Кораблекрушение «Джонатана» - Жюль Верн

Однажды Дик, Сэнд и еще несколько их сверстников, играя на берегу моря, обнаружили естественную пещеру, образовавшуюся в прибрежной скале на мысу. Вход в пещеру был обращен на юг и, следовательно, вел прямо на рифы, о которые разбился «Джонатан». Но не это обстоятельство привлекло внимание детей. Там имелось кое-что поинтереснее. В глубине пещеры находилась расщелина, переходившая через несколько метров во вторую пещеру. Она представляла собой длинную галерею, тянувшуюся под землей через весь горный массив и шедшую к третьей, верхней, пещере. Последняя выходила на северную часть скалы с видом на лагерь. К нему можно было спуститься напрямик, скользя по каменистому грунту.

Эта находка пришлась весьма по вкусу юным следопытам. Ребята никому не рассказали о своем открытии. Цепь пещер стала их царством, она принадлежала только им. Мальчики отправлялись туда крадучись и устраивали там необычайно увлекательные игры, превращаясь то в дикарей, то в робинзонов, то в разбойников…

Страшные вопли раздавались под таинственными сводами! Какие бешеные гонки происходили в галерее, соединявшей нижнюю и верхнюю пещеры!

Однако передвигаться по этому коридору было опасно, ибо в любую минуту он мог обвалиться: в одном месте свод галереи в метре от земли держался на каменной глыбе, опиравшейся на наклонную плоскость другого камня. Малейшее сотрясение могло вызвать катастрофу. Приходилось ползти на четвереньках и с величайшей осторожностью протискиваться в узкую щель между неустойчивым камнем и стенкой прохода. Но такая опасность, как бы велика она ни была в действительности, не пугала ребят, а, наоборот, придавала особую остроту их играм. Время проходило весело. Они не беспокоились ни о чем и не боялись никого, даже своего врага Фреда Мура, которого иногда видели вдали и от которого всегда удирали стремглав. Эмигрант, впрочем, и не пытался их преследовать. Его гнев утих, и если уж он и затаил злобу, то по другому поводу.

К тому же вопрос, был ли Фред Мур разгневан или нет, совершенно не интересовал детей. Для них не существовало ничего, кроме их игр, дни мчались с невероятной быстротой, о которой они весьма сожалели.

Если бы проводили опрос и поинтересовались мнением эмигрантов на этот счет, то скорее всего Дик и Сэнд оказались бы единственными, полагавшими так. Насколько для них время летело стремительно, настолько для других оно тянулось невероятно медленно, что усугублялось плохими жилищными условиями. Но для Льюиса Дорика и его шайки зимовка тоже протекала весьма приятно. Эти молодчики разрешили по-своему все социальные проблемы. Они жили в полное удовольствие, будто на завоеванной земле, ни в чем себе не отказывали, даже делали запасы на случай возможного голода в колонии.

Приходилось только удивляться долготерпению их жертв. Несмотря на то, что обираемые Дориком эмигранты составляли подавляющее большинство, они, видимо, этого не сознавали: им даже в голову не приходила мысль объединить свои разрозненные силы. Банда Дорика, наоборот, представляла довольно сплоченную группу и проводила тактику запугивания каждого колониста в отдельности. Никто не осмеливался дать отпор этим негодяям.

Около полусотни переселенцев во главе с Кароли проводили время в охоте на тюленей.

Дело это трудное. Сначала нужно терпеливо ждать, пока осторожные животные решатся вылезти на берег, затем мгновенно окружить, чтобы те не успели скрыться в волнах. Процедура сия небезопасна, ибо тюлени выбирают для игр самые неприступные скалы.

И все же охотники добились отличных результатов. Вытопленный тюлений жир мог пригодиться и для освещения, и для отопления жилищ, а шкуры — после возвращения эмигрантов на родину — представляли бы немалую ценность.

Но многие переселенцы, погруженные в полнейшую апатию, не выходили из домов, хотя морозов не было и в помине. Во время холодов, продолжавшихся с 15 июля по 15 августа, ртутный столбик не падал ниже минус двенадцати. Средняя температура составляла пять градусов ниже нуля. Кау-джер сказал правду — климат в этих краях не отличался чрезмерной суровостью, и только частые дожди да снегопады поддерживали постоянную промозглую сырость, вредно отражавшуюся на здоровье. Обычно наш целитель успешно боролся с болезнями, если только организм пациента не был слишком ослаблен. В течение зимы погибло восемь человек. Между прочим, их кончина особенно огорчала Льюиса Дорика, ведь умирали именно те люди, с которых он собирал наибольшую дань.

Дик и Сэнд горько оплакивали смерть Марселя Норели. Маленький калека не выдержал климата острова Осте и однажды вечером тихо, без страданий, угас.

Эти печальные события, казалось, мало волновали уцелевших эмигрантов. Исчезновение нескольких человек почти не отразилось на жизни поселения. Сообщение о новой смерти ненадолго выводило зимовщиков из состояния уныния. Они как будто утратили интерес к жизни, и сил хватало только на перебранку и скандалы по любому поводу.

Частые беспричинные раздоры между колонистами наводили Кау-джера на горькие размышления. Он был слишком умен, чтобы не видеть истины, и слишком искренен, чтобы уклониться от соответствующих выводов из сделанных наблюдений.

В этом случайном сборище людей, оказавшихся здесь, можно сказать, со всего мира, самой яростной страстью была ненависть. Не та ненависть, которая хотя и достойна порицания, но которую как-то можно объяснить логически, ненависть, переполняющая сердце человека, который страдает от жестокой несправедливости,— нет, это была ненависть взаимная и скрытая глубоко в душе. И как бы ни были люди доведены до отчаяния и как бы ни были схожи их безрадостные судьбы, эта ненависть сталкивала их друг с другом из-за совершенно ничтожных поводов так же, как природа, создавая ростки жизни, смешивает их с темным, разрушительным началом.

Самая тягостная жизненная драма, источником которой послужил голод, разыгралась в домике, где жили Паттерсон, Лонг и Блэкер. Как уже говорилось, славный парень Блэкер страдал ненасытным аппетитом. Такое болезненное состояние называется в медицине булимией[54].

При распределении продуктов он, как и все остальные, получил свою долю. Но из-за невероятной прожорливости запаса, рассчитанного на четыре месяца, ему не хватило даже на два. И снова начались адские муки голода.

Сумей несчастный преодолеть свою робость, он бы легко выбрался из беды. Стоило обратиться к Хартлпулу или Кау-джеру, ему дали бы дополнительный паек. Но парень туго соображал, для него это был поступок. Всю жизнь Блэкер находился на самой нижней ступени социальной лестницы и давно смирился со своим несчастьем. Он не понимал, какие силы управляют миром, и никогда не стремился противодействовать им.