ЧЕЛОВЕК С ГОРЯЩИМ СЕРДЦЕМ - ВЛАДИМИР СИНЕНКО

«ШАПКА-НЕВИДИМКА»

В июне «впередовцы» подняли на забастовку почти все заводы, фабрики и мастерские Харькова. Станки и машины замерли, остановилась конка.

Федор метался с митинга на митинг и везде выступал. Каждому известно: куй железо, пока горячо!

В лесу за Липовой рощей, ближе к станции Рыжов, собирались многолюдные сходки.

Иногда Федор брал с собой пятилетнего сына Стоклицкой. Пробираясь на сходку, они всегда натыкались на патруль. Те дружинники, что не знали Артема в лицо, спрашивали:

— Заблудился, что ли, мил-человек?

— Корова потерялась. Бурая, один рог сломан. Не видали?

— Во-он за тем оврагом пасется! Ждет не дождется вас.

Мордашка у Сережи счастливая. С дядей Артемом готов целый день бродить по лесу. То птичье гнездышко найдут, то увидят белку или красивую бабочку. А устанешь — на плечи посадит!

Пока Федор выступает, Сержик ходит по рукам или сам резвится на солнечной поляне, удивленно таращась на рыжий холмик, возведенный хлопотливыми муравьями.

На призыв Артема посильно жертвовать на оружие, на печать рабочие откликались охотно. В картуз со звоном сыпались монетки. С миру по нитке...

Вдали заиграл пастуший рог. Патрульные сигналили об опасности. Все рассыпались по лесу, по кустам и ярочкам. В одной руке у Федора картуз с медяками, а в другую крепко вцепился Сережа.

— Собирай грибы! Видишь, какой замечательный маслюк?

— А колона, где наша колова?

— Найдем, найдем и ее! — успокаивает Федор мальчика. Грибы уже с верхом укрыли деньги в картузе.

Тут продрались сквозь лесную чащу казаки:

— Эй ты, чего ходишь тут?

Сержик опередил Федора:

— А мы колову потеляли! Безлогая такая... Если не найдем — купим новую: у нас денег много-много. Мы богатые!

Федор прижал к себе мальчонку:

— Верно, пропала буренка. Никак не отыщем. Зато грибов страсть как много! Хоть сорочку снимай. Да вот сынишка уже заморился...

Донцы повернули лошадей и скрылись.

Однажды патрульные прозевали стражников, и участники сходки едва успели разбежаться. Федор не спеша уходил в лесную глушь. Его настиг властный окрик осанистого вахмистра:

— Стой, чума! Тебе говорят?

Тут же на опушке Федора стали допрашивать.

Предъявив паспорт на имя хлебопека Егора Суханова, Федор с наслаждением втянул в легкие воздух, полный лесных ароматов.

— Ну и роща, ваше благородие! Хорошо-то как... Зелено, полное благорастворение природы, птички весело щебечут. Будто в раю!

— Я те пощебечу, дубина! Меня не рай, а собрание интересует.

— Каки-таки собрания в пекарне? В нашей-то духоте да гари... Мы о том неизвестны... Зато в лесу — чистое удовольствие! А небо-то, небо — синь голубая, воздух, как липовый мед...

Вахмистр тупо уставился на него:

— Я болвану неумытому о сходке, а он мне о небе! Много ли народу было, говорю, выступал ли политик Артем?

— На кой мне сходка, ваше благородие? Я сюда отдохнуть пришел. Дома-то ребятишек полно... Сами знаете, какой дух от пеленок.

— Голову мне морочишь, каналья? — вспылил полицейский.— Рассказывай, что порешили на собрании, да живо! Не то дам тебе в ухо. Чок — и нет барабанной перепонки!

— Ваша власть, конечно... — уныло протянул Федор. — А только хоть режьте — ничего не видал. И в лес ходить запретить невозможно, потому как людям на пользу чистый воздух.

— Тьфу! Гоните в шею дурака! Кого там еще задержали?

Дуня и Николай Пальчевский тоже попали в руки конной полиции. Пальчевский уже отслужил свое в солдатах и теперь обучал дружинников меткой стрельбе. Вахмистр пристально его разглядывал: .

— Тоже дышишь свежим воздухом? Ну-ка сними сорочку. Теперь другую. И третью... Ага! Так и знал — слоеный.

Под рубахами предусмотрительного Пальчевского были еще две вязаные фуфайки и стеганая жилетка. Он худел на глазах.

— Сходочник бывалый, — определил вахмистр. — Ишь сколь напялил! Не ндравится, когда треххвостая по спине гуляет, шкуру чище бороны дерет? Взять слоеного в участок! А девку... У нас и без женского полу в подвале сырости хватает!

— Помилуйте, ваше благородие! — изумился Николай. — Какой я сходочник? А фуфайки... Нынче воскресенье, и в нашей рабочей казарме шибко пьют. Еще заложат в кабаке и мое добро на похмелку... Уж лучше на себе таскать. Да и простужаюсь часто я. Намедни лекарь...

Федор вступился за парня:

— Дозвольте, ваше благородие... Я этого человека признал! Работал у нас тестомесом, а как захворал, хозяин его и выгнал. Чахотка у него в последнем градусе. Еще кровь горлом отворится и помрет в участке.

— Пшел вон, адвокат! — цыкнул на него вахмистр. — Скажи спасибо, что сам в участок не угодил.

Однако полицейский отпустил и Николая. Вдруг еще и вправду помрет за решеткой, отвечай за него...

Пальчевский догнал Федора и Дуню. Девушка недавно переехала к Стоклицкой в Липовую рощу подлечить сломанную руку, приобрести ремесло. Придумал это Федор. И теперь мать Фроси учит ее шляпочному делу, а сама Фрося, учительница, — грамоте. В свободное время дочь кузнеца возит в город нелегальную литературу, поддерживает связь. Забайрачный неохотно отпустил свою Дуню:

— Девке не ученье, а муж самостоятельный нужен. Не втравливай, Артемий, в свои дела Евдокию! Лучше меня покрепче к ним привари. То уговаривал— «оружие», «склады», а теперь молчишь?

— Чудак! Дуне в самый раз иглой орудовать, а не ухватом у печи. А для оружия нашли местечко понадежней.

Сабурова дача. С помощью доктора Тутышкина Федора зачислили в штат больницы мастером по ремонту водосточных труб. Работы мало, и он досконально изучил обширную территорию лечебницы, ознакомился с ее многочисленным персоналом. Народ здесь отзывчивый на горячее слово. Главный врач Якобий — самодур, каких не видывал свет. Вербовать людей в подпольные кружки Артему помогала Даша Базлова. Территория Сабурки не подвластна полиции, но когда в широком коридоре полуподвала главного корпуса стали собираться люди, от больницы до Конной площади стояли надежные патрули.

Особенно сдружился здесь Сергеев с кочегаром Степаном Россохатским. Молодой, но уже лысоватый парень любил книги и песни, сам сочинял стихи.

Второй кочегар котельной, Мокей Рябуха, — полная противоположность Россохатскому. Угрюмый, небритый, он люто ненавидел полицию, но сходок и кружков сторонился.

Общим любимцем был здесь веснушчатый слесаренок Федя. С этим двенадцатилетним тезкой, живым и проказливым, Сергеев излазил все подземелья лечебницы. Из котельной под корпуса Сабурки разбегались темные переходы. По ним тянулись трубы с горячим воздухом из отопительной печи, водопроводные трубы, электрический кабель. Идеальное место для хранения оружия!

Федя-слесаренок, худенький и смышленый паренек, легко протискивался в узкие ответвления подземных галерей, чтобы спрятать динамит, бомбы и пистолеты. Днем оружие привозили на квартиру доктора Тутышкина, и его жена Юлия Федоровна, мать троих детей, все еще моложавая, держала бомбы под кроватью. Ночью оружие переносили в подземные хранилища, а Федор все твердил:

— Капля в море! Большой драки с этим не начнешь!

Но на приобретение оружия нужны были немалые деньги.

ПОЕДИНОК С ПРОФЕССОРОМ

Харьков посетил профессор истории Милюков. Павел Николаевич иногда позволял себе благонамеренно журить правительство и уж совсем ласково — царя. Он согласился выступить в земской управе с обзором событий, поговорить о будущем России.

Узнав об этом, Шура Мечникова сказала Федору:

— Профессор — монархист, но именует себя демократом. Покажи земцам, нашей полуслепой интеллигенции, его истинное лицо.

Земская управа, земцы, земское движение... Свыше сорока лет уже благоденствует в России эта умеренная оппозиция помещиков и дворян. Самодержавие легко мирилось с земцами и даже уступило им местное самоуправление. Земцы разглагольствовали о конституции и страшились революции, предостерегали от нее царя.

Однако военные неудачи в Маньчжурии заставили земских деятелей заговорить об ограничении высочайшей власти и даже требовать уступок народному движению. Право на забастовки, восьмичасовой день? А почему бы и нет! Можно продать мужикам и какую- то часть помещичьей земли. Всех ублажить, всем чего-то наобещать!

На лекцию в здание земской управы по Сумской улице Артем явился с рабочими паровозостроительного завода. Дружинники во главе с Васильевым, Пальчевским и Димой Бассалыго уже сидели в разных концах сияющего огнями зала. В партере — земцы, служилая интеллигенция, в ложе — сам городской голова Погорелко и князь Голицын — председатель земской управы.

Маститый профессор рисовал картину внешнего и внутреннего положения России. У царя плохие советчики-министры. Искажая его предначертания, они орудуют силой полиции и войск. Везде лихоимство и произвол, стране грозит междоусобица. Как ее предотвратить, как спасти империю? Лишь отменив законы, противные началам свободы личности. Вопрос о войне, насущные нужды страны монарх должен обсуждать с депутатами от всех слоев общества. И тогда в России наступит эра справедливости. Конституция и демократия! Демократия и конституция! Демократия и народ!