ДЕЛЛА-УЭЛЛА - Ольга Ларионова

Цепляясь за торчащую пучками паучью шерсть, доходящую ему до колен, отважный наездник добрался до основания передней лапы и пнул ее ногой. Тотчас же торчавший над его головой коленчатый сустав начал распрямляться, опускаясь, пока не образовалась идеально прямая направляющая, ведущая от ворсистой спины к полированным ступенькам дворца.

– Ишь, кланяется, как цирковая лошадь, – снова не удержалась от комментария Таира.

Обладатель полосатого плаща, укрывавшего его с головой, обхватил гладкую, как жердь, лапу своего росинанта и соскользнул по ней вниз с привычной легкостью. Лапа тотчас же вернулась в исходное положение. Наездник огляделся и, заметив жавшихся к стене стражников, знаком подозвал их к себе. Они приблизились, опасливо косясь на поскрипывающий у них над головами паучий намордник; вновь прибывший порылся у себя на пузе и извлек из складок одежды два голубоватых шарика, которые он и швырнул им под ноги с каким-то гнусавым, нечленораздельным звукосочетанием. Тем не менее он был прекрасно понят, потому что стражники бросились ловить подпрыгивающие крупные бусины, хлопая ладонями по каменным плитам. А поймав, резво порскнули за угол.

– Пусть зайдет в помещение, – шепнула мона Сэниа. – Для субординации важно, чтобы он ждал нас, а не мы его. И неплохо бы определить его общественный статус.

С последним оказалось проще всего: через роговое окошечко было видно, что, едва войдя в зал, чернополосатый набросился на краснохламидного – тот в ответ только огрызался.

– Так, понятно: посторонние нам только помешают. Пошли.

Они появились у прежней пятигранной колонны как раз в тот момент, когда тощий старец с лисьей ухмылкой подтащил вновь прибывшего за край одежды к пурпурному цветку и указал на его сердцевину – видно, надеялся, что снова полыхнет сноп огня. Ничего не произошло, и старец огорченно зашипел.

– Благодарю вас, – проговорила мона Сэниа, подходя сзади. – А теперь можете удалиться.

Он вздрогнул и обернулся на ее голос. Застыл.

– Ты что, не понял? – спросила Таира. – До свиданья.

Толстяки в алых тогах, так и сидевшие на полу, повскакали и с топотом бросились к выходу. На мозаичном орнаменте осталось множество маленьких красных подушечек. Таира изумилась – с собой носили, что ли? – и принялась пинками собирать их в одну кучу.

– Тира! – прикрикнула на нее принцесса. – Не отходи ни на шаг. И не время забавляться.

Девушка опустилась на гору подушек у ее ног. Ладно, пусть общаются. Если у них получится.

Мона Сэниа помедлила, выбирая нужный тон. Неподвижная фигура с капюшоном, совершенно закрывающим лицо, смущала ее. Судя по трем жиденьким прядкам седых волос, стекающих на грудь, перед ней был глубокий старик. Но держался он на редкость прямо и независимо.

– Я – Сэнни, – проговорила она наконец неестественно ровным голосом. – А ты – сибилло?

– Фифивво, – прозвучало в ответ крайне гнусаво, но с достоинством. Голова мотнулась, и капюшон упал на плечи.

Очень темное лицо с тонким орлиным носом, из которого торчала белая шерсть, и пронзительные агатовые глаза в какой-то степени даже разочаровывали своей ординарностью.

Несколько необычным для человека – впрочем, абсолютно естественным для шамана – было убранство этого лица. Казалось, его украшали как елку. Белейшие, без малейшего оттенка первоначального цвета, брови были подхвачены на висках кокетливыми бантиками, точно так же были подобраны над уголками рта сивые, точно прокуренные усы. В бороде поблескивали разноцветные бусины – и на чем держались? Голову, несомненно плешивую, венчала рыжая камилавка, опоясанная рыбьим хребетком с торчащими костями.

Шаман выжидающе глядел на принцессу – позвала, так говори зачем.

– Я ищу ребенка, – мона Сэниа сложила руки так, словно держала младенца на сгибе локти. – Ребенка, понимаешь?

Она принялась качать несуществующее дитя, и взгляд ее сразу же потерял твердость. Губы задрожали, и Таира поняла, что сейчас все переговоры закончатся слезами.

Но, похоже, понял это и шаман. Он вскинул перед лицом женщины четырехпалую ладонь, покрытую какой-то неживой, доисторической кожицей, словно велел ей замолчать. Направил остроклювый нос на Таиру.

– И правда, дай-ка я, – сказала девушка. – У тебя эмоции забивают смысл. Между прочим, детей здесь не качают, а суют в сумки к кенгурам. А теперь поехали: уважаемый сибилло, постарайся меня понять. Мы – люди.

Она подняла руку и отмерила приблизительный человеческий рост, проведя усредненную линию между собственной макушкой и подбородком принцессы. Потом понизила ладонь до собственной груди:

– А этот – подросток. – Ладонь опустилась до пупа:

– Ребенок.

Таким же непринужденным движением она изобразила у себя на животе сумку и показала в нее пальцем:

– А там – дите. Понял? Грудное дите.

Против ожидания шаман медленно наклонил голову, коснувшись при этом указательным пальцем левой щеки.

– Ну и умница. Допер. Теперь сядь – сядь, сядь где стоишь, – и мы разберемся с цветом кожи. Сэнни, ты тоже не торчи.

Принцесса, зачарованно слушавшая весь этот урок, опустилась на подушки. Шаман поглядел на голый пол, величаво повернулся спиной к женщинам и огляделся – вероятно, искал достойное кресло для своего многострадального седалища. Не найдя, медленно спустил с плеч свой роскошный плащ, сшитый из белых и черных шкурок. Обнажилась спина, покрытая сетью трещинок, как старинная картина. Заношенные необъятные шальвары и жутко грязный пояс, к которому были привешены на колечках разноцветные мешочки.

Неразговорчивый собеседник скатал плащ в пухлый валик, бережно опустил на пол и наконец повернулся к женщинам лицом. Они ожидали от него каких угодно чудес, но это…

На шее не было ни амулетов, ни бус, приличествующих захолустному магу. Зато, свешиваясь чуть не до пояса, болтались иссохшие женские груди.

Таира лязгнула зубами, закрывая рот, и ошеломление спросила:

– Слушай, ты кто?

Вопрошаемый медленно уселся, поелозив на самодельной подушке, взялся за свой вызывающий уважение бержераковский нос и сиял его, как снимают очки. Вместе с торчавшей из него белой шерстью. Затем она… оно… Нет, с полом решительно нужно было определяться, и поскорее, – иначе все мысли путались, – лизнуло пальцы и принялось оттирать на курносом, едва выступающем бугорке пятна клея.

И уже не гнусавым, а чуть дребезжащим низким голосом ответило:

– Сибилло.

Очень вразумительно.

– Слушай, ты прикройся, а то на тебя страшно смотреть, – сказала Таира, снимая свою рыжую накидку и протягивая ее шаману. Мириться со средним родом этого монстра она была не в силах.