Живи! - Артем Белоглазов

В конце концов лестница нашлась, ее закрепили на мостках и, размотав, скинули вниз. Охотник нацепил на спину небольшую сумку, потуже затянул ремень на груди — чтоб не болталась, затем обтер ладони о джинсы и, ловко перебирая руками и ногами, полез вверх. Двое его спутников придерживали лестницу, прочие зорко следили за местностью.

— Вернусь минут через двадцать! — крикнул с мостков старший. — Будьте начеку, парни. Альберт, Штефан, поднимитесь-ка сюда. Присмотрите тут.

Два охотника, захватив ружья, начали карабкаться по веревочной лестнице; оставшиеся в повозках люди негромко переговаривались, возница первой брички достал самодельный кисет, трубку с длинным мундштуком и, насыпав табак в чашечку, окутался густыми клубами сизого и вонючего дыма. Курил он такой ядреный самосад, что даже его товарищи, привычные к цигаркам и папиросам, закашлялись и поспешили убраться подальше.

Охотники были достаточно молоды, навскидку им можно было дать от двадцати пяти до сорока лет, кроме возницы-курильщика. Этот изрядно поседевший, с мятым, как скомканная промокашка, землистым лицом человек производил впечатление ветхой развалины, но глаза его — жгучие, живые как бы смеясь над состарившимся телом, говорили: нет, нет, есть еще порох в пороховницах, дед Прохазка всем вам, молокососам, еще надерет задницу и даст сто очков форы. Дед, прижмурившись и попыхивая трубкой, наблюдал, как Альберт и Штефан неуклюже взбираются по раскачивающейся лестнице.

— Э, — буркнул Прохазка, вспоминая бурную контрабандистскую юность на клипере «Морава», — ногу-то не так ставишь, олух. Сверзишься.

Однако обошлось: парни заняли пост наверху и принялись, как и было велено, наблюдать за подступами к площадке и за самим муниципалитетом, в котором скрылся старший из команды охотников. Пристав уныло топтался у входа — он попытался было увязаться вслед за прибывшим, чтобы предупредить тех, кто находился внутри, успеть шепнуть на ухо или подать знак пославшим его людям — насколько опасную птицу занесло в Лайф-сити. Но охотник грубо ткнул жесткой растопыренной пятерней в грудь франтоватого пристава, сжал пальцы и, ухватив в кулак темно-зеленый свободного покроя френч, бросил:

— Ты. Останешься. Здесь.

Поэтому-то, растеряв былой лоск и военную выправку, пристав болтался у входа как понурая собачонка перед дверьми магазина, куда строгий хозяин зашел купить пару рогаликов с маком, пакет молока и еще что-нибудь к завтраку.

Меж тем внутри управления шел неприятный для представителей городской власти диалог, вернее даже монолог. Заявившийся к обеденному перерыву человек повел себя неучтиво, он не желал ждать окончания обеда и с порога отмел все возражения хамским «Чихать я хотел». Сразу же взяв быка за рога и не давая вставить работникам муниципалитета ни словечка, он принялся настойчиво, резко и безапелляционно навязывать свою волю. Человек представился Алексом, фамилии не назвал.

— …Я тр-ребую, — гулко раскатывалось под сводами управления, — содействия в поимке и ар-ресте доктора Влада Роста, будто бы сер-ртифицированного специалиста с французским дипломом. У меня на руках ор-рдер, подписанный в самом Мир-ргороде.

— Предъявите для начала этот ваш ордер, — буркнул Милич Шпажинка, начальник городского ополчения; дородный, плотно сбитый, он развалился в жалобно поскрипывающем под ним кресле и бесцеремонно уставился на гостя. В его слегка косящих, темно-бутылочного цвета глазах без труда можно было прочесть: знаем мы вас. Пр-роходимцы!

Гость ответил на выпад дерзкой усмешкой, потянулся к висящей на боку кожаной сумке и достал искомый ордер. Печати и подписи, явно подлинные, не вызвали никаких сомнений. Алекс небрежно помахал документом перед глазами сидевших за столом людей и убрал обратно в сумку. Муниципалы тихо зашушукались меж собой. Они, хоть и облеченные властью, были вынуждены подчиниться какому-то залетному, совершенно незнакомому человеку. Это было крайне неприятно. Причем выглядел пришлый как разбойник с большой дороги. «А как же положение? — думали муниципалы. — Вес в обществе? Мнение окружающих, наконец? Мало ли каким путем он мог достать ордер…»

Замешательство отразилось на лицах так же ясно, как в солнечный безветренный день отражаются в спокойной глади пруда плывущие по небу облака.

Чужак заметил это, нахмурился. Скулы его затвердели.

— Так вот, я тр-ребую… — с нажимом продолжил посетитель.

Мэр Лайф-сити, Орест Белоконь, воистину «железный» человек, не мешкая задал бы нахалу, смеющему выражаться оскорбительно-развязным тоном, по первое число. Невзирая на ордера и предписания. Но мэр, как на грех, отсутствовал — уехал по делам пару дней назад, его обязанности временно исполняла секретарь муниципалитета Инесса Пунш. И она постаралась не уронить честь Лайф-сити.

— Молодой… э-э… человек. — Мадам Пунш, обменявшись быстрым взглядом с начальником ополчения, решила поставить «распоясавшегося наглеца» на место. Отчасти из соображений личного характера — доктор Влад был ей глубоко симпатичен. — Не кричите, пожалуйста, мы не глухие. Мы, даже если б нам этого очень хотелось, не можем выдать вам доктора Роста. И ордер, пусть и подписанный в Миргороде, не волшебная палочка. И не надо ничего требовать, достаточно попросить.

— Вы отказываетесь содействовать? — ядовито осведомился Алекс.

— Нет, — возразили ему. — Но поймите, доктор Влад сбежал этой ночью из города. Увы, и еще раз увы.

— Ах, сбежал, — зло щурясь, проговорил Алекс. — А вы как бы и ни при чем? Ладно, я вам это так не спущу. Да я вас в порошок сотру, осознаете вы это?!

— Молодой человек, — Инесса зевнула, — потрудитесь… э-э… покинуть помещение, а то…

Алексу пришлось-таки опять скинуть с плеч куртку. Молчание, воцарившееся в зале городского управления, было поистине мертвым. Как на кладбище.

— А… ах… — задохнулась, побагровев от натуги, госпожа Пунш. Остальные члены муниципалитета трусливо примолкли. Охотник, сцепив руки за спиной, прохаживался перед сидящими за длинным столом «сливками общества» и грозно вопрошал присутствующих. Теперь они поменялись ролями, теперь они были просителями, подсудимыми, свидетелями, а он — прокурором.

— Как?! — негодовал Алекс. — Как вы, черт побери, допустили это? Надеюсь, вы додумались отрядить погоню? Нет?! Ах, у беглецов, оказывается, был заранее подготовленный план отступления?

— Да, да, — трясли побледневшими щеками муниципалы, уныло разводили руками и со страхом косились на погоны охотника. — И лошадь у них была, и повозка. И вообще… А ловить доктора шла неорганизованная толпа, ну, понимаете…

— Жалкие, ничтожные «шпаки»! — Алекс раздраженно стучал кулаком по массивному овальному столу в зале заседаний, и члены муниципалитета в ужасе отшатывались. — Ничего не можете сделать толком! Ни в чем на вас нельзя положиться! Хотя постойте… вы говорите «у них»? Значит, у доктора имелись сообщники? Кто такие? Немедленно предоставьте мне информацию об этих типах.

— Э-э… господин Алекс, это займет…

— Мне плевать, сколько это займет! Выполняйте!

— Хасан, — велела мадам Пунш толстому, но подвижному коротышке в синем двубортном пиджаке, галстуке и брюках с тщательно отутюженными стрелками, — сделай то, что просит господин охотник. И побыстрее, пожалуйста.

— Разумеется, мадам Пунш. — Смуглый низенький человек с достоинством кивнул и в мгновение ока вымелся из здания, умудрившись аккуратно, без стука притворить тяжелую дверь. Лишь чуть скрипнули заржавленные петли. Впрочем, они всегда скрипели.

— Ну-с, — слегка приободрившись, охотник потер мозолистые ладони: раболепие и покорность городских ему льстили, — продолжим. Надеюсь, вы знаете, кто такой этот ваш дипломированный лекарь? Или нет?

Он, покачиваясь с носков на пятки и засунув большие пальцы за ремень джинсов, обвел присутствующих суровым взглядом. Глубокоуважаемое управление, «отцы города», ежились под этим пронизывающим взором, как школьники, не готовые к уроку. Школьники думали, что новый учитель окажется мягким, покладистым человеком, но нет, они ошиблись — преподаватель строг и взыскателен, он запросто влепит нерадивым ученикам двойки, а то и колы, и вызовет родителей для личной беседы. Нельзя, никак нельзя трусливо отмалчиваться и мяться перед классной доской: преподаватель не простит и непременно накажет. Поэтому хоть что-нибудь надо сказать — капельку! чуточку! — но сказать. И «отцы» принялись оправдываться.

— Э-э… — осторожно мямлили они, — мы подозреваем. Конечно, улики косвенные, и обвинивший его человек… в прошлом… э-э… пострадал по вине Роста. Хотя нет, конечно же, виноват был он сам, даже не он, а его сын, и…

Но выгородить себя «отцам» не удалось: охотник, кривясь, слушал их беспомощный лепет и при каждом пространном «э-э» хмурился всё грознее. А когда Йонас Жиховец, городской казначей, страдающий одышкой, пустился в длинные объяснения насчет сына плотника, Ловица, заикаясь и путаясь с каждой фразой подобно глупой мушке в паутине, без толку сучащей лапками, терпение Алекса лопнуло окончательно.