Люпофь. Email-роман. - Николай Наседкин

Желаю тебе хорошо сегодня спать.

Кстати (кстати???) — а когда мы встречаемся-то?

А.

Моему Лёшеньке, 16 апреля, 23–40 (Та-а-ак!!)

Лёш, Лёшенька, Алексеюшка! Ты чего это распоясался: давай определимся, Д. Н. — это твоя семья? Если нет, то не надо меня передразнивать. Слово «контекст» тебе знакомо? Ладно, я тоже как-то неприлично раскомандовалась!

Что касается причёски — поняла: слушаюсь и подчиняюсь! А свиданье зависит только от тебя! Ты у меня занятой, я же — недоношенная (?!) пионерка: всегда готова!

Пионерка, блин.

Моему Лёшеньке, 17 апреля, 21–49 (Отзовись!)

Привет, долгожданный ты мой! Как прошёл день? Укротил строптивый комп? Сделал уборку? Закупился продуктами? Пожалуй, слишком много вопросов. Прости! Просто весточек от тебя нет, вот я и спрашиваю — волнуюсь и жду ведь!!!

Душа моя, как я рада-счастлива, что ты появился в моей жизни: подарил крылья, небо и всё, чего я так долго ждала до появления ТЕБЯ! И в этот дождливый день особенно остро и явно это понимаешь-ощущаешь! Живу тобой!

Затерянная в Вэрской пустоши.

Aline, 17 апреля, 23–03 (Не виноват я!)

Алина, милая, прости! Комп мой совсем взбесился и глючит по полной программе. С 22–20 пытаюсь с тобой увидаться в Инете — только нервы жгу.

На всякий случай сообщаю-предлагаю: завтра встретимся ТАМ в 15–00 (или — позже?).

Сейчас попробую поискать причины забастовки комповской. Пока ответь и расскажи в двух словах: почему не звонила сегодня, где была, с кем была и пр.

Алексей.

Моему Лёшеньке, 17 апреля, 23–23 (Немного о сексе…)

Милый! Если ты ещё не понял — поясняю: целый день я как только могла тебе изменяла! Испытав самый настоящий оргазм! С кем? С 78-летним мужчиной (да, да — не стариком, а полноценным мужчиной!). В общем, ты понял с кем! Ладно, поясняю — с Фаулзом. Поэтому никакой ревности и быть не может! Ты должен радоваться за меня! Потому что я нахожусь в эйфории! Настоящий КАЙФ уже близок! А почему не позвонила? Ты же всё равно не можешь ОТВЕЧАТЬ, а я не могу ГОВОРИТЬ!

По поводу свиданья, давай встретимся в 15–00 у картинной галереи — хочется погулять.

Твоя Эрнестина.

Моему Лёшеньке, 18 апреля, 18–04 (Ты люби меня, малыш! Ду-ду…)

Ну что, малыш, добрался благополучно, дождался важного звонка из Москвы? Кстати, перед поворотом наши троллейбусы поравнялись, и я тебя опять увидела на несколько секунд — милого, задумчивого, экзистенциализирующего (не выговоришь!). И такое это было счастье — знать, что ты рядом, и даже дома будешь думать обо мне! Кольцо НАШЕ для меня теперь так много значит, и этот вечер, и я — естественная, настоящая (без косметики!). Теперь ты меня видел и такой! День, и вправду, был-есть символичный, прекрасный, насыщенный! Ладно, мороженое ты моё вкусное! Пойду тоже «Людей Х» посмотрю-вспомню! До связи! (После окончания фильма.)

Эрнестина.

Aline, 18 апреля, 23–43 (Ой-ой-ой!)

Алина, это я ойкаю — мне не до лирики. Даже не знаю, звонила ли Москва: такой скандалище выдержал, что просто — ну!

Дай отдышаться. Жду ещё несколько добрых слов, а сам — неспособен.

Я.

Моему Лёшеньке, 18 апреля, 23–54 (Вздохни глубоко!)

Котик, поэтому ты и трубку повесил, точнее, взял и отключил?! Ладно, вспомним Софию Ротару: легче мне не станет и тебе не станет, но не в этом суть… К чёрту твою дуру! Мы прекрасно провели вечер, живи-дыши этим воспоминанием, нашим счастьем, остальное — чепуха. Не вечны же её скандалы?! Всё наладится, обязательно наладится! Верь!!!

Викторианская Сара (?!).

Aline, 19 апреля, 0-18 (Утешила!)

Спасибо, Сарочка, утешила! Сейчас всё более-менее утихло. Ходит только там где-то в глубинах квартиры и грозит вполголоса написать завтра заявление в ректорат, что я поздно прихожу домой, и позвонить твоему отцу, чтобы он тебе запретил поздно приходить домой… Думаю, это только выход словесной шелухи. Вообще — хрустно. Грозится всем завтра рассказать, что я на работе кручу любовь со студентками и занимаюсь прямо в кабинете сексом…

Алина, приснись мне сегодня — мягкой и шёлковой. Для контраста.

Спокойной ночи.

Пока! Целую в губы!

Человек Икс.

Моему Лёшеньке, 19 апреля, 0-26 (Да уж!)

Лёша, она в натуре больная! Её е…т, во сколько ты приходишь?! Ведь вы фактически — чужие друг другу люди. Это уже ни в какие ворота не влезает! Вам разъезжаться нужно срочно! Она тебя с ума сведёт, нервы последние измотает… Сколько можно терпеть?

Решай сам! А вообще, грустно…

До завтра. Снов тебе добрых, без всяких скандалов — про лето, женские тела (МОИ!), шёпот, поэзию, любовь…

Твоя девочка.

Моему Лёшеньке, 19 апреля, 22–23 (Спешу вам сообщить…)

Милостивый государь, Алексей Алексеевич!

Спешу вам сообщить, голубчик, жизнёночек вы мой! Пропала я, пропали мы, оба, оба вместе, безвозвратно пропали! Любовью окольцованы, тенями повязаны, жизнью-судьбою соединены! Томлюсь, хотелось бы увидеть вас, любезнейший, в этот час поздний — обнять, приласкать взглядом, словом добрым! Как здоровьецо? Успели ль вы дела свои переделать? Беспокоюсь ведь об вас, друг мой сердечный, душа-то болит-пристанывает, когда думаю, что вы, уставшие, грустью-сплином сейчас обливается! Вспомните обо мне, и станет вам легче, радостнее. За сим прощаюсь с вами, дорогой мой Алексей Алексеевич! Не забывайте ангельчика вашего, маточку! Храни вас Господь!

Ваша сердечно любящая Варенька Добросёлова (ой!), Алинушка Латункина.

Апреля 19-го.

Aline, 19 апреля, 22–45 (Эпистолярий)

Маточка моя, Варвара Алексеевна (пардон), Алина Наумовна!

Уж не читаете ли Вы «Бедных людей» ДОБРОВОЛЬНО???

У меня тут — НОВОСТЯ есть. Концерты-шоу продолжаются (и продолжатся завтра).

До побаченя!

Макар Алексеевич Девушкин.

Моему Лёшеньке, 19 апреля, 23–06 (Я вся взволнована…)

Читаем-читаем и — добровольно! Мне письма всегда нравились: а здесь душа русская, маленький-бедный человек (-чек), особый слог, эпоха, Россия, нищая Россия, мне избы серые твои… (Это, правда, уже не Фёдор Михайлович!) Что за концерты-шоу? Д. Н., что ли, звездой полей и огородов в них заделалась?! М-да… Когда-нибудь этому будет предел или нет?! Неужели вся небесная канцелярия в отпуске? Крепись, голубчик мой! И на нашей улице будет праздник! Я с тобой!

Пребываю Вашей верной Варенькой-Эрнестиной.

Aline, 19 апреля, 23–29 (Люблю!)

Алина, я тебя люблю! Вообще и в целом. А в частности, за Достоевского — особенно!!! (Мотай на ус — хочешь, мой.)

Д. Н. на полном серьёзе объявила-предупредила, что вручила декану заявление на меня, каковое завтра на деканате должно быть якобы рассмотрено… Я хотя и поспал 1,5 часика по приходе домой, ублаговолился трохи, но всё равно не удержался и взревел аки ведмедь: до того этот позорный спектакль начал доставать. Представляю, как завтра в деканате будет разыгрываться эта карта, и придётся мне как дураку последнему объяснять коллегам, что у нас не заседание парткома и прочие очевидные прописные штуковины… А ведь дел столько, о делах столько надо поговорить… Эх хренотень с морковкой!!!(???)

Голубчик, зато как вспомню о тебе, так настроение воленс-неволенс поднимается вверх по шкале Рихтера или Шлихтера, одним словом — Рабиновича.

Чего это я разболтался — а? Соскучился, что ли? (Это я себя спрашиваю.) Соскучился!!! (Это я себе отвечаю.) Если я завтра тебя не увижу, я вычеркну этот день из своей жизни-биографии, а твоему Чашкину (опять звонил?) морду набью…

Во какой я стрёмный стал — да? Это же тебе не хухры-мухры, а ТВОЙ ЛЮБИМЫЙ МУЖИЧОК.

Пока, Малыш!

Дядя Карлсон.

Моему Лёшеньке, 19 апреля, 23–44 (Я тоже!!!)

Моё солнышко, тут в «Бедных людях» самое интересное начинается — страшная прекрасная жизнь. О как он (Достоевский) с Горшковым — умер от неожиданного счастья во сне! А молодой Покровский «потух» за два месяца после ТАКОГО дня рождения! Выпила «Бедных людей» до дна залпом. Глубина! Спасибо!!!

Ангельчик мой, сама завтра с ума без тебя сойду, ты мне уже грезишься. Читаю, а в голове у меня ты по квартире ходишь в своих синеньких джинсиках и клетчатой рубашечке! И как нам бы завтра увидеться, любезнейший? А Д. Н. точно больная. Даже жалко!

Спасибо (!!!), миленький мой, за первую строчку твоего письма и тему! Это как второе дыхание!

Варенька.

Aline, 20 апреля, 1-18 (Чудо!)