Мои пригорки, ручейки. Воспоминания актрисы - Валентина Талызина

С Лидой я познакомилась на какой-то вечеринке. Мы приглянулись друг другу, и Лида потянулась ко мне. А в это время у меня была присказка «солнце моё», я ко всем так обращалась. И Лиде это очень понравилось.

Она была щедрым человеком и чувствовала талантливых людей на раз, видела каждого изнутри. И всегда мне говорила, когда у меня были депрессухи, расстройства, нервы: «Валя, ты удивительная, неповторимая, ни на кого не похожая…» Я привыкла слышать от неё теплые слова поддержки. Мне это было не только приятно, но и помогало жить. Лиде я платила такой же любовью и восхищением.

Я понимала, что у меня всё-таки сложилась жизнь: я снимаюсь в кино, я востребована как актриса. А у Лиды не заладилось с этим. Она не снималась, поэтому выхода на большую публику, на большую аудиторию у неё не было. Но это обстоятельство мне нисколько не мешало говорить, что она потрясающая актриса и очень хороший человек.

Она родом из Грозного, мама у неё была дворянка. Как они попали с мамой в Грозный, я уже не помню. У неё всегда имелись какие-то истории, а как она умела рассказывать анекдоты! Конечно, она помогала своему мужу Мишке. Мне кажется, это была настоящая пара.

Мы с Лидой дружили, ходили на премьеры, она ко мне, я к ней. У нас были одни интересы, общались мы потрясающе. Я с ней советовалась по поводу ролей.

И тут грянул 1990 год, и все стали сдавать деньги в разные «пирамиды», которые тогда росли как грибы. Я к этому с большой опаской относилась. Деньги мне доставались трудно, и отдавать их в сомнительные «пирамиды» я не решалась. Какое-то внутреннее чутьё мне подсказывало, что это делать не надо. И всё-таки меня кто-то уговорил, и я отнесла деньги в «Чару», которой доверили свои сбережения многие артисты. И через три месяца «Чара» лопнула. Деньги у меня там были небольшие, и я поняла, что я их потеряла и никогда мне их не вернут. Вдруг мне звонит Лида: «Валя, у меня в „Чаре” большие деньги».

Она к тому времени уже разошлась с Мишей. Катя Васильева пришла в дом на день рождения Миши и увела его навсегда. Потом, наверное, она отмаливала этот грех. У Лиды была страшная депрессия, это её подломило, я была с ней в эти тяжёлые дни рядом. Я помню, приезжала к Лиде, уговаривала её, что надо заниматься собой. Говорила ей: «Ты должна бегать по утрам. Хочется, не хочется, вставай и бегай…»

А меня привёл на беговую дорожку Олег Анофриев. Мне не хотелось, а он уверял: «Ты только попробуй, увидишь, как это прекрасно!» Олег знал, о чём говорит: бег помог ему восстановиться после инфаркта.

И я тоже побежала. Вставала в семь утра и мчалась на Чистые пруды. Чтобы меня не узнавали, надвигала на лоб белый берет. К слову, благодаря бегу я познакомилась с интересными людьми, среди которых были доктор наук, военные и милые чудаки, которые даже зимой тренировались в одних трусах!

Лиду я уговорила. Потом она признавалась, что как дура бегала вокруг своего дома, потому что Талызина советовала. Этот бег её как-то встряхивал, отвлекал.

И вот она мне позвонила, что в «Чаре» у неё приличные деньги, и попросила пойти с ней… Я сказала: «Лида, это бесполезно, ничего не получишь». Она умоляла: «Я тебя прошу, пойдём. Может, ты покажешь „морду лица” и тебе отдадут. Там, говорят, кому-то возвращают деньги». И мы пришли. Это был ужас. Потому что какие-то безумные люди бегали у банка, носилась хозяйка, вся в бриллиантах. Кто-то кричал, и милиционер стоял.

Я сунулась в одну дверь, сказала: «Вот я артистка Талызина, здесь артистка Савченко…» – «Никаких артистов, идите отсюда…» Потом толкнулись в другую дверь – то же самое. А я к тому времени была уже народная артистка. Но в этих обстоятельствах звание не играло никакой роли. Ничего никому не нужно было, и «морда лица» никому не помогла абсолютно. Я была в таком ужасе, меня просто парализовало. На нас навалилось незнакомое, чужое, непонятное. Мы вышли, я находилась в состоянии полной растерянности. Унизительное ощущение. Вроде как я торговала своим именем. Никакой артистки Талызиной не существовало. Были только деньги, деньги, деньги…

Лида мне всё повторяла: «Может, мы пойдём куда-то ещё…» Я повернулась и на неё крикнула. Не потому что она меня сюда привела, нет. Скорее, от беспомощности, от ощущения, что мы были песчинками в этой круговерти.

Я помню, как Лида на меня взглянула, когда я на неё орала. У меня, конечно, кольнуло сердце, и обожгла мысль: «Ой, что я сделала!» Но в тот момент я себя не могла переломить. Это был выплеск эмоций. Как говорят сегодня: ничего личного. Во мне бурлила обида, что мы оказались в дураках. Я не могла сразу сказать: «Извини меня». Потом, через день-два я остыла, успокоилась, позвонила и извинилась. Но Лида затаилась и не простила.

Очень много раз я просила у неё прощение. И звонила, и со сцены говорила, когда у неё был юбилей. И ещё раз звонила, но уже дружбы у нас не было. По-моему, Лида сказала, что простила, но наши прежние отношения безвозвратно закончились. Потом она ушла из театра, я понимала, что жизнь у неё, наверное, была грустная. Потому что актёр без театра – это очень тяжело. Можно ли это пережить, не знаю. И вот она ушла. Я наткнулась на объявление в Доме актёра уже после её смерти. Но ощущение вины никуда не делось. Вспоминаю Лиду, вижу её отчаянный взгляд, слышу свои обидные слова. Но ничего нельзя изменить.

Меня не сразу начали снимать в кино. Пробовали и не снимали. Шесть лет я ходила на кинопробы. А потом подумала: да на какой ляд это кино мне сдалось? У меня есть профессия, я работаю в театре, играю роли. Что я мучаюсь: снимают они меня или не снимают? Я опоздала на полтора часа на очередную пробу, и меня взяли. Потом уже был «Зигзаг удачи».

Этот фильм сыграл большую роль в моей актёрской судьбе. Меня стали узнавать на улице. Ко мне очень часто подходили люди и спрашивали: «Ну как же вы, такая хорошенькая женщина, позволили себя изуродовать?» Делали комплименты: «Вы потрясающе там сыграли!» Меня до сих пор спрашивают про «Зигзаг удачи», из чего я делаю заключение, что эта картина не устарела. Она в нашей стране всё ещё актуальна.

На роль в «Зигзаге удачи» меня утвердили в 1965 году. На моём месте должна была быть Алиса Фрейндлих, но она в тот момент ждала ребёнка, и роль после двух кинопроб досталась мне. Я трепетала. Мне нравился сценарий. Меня пригласил знаменитый режиссёр Эльдар Рязанов, который уже снял и «Карнавальную ночь», и «Берегись автомобиля», и «Девушку без адреса». И я была в восторге от того, что рядом со мной такие мастера, как Евгений Евстигнеев и Евгений Леонов. У Жоры Буркова это была третья картина, но ему было легко влиться в мужской коллектив.

Зимнюю натуру Рязанов начал снимать в феврале. Зима тогда словно где-то заблудилась, стояла промозглая погода, и снег падал и таял на глазах. Тогда Эльдар Александрович принял решение снимать в полторы смены – по двенадцать часов в сутки. Тёплых вагончиков с удобствами, как сейчас, тогда и в помине не было, и все мы ужасно мёрзли.