Жертвоприношение - Шэрон Болтон

– Тора, нам пора, – сказала она, и я быстро направилась к выходу. По коридору я почти бежала. Мне почему-то казалось, что входная дверь может оказаться запертой. Но дверь спокойно открылась, и я выскочила на продуваемое со всех сторон крыльцо. Дана вышла следом за мной.

– Вы знаете, я не понимаю одной вещи, – сказал Ховик, когда мы уже стояли во дворе. Дана казалась абсолютно спокойной, я же готова была сорваться с места в любую секунду.

– Какой, сэр?

– Вы упоминали о найденном кольце. Могу я взглянуть на него?

Дана была очень хорошей лгуньей. Не моргнув глазом, она сказала:

– К сожалению, нет, сэр. Оно находится в участке. Но если обручальное кольцо вашей жены потерялось, я могу привезти найденное, чтобы вы его опознали. Там есть гравировка, так что это будет несложно.

Ховик покачал головой.

– Вы меня неправильно поняли. Я хотел сказать, что ваше кольцо не может быть кольцом Кирстен.

– Почему вы в этом так уверены?

– На кольце Кирстен действительно была гравировка, но оно очень плотно сидело на пальце, и я не стал его снимать. Я попросил, чтобы ее похоронили вместе с ним.

– Где? – не сдержавшись, выпалила я. – Где ее похоронили?

Джосс Ховик удивленно посмотрел на меня. Мой вопрос явно показался ему неприличным. Я и сама понимала, что веду себя не слишком этично, но, черт побери, в данном случае цель оправдывала средства.

– На кладбище церкви Святого Магнуса, – ответил Ховик. – Там, где мы поженились.

– Нужно было ехать двумя машинами, – сказала Дана. – Проклятье! – Она завела мотор, проехала несколько сотен метров и остановилась.

Я порылась в сумке, достала мобильный телефон и вызвала такси. Машину обещали прислать через несколько минут. Дана достала блокнот и начала быстро что-то записывать.

– Он лжет, – сказала я.

– Знаю, – ответила она, продолжая писать. Я заглянула в блокнот. Дана писала: «Кирстен Ховик, в девичестве Георгесон. Умерла летом 2004 года. Травма головы. Больница Франклина Стоуна. Старший ординатор».

– Это она, – сказала я.

– Возможно.

– Вы же сами видели фотографию! У вас много знакомых женщин с такими роскошными волосами? Это почти точно она, – продолжала настаивать я.

– Тора, успокойтесь. Фотография была слишком маленькой, чтобы судить наверняка.

Дана снова начала что-то писать в блокноте. Цифры.

– Это номер моего мобильного, – сказала она, вырывая страничку и протягивая ее мне. – Как можно скорее отправляйтесь в госпиталь и проверьте рассказ Ховика. Ни с кем ничего не обсуждайте. Я останусь здесь и буду ждать вашего звонка.

Я кивнула.

– Вы уверены, что с вами все будет в порядке?

– Естественно. Я буду спокойно сидеть в машине и наблюдать.

– А вы сможете, если понадобится, вызвать подкрепление?

Дана улыбнулась. Я и сама понимала, что разговариваю цитатами из детективов.

– Сразу после вашего звонка. А пока пусть это останется между нами. Ведь мы еще ни в чем не уверены.

Вскоре подъехало мое такси, и мы расстались.

Пятьдесят минут спустя я позвонила на мобильный сержанта Таллок. Она ответила после первого же гудка.

– Это я. Вы можете говорить?

– Я внимательно слушаю.

Я сделала глубокий вдох и сказала:

– Все, что он рассказывал, – чистая правда.

Дана молчала. Мне казалось, что я слышу, как в трубке свистит ветер Сколлоуэя.

– И что теперь? – спросила я.

– Мне нужно заехать в участок, – немного подумав, сказала она. – Отправляйтесь домой. Я к вам приеду.

Было уже начало девятого, но в больнице Франклина Стоуна бурлила жизнь. Оставалось надеяться, что по пути к выходу мне не встретится никто из знакомых. Я никогда не умела врать, даже в спокойном состоянии, а сейчас была очень встревожена.

С одной стороны, я была уверена, что женщина, похороненная на моем лугу, – Кирстен Ховик. Смерть не очень изменила ее. Правда, нежная белая кожа с легкой россыпью веснушек, типичная для уроженок Шотландии, потемнела от торфа, но безукоризненный овал лица остался прежним, точно таким, как на фотографии.

С другой стороны, я только что просмотрела регистрационные записи больницы. Кирстен Ховик действительно поступила в больницу восемнадцатого августа две тысячи четвертого года (почти за год до того как, предположительно, была убита наша жертва) с тяжелой травмой головы и множественными переломами позвоночника. Врач констатировал смерть в 1916, и два дня спустя женщина была похоронена. Вскрытие также проводилось по всем правилам.

Я остановилась у конторки служащего в приемном покое. В шесть вечера его сменил ночной дежурный. Сжимая в руке полупустую кофейную чашку, он читал газету.

– Добрый вечер! – поздоровалась я, стараясь выглядеть как можно более жизнерадостной.

Дежурный посмотрел на меня, но, очевидно, я не произвела на него должного впечатления, потому что он сразу же вернулся к чтению.

– У вас, случайно, нет карты города? – спросила я.

Не удостоив меня ответом, он молча покачал головой, не отрывая глаз от газеты.

Порывшись в сумке, я достала свое служебное удостоверение и положила его на газету. После этого дежурный наконец соизволил обратить на меня внимание.

– Мне нужна карта, – сказала я. – У вас обязательно должна быть карта города, иначе вы не сможете выполнять свою работу как следует. Если у вас ее нет, я от вашего имени официально пожалуюсь руководству на то, что вас не обеспечивают необходимыми вещами.

Дежурный бросил на меня разъяренный взгляд, встал и подошел к канцелярскому шкафу, который стоял в глубине комнаты. На поиски у него ушло примерно тридцать секунд. К конторке он вернулся с картой.

– Что именно вас интересует?

– Церковь Святого Магнуса.

Желтым от никотина пальцем дежурный ткнул в какую-то точку на карте.

Я присмотрелась, пытаясь получше запомнить это место. Церковь находилась недалеко от больницы.

– Благодарю.

Дежурный сложил карту и протянул мне:

– Возьмите.

Я вежливо отказалась:

– Спасибо, она может понадобиться еще кому-нибудь.

Я развернулась и направилась к выходу. На душе было тепло от сознания того, что среди сотрудников больницы у меня появился еще один друг.

Когда я подъехала к церкви Святого Магнуса, было еще светло, и это радовало, потому что мне пришлось припарковаться на главной дороге, а потом идти по узкой, пустынной улочке. В темноте я бы вряд ли на такое решилась. По обе стороны от меня возвышались мрачные гранитные дома. Это были офисные здания, и вечером в них никого не было, но я не могла избавиться от ощущения, что за мной наблюдают из десятков темных окон.

Напротив церкви находился большой старый дом с обнесенным стеной садом. Вдоль мощеной подъездной аллеи стояли какие-то неизвестные мне деревья. Они отдаленно напоминали ивы, но не имели ничего общего с высокими, стройными деревьями, которые растут по берегам английских рек. У них не было основного ствола, и их высота не превышала трех с половиной метров. Казалось, толстые кривые ветви растут прямо из земли и лишь потом переплетаются, превращаясь в подобие дерева. Почки еще не распустились, и, глядя на голые сучковатые ветки, я сразу подумала о заколдованном лесе из страшной сказки.

Попасть на обнесенный стеной церковный погост оказалось не так уж и легко. Обычные посетители, наверное, проходили туда через церковь. Я постояла несколько секунд, собираясь с духом, и перелезла через стену. Судя по датам на надгробиях, почти все захоронения рядом со стеной были сделаны еще в девятнадцатом веке. Поэтому я направилась в глубь кладбища по узкой, заросшей тропинке. Левый дальний угол выглядел многообещающе. Здесь были участки голой земли, а могилы выглядели ухоженными. Одна из них была совсем свежей – на ней даже лежали увядшие цветы, оставшиеся после похорон.

На поиски интересующей меня могилы ушло пять минут. На большом прямоугольном надгробии, изготовленном из темного полированного гранита, была высечена простая надпись:

Плоский могильный холмик был усажен весенними цветами. Часть нарциссов еще цвела, остальные высохли. Их бледно-желтые лепестки потемнели и съежились. Их давно следовало оборвать и заменить летней рассадой, но у меня создалось впечатление, что Джосс Ховик приходит сюда нечасто. Я считаю, что отношение к могиле любимого человека – очень личная вещь, и у всех людей оно разное. Некоторые люди, приходя на могилу, ощущают связь с умершим. Они могут сидеть или стоять рядом с ней часами. А для других могила является лишь жутким напоминанием о процессе физического распада, который происходит прямо у них под ногами.

Опустившись на колени, я начала обрывать увядшие цветы. Когда я закончила, могила Кирстен Ховик стала выглядеть гораздо более ухоженной, если не считать сорняков. Их было легко вырывать из влажной после обильных дождей земли, но через несколько минут мои руки стали совсем грязными.