь прорези маски, сужающей поле зрения, не успевала дифференцировать ложь по степени ее пагубности, не успевала отметить градацию оттенков той или иной маски от условно белого к безусловно черному, который и не снился условно черному китайцу Джян Ки. В каком-то смысле пятерка оказалась права, поставив Лицо на четвертое место, а символом вечной женственности провозгласив Ноги, несущие необременительную нагрузку пола, тогда как Лицо отвечало за человека в целом. Масок на лице Лиды было больше, чем морщин на физиономии тетушки Курры с 17-го офорта Гойи , знающей, как важно иметь хорошо натянутые чулки на Ногах: маски для мамы, для папы, для Юры, для Саши, для Нади, для Оли, для Валентины Ивановны, для каждого, желающего общаться с нею. Каждый человек со своим особым нравом надиктовывал чертам ее Лица удобную для него маску, добиваясь, как от послушного зеркала, требуемого отражения, и Лида не подозревала о том, каково ее истинное лицо… Вот откуда ощущение калейдоскопичности событий — прорези для глаз на самом деле были надрезами, из которых незаметно вытекают глаза, падая на большую раскаленную сковородку яичным желтком и белком, как у Сальвадора Дали. Возможно, если б Лида сохранила глаза, она видела бы не праздничную колонну с цветами на безжизненных ветках и портретами на палочках, а адскую банду Гойи, летящую в ночном мраке по-над землей и заглатывающую на лету разверстой пастью воздушные шары, дохлые цветы, красные флаги, мир и безопасность во всем мире...
Они вступили на площадь, церемонно обошли фонтан и памятник Ленину, миновали принимавшую парад Аллочку, — весь класс дружно поприветствовал ее свободной от вождей, руководителей и лозунгов рукой, — и тут, выходя с площади уже не колонной, а праздношатающейся толпой, видение ночной банды растаяло в воздухе: Саша, вдруг сбросив маску, прошел через расстроенные ряды к Лиде. “Ты будешь сегодня у Юры или нет?” Лида как будто впервые увидела его лицо, которое видела то сбоку, то исподлобья, то полускрытое свесившейся на глаза прядью, и его прямого взгляда оказалось достаточно, чтобы она напрочь забыла про мир и безопасность.. . Он спросил с грубоватой мужской прямотой. Она должна была ответить с женской уклончивостью. “Завтра”, — одними губами упрямо произнесла Лида. Саша кивнул и отошел от нее.
11
“Да ведь я люблю его…” — ошеломленно сказала себе она. Принято было говорить: “Он мне нравится” — или: “Мы ходим вместе”. “Люблю” говорила Петру только смешная Оксана, которая выбалтывала себя всем и каждому, еще и преувеличивая свои чувства, чтобы угодить пятерке…. Как только Лида произнесла это слово, она почувствовала себя свободной от обязательств перед родителями, перед Юрой, перед всеми. Согласно выработанному ее поколением кодексу, которого Лида придерживалась даже более ревностно, чем пятерка, слово “люблю” в системе отношений не должно было произноситься вплоть до свадьбы. Произнеся его про себя, Лида пошла не только против пятерки, но и против своего скрытного поколения и своего круга, втихую допускающего до свадьбы какие угодно отношения и чувства, лишь бы они не были определены этим словом. Она не слишком хорошо понимала, что такое “свой круг”. Что делал отец, соблюдая верность кругу? Пропускал женщин вперед, не употреблял неприличных выражений, слушал оперу? Мама не позволяла себе смешиваться с толпой, имея всегда отличное от большинства мнение, но заигрывала через Лиду и Флиера с Ксенией Васильевной, которая, если иметь в виду ее социальное положение, стояла ступенькой выше родителей. “Свой круг” декларативно не учитывал социальное положение и вместе с тем подразумевал его, как входной билет в этот самый круг. В нем необязательными были словари, альбомы и оперы, хотя и желательны, и дам можно было пропускать вперед, а можно было не пропускать. Но какой свой круг мог сформироваться в наши дни, когда большая часть человечества принадлежала к семейству сурков с 50-го офорта Гойи — с замкнутым на ключ слухом и распахнутой пастью перед ложкой с пойлом, которую совали им в глотку замаскированные ослы…
Но если принять за основу идеи и идеалы, формирующие этот свой круг? Какие идеи и идеалы? Или их не существовало в природе, или они не были сформулированы. Родители к своему кругу причисляют, во-первых, себя, во-вторых — Ксению Васильевну и Юру, в-третьих — профессора Шестопалова, в-четвертых — одну из трех маминых приятельниц… А Валентина Ивановна, такая умная и честная? Свой круг принял бы ее с распростертыми объятиями, но она не пожелала бы дружить с такими неискренними партийцами, как отец… Но ведь отец не меньше самой Валентины Ивановны озабочен интересами государства, пашет как проклятый, чтобы родина поскорее перевалила через стомиллионнотонный рубеж по выплавке стали. Чувства долга и любви к родине у него не меньше, чем у Валентины Ивановны, значит, в свой круг все-таки могут войти и он, и она. А гениальный Петр? А умная Алла Тарасова? Мысленно перебрав знакомых, которых бы Лида соединила одним кругом, она выделила такие жизненно важные качества, как доброта, честность, ум и талант. Был ли умен Саша? Добр? Патриотичен? На эти вопросы Лида не нашла ответа; Саша был устроен каким-то таким странным образом, что его невозможно было включить в систему своего или чужого круга. Но был ли он хотя бы честен?
Тут Лида набрела на неожиданное открытие. Если она была честна, то Саша становился нечестен, если Саша честен, то она — нечестна. Желая спровоцировать его на какой-то определенный к ней шаг, Лида все время прибегала к уловкам, например нарочно роняла ручку, чтобы Саша поднял ее, обнаружив тем самым, что следит за ее движениями, или нарочно заигрывала с Юрой, чтобы вызвать у Саши ревность. Саша не шел на поводу ее ухищрений. Зато когда дело принимало естественный оборот, как в случае визита к Юре, когда Лида не знала, можно воспользоваться приглашением Юры и его матери или нет, Саша, словно почувствовав натуральность ее колебаний, делал решительный шаг в ее сторону… То есть если Лида немного хитрила, Саша не реагировал на ее хитрость, очевидно противную его честной натуре, но как только Лида начинала действовать честно, не строя ему козней, Саша шел к ней с открытым забралом, ни на кого не глядя. Впрочем, выведенная ею закономерность имела обратную — зеркальную — сторону. Лида честно хитрила с Сашей, показывая ему, что он может и должен сделать первый шаг, а Саша делал вид, что не слышит стука упавшей на пол ручки. Но в обоих случаях к какому-то конкретному результату приводила случайность Лидиных действий, а не их обдуманность.
