Малышок - И. Ликстанов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Я как лучше хотел, - хрипло, невнятно проговорил Костя, хотя дал себе слово, что после оскорбления, нанесенного ему художником, будет молчать. - Я как лучше хотел… Полторы нормы дать. А они, как черепахи, ползут!…
- Вот в чем дело! - живо откликнулся парторг. - Но почему ты не посоветовался со старшими? Кто тебе позволил своевольничать? Не так вас, кажется, учит Герасим Иванович.
- Не помеха я фронту! - горячо заговорил Костя, мысли которого пошли своим порядком и воскресили чувство острой обиды. - Я фронту не помеха, а они на стенке зачем написали! - Ему стало так горько, что он все забыл, кроме тяжкого оскорбления. - Уйду с завода, не нужны мне такие вот! - крикнул он и отвернулся, вытирая лицо шапкой.
- Что о нем написали? - спросил директор.
- Плакат вывешен, что станколом Малышев - помеха фронту, - пояснил Бабин.
- Ну, это крепко, - поморщился Сергей Степанович и перевел взгляд на Зиночку Соловьеву.
- Это председатель цехкома погорячился, - поспешно откликнулась она. - Я уже сказала ему, что плакат нужно снять…
- Уйду с завода! - упрямо повторил Костя.
- Глупости болтаешь, - остановил его директор. - Сначала станок сломал, а теперь хочешь и рабочие руки забрать? Сбежишь - поймаем, судить будем как дезертира производства.
- В тайге не поймаете, - с чувством превосходства усмехнулся Костя. - В тайге я первый всякого поймаю.
Тут не стерпел парторг. Он рассердился, посмотрел на Костю хмуро.
- Совесть тебя поймает! - сказал он и стукнул своей палкой в пол. - Она поймает, будь уверен! Всю жизнь будешь помнить, как ты фронтовикам в тяжелый год помог… Станок из строя вывел, работу бросил, в тайгу собрался. А я думал, ты самостоятельный, верный человек.
- Так! - поддержал его директор, вынул из стола папку с широкой шелковой завязкой и раскрыл ее. - С тобой, Малышев, мы поступим строго, - решил он. - Ты кое в чем помог заводу. Филиал представляет к награждению нескольких человек за успешную работу в 1941 году. Есть среди них и ты. Вот что написано: «Малышев Константин Григорьевич - инициатор движения «снайперских молотков» в тарном цехе, оказавший филиалу значительную помощь в выполнении декабрьского задания». Просят представить тебя к медали «За трудовое отличие». Да, хорошо бы, Константин Григорьевич, получить медаль, но сам понимаешь - не могу и не хочу я сейчас просить за тебя Михаила Ивановича Калинина. Теперь слушай. Я поставлю вопрос о твоем награждении, как только ты выполнишь следующие условия: ты должен поскорее освоить станок и работать так, как обещал, твой станок должен быть самым чистым в цехе, а инструмент - самым стойким. Стоимость ремонта станка ты покроешь из своей зарплаты… Сколько это составит, товарищ Тимошенко?… Шестьдесят рублей? Вот за три месяца равными долями и внесешь. Что же касается плаката, то его надо снять…
- Да, надо снять, тем более что плакат не совсем правильный, - поддержал парторг. - Конечно, ты, Малышев, фронту не помеха, но ты сделал ошибку, а враг старается воспользоваться каждым нашим промахом. Вот почему не надо ошибаться. Понимаешь? Постарайся, чтобы твои товарищи тоже подтянулись, стали работать хорошо, отлично, по-стахановски. Подумай над этим, Малышев, над этим стоит крепко подумать.
Удивленный, выбитый из колеи словами директора и парторга, Костя опустился на стул. Но тут вскочил Сева. До сих пор он сидел какой-то безжизненный, равнодушный ко всему, что говорилось, как человек, который про себя решил все вопросы, а тут он вскочил…
- Малышев ни в чем не виноват! - заговорил он высоким, срывающимся голосом. - Это я во всем виноват, я его подговорил, а он согласился. Он меньше. И потом, мы жребий метали, но… Это из-за меня он… он медали лишился… Я прошу всю вину переложить на меня, будто я сломал мой станок, а не его… Я очень прошу! - И он умолк, задохнувшись, весь встрепанный, тонкий, дрожащий от возбуждения.
- Слыхали уже эту песню! - отмахнулся Тимошенко.
Положив подбородок на рукоятку своей палки, Сергей Степанович смотрел на Севу внимательно, но не строго, и Косте даже показалось, что в его серых глазах появилась сначала удивленная, а потом добрая усмешка. Но вот парторг перевел взгляд на Костю и посмотрел пристально, требовательно.
- Ты, Малышев, слышал, что сказал твой товарищ? - спросил он. - Булкин хочет принять на себя всю вину. Ты этому рад? Ты согласен - так, что ли? Сказывай толком! - закончил он по-уральски.
Косте стало обидно. Только что Сергей Степанович назвал его самостоятельным человеком, а тут вдруг Сева повернул дело, как с ребенком, и Сергей Степанович будто согласен с ним. Но в душе Костя понял, что это не так.
- Станок-то мой! - проговорил он сердито. - Не маленького нашел. Я сломал, я и в ответе! - И он отвернулся от всех и прежде всего - от Севы.
- Малец-то все же самостоятельный! - отметил директор.
- Да, по своей вине награду потерял, своим трудом и вернет, - сказал парторг. - Сядь, Булкин. Твое предложение не принято. Каждый отвечает за свой проступок, и это правильно, без этого не добьешься чувства ответственности решительно от всех работников. Понял?
Опустившись на стул, будто подкосились ноги, Сева поник, пришибленный, с красными пятнами на щеках. Костя посмотрел на него, на ошеломленного Кольку, который слушал, приоткрыв свой ротик, и тоже сел. Он и слышал и не слышал, как директор распекал Севу и Кольку, как объявил всем троим строгий выговор. Наконец мальчикам разрешили уйти.
- Малышок, задержись немного в цехе, а потом зайди ко мне в лабораторию, - сказала Нина Павловна.
Разговор старших у директора затянулся. Говорили о том, что нужно учить, воспитывать ребят, которые пришли на завод, минуя ремесленные училища, надо учить молодых патриотов, которые ненавидят фашистов так горячо, хотят сделать больше, чем позволяет умение, а вот по-глупому портят оборудование.
- Правда, - сказал Бабин. - Техминимум нужен, курсы, школы стахановские… Моих галчат подучи, так они у черта голову оторвут и себе приставят. Ох, галчата, галчата!
- А Малышев - паренек честный, - отметил парторг. - И этот Булкин не так уж плох. Способен на благородный поступок. Но все-таки нельзя оставлять Малышева под его влиянием… Вы, Нина Павловна, говорите, что знаете этих мальчиков. Давайте поговорим о них.
«СДЕЛАЙ ТАК!»Нина Павловна, работавшая за столом, оторвалась от книги и подняла голову.
- Хорошо, что пришел. Присаживайся, - сказала она Косте. - Надо побеседовать. Знаешь о чем? Как ты будешь жить дальше.
Костя насупился и постарался оживить в сердце обиду.
- Чего говорить… Заплачу за ремонт станка да и уйду…
- Брось, - спокойно ответила Нина Павловна. - Прекрасно понимаешь, что никуда не уйдешь. С какой стати? У тебя хорошие перспективы - стать квалифицированным токарем, получить правительственную награду. - Она помолчала. - Сергей Степаныч просил меня сказать тебе вот что…
Он сразу почувствовал, что теперь, когда Нина Павловна передает ему слова Сергея Степановича, нельзя дурить и упираться. Он стал уважать парторга с первой же встречи, а после разговора у директора уважение еще возросло.
Нина Павловна заговорила медленно, будто припоминала сказанное парторгом, и глаза на ее похудевшем лице светились, настойчивые и строгие:
- Вот что, Малышок: прежде всего тебе нужно освободиться от влияния Севы. Он неплохой человек, он способен на благородный поступок, но до сих пор не понял своего святого долга - работать упорно, отдавать все силы фронту. Пока он этого не понял, ты должен опасаться его влияния, не идти у него на поводу. Он тебя до того доведет…
- Не маленького нашел! - живо возразил Костя, задетый за живое.
- Хорошо, - кивнула головой Нина Павловна. - Если ты не маленький, то, может быть, ты знаешь, как по-настоящему приохотить Севу к делу?
Этого Костя не знал.
- Как сделать, чтобы у вас за колоннами ребята сдружились и надежно взяли Севу под свое влияние?
Этого он тоже не знал, да и было ли это возможно?
- Если бы ваша четверка сдружилась, как дружит весь советский народ, все было бы лучше, чем теперь. Вы с Севой переняли бы правильный опыт девочек, вы не испортили бы станок. Может быть, и Катя стала бы не такой поперечной. Скажи, положа руку на сердце, могло бы так быть?
- Ясно, - признал Костя.
- Вот и сделай так! -с неожиданной силой произнесла Нина Павловна. - Сделай, чтобы за колоннами вместо глупой детской вражды была хорошая дружба. Сергей Степанович уверен, что ты мог бы добиться этого, потому что ты крепче, устойчивее твоих товарищей. Слышишь? Он надеется на тебя. Сделай так, и ты увидишь, насколько лучше станет жизнь, как успешно пойдет работа.
В дверях появился старший калильщик Дикерман.
- Товарищ инженер, третий цех выдал свежую партию сырых «рюмок»! - доложил он весело. - Будем мы сегодня работать или нет?
- Будем, конечно, будем! - И Нина Павловна на прощание сказала: - Малышок, подумай о том, что тебе говорили… Нужно серьезно думать, Малышок!