Мутант - Робин Кук

Она отвернулась, чтобы скрыть навернувшиеся слезы: ей уже было трудно контролировать эмоции. Вряд ли она сможет оставаться с мужем, когда все это закончится. Но захочет ли Виктор-младший отказаться от его драгоценной лаборатории и жить с ней?

– Вы психиатры... – пробормотал Виктор, доставая штопор.

Маша помешала рис и проверила, не готовы ли артишоки.

Она пыталась овладеть собой. Хватит слез. Немного помолчав, она снова заговорила:

– Мне надо было вести дневник развития Виктора. Он бы сейчас пригодился.

– Я вел, – сказал Виктор, вытаскивая пробку из бутылки.

– Ты вел? Почему ты никогда мне о5 этом не говорил?

– Потому что он был предназначен для проекта ФРН.

– Можно на него взглянуть? – спросила Маша, в который раз пытаясь подавить свою злость на самонадеянность Виктора, использовавшего ее ребенка как подопытную морскую свинку.

Виктор попробовал вино.

– Он в моем кабинете. Когда Виктор-младший ляжет спать, я тебе его покажу.

~~

Маша сидела в кабинете Виктора. Она настояла на том, что прочитает дневник в одиночестве: присутствие мужа только раздражало бы ее. По мере чтения дневника ее глаза наполнялись слезами. Она заново переживала рождение сына. Хотя дневник был написан языком стандартных лабораторных отчетов. Маша была до боли растрогана. Она забыла уже, как следил за ней взглядом Виктор-младший с самого рождения, еще задолго до того, как обычные дети начинают фокусировать зрение.

Все этапы развития ребенка были достигнуты невероятно рано, особенно овладение речью. В возрасте семи месяцев, когда ему полагалось произносить не больше чем «мама» и «баба», он уже строил предложения. К году он полностью овладел лексикой. В восемнадцать месяцев, когда обычные дети неплохо ходят, он уже катался на маленьком велосипеде, который смастерил для него Виктор.

Чтение дневника напомнило Маше об этом чудесном времени. Каждый день был отмечен какими-то новыми достижениями, открытиями новых способностей малыша. Она почувствовала, что отчасти сама виновата в том, что, восхищаясь необычными способностями мальчика, мало задумывалась о том, как столь необычайные способности отразятся на развитии личности. Как психологу ей это было непростительно.

Когда она дошла до раздела, озаглавленного «Математика», в комнату под каким-то неубедительным предлогом вошел Виктор. Недовольная собой за свои собственные упущения в воспитании сына, она разрешила ему остаться.

Математика всегда была ее уязвимым местом. В колледже ей приходилось дополнительно заниматься с преподавателем, чтобы закончить обычный курс. Она была потрясена, когда Виктор-младший стал проявлять способности к математике. Уже в три года он объяснил ей основы этой науки. После его объяснений впервые в жизни ей удалось наконец их понять.

– Что меня поражало, – сказал Виктор, – так это его способность переводить математические уравнения в музыку.

Маша помнила это. Тогда им казалось, что в семье подрастает второй Бетховен. «И мне никогда не приходило в голову задуматься о том, что эта ноша – быть гением – может оказаться слишком тяжелой для малыша», – подумала она с сожалением. Пролистав оставшиеся страницы, она с удивлением обнаружила, что дневник на этом кончался.

– Это что, все? – спросила она.

– Боюсь, что да.

Маша прочитала последние страницы. Запись от 6 мая 1982 года рассказывала о том дне в садике «Кимеры», который навсегда врезался Маше в память. Затем бесстрастно подводился итог: внезапное падение интеллекта. В последнем предложении говорилось: «Скорее всего, у мальчика острое изменение церебральных функций, которое в настоящий момент закрепилось».

– Ты после этого не делал записей? – спросила Маша.

– Нет, – признался Виктор. – Я решил, что эксперимент не удался, несмотря на первоначальный успех. Не было никаких причин продолжать записи.

Маша закрыла тетрадь. Она-то надеялась найти больше подсказок к объяснению того, что ей казалось недостатками личности Виктора-младшего.

– Мне бы хотелось, чтобы хоть что-то указывало на психосоматические расстройства или даже конверсивную реакцию. Тогда на него можно было бы воздействовать терапевтическими методами. Мне надо было быть внимательнее, когда все это случилось.

– Я думаю, что проблемы Виктора были вызваны какими-то внутриклеточными явлениями, – предположил Виктор. – Сомнительно, чтобы эти записи оказались полезны.

– Вот это-то меня и пугает. Я боюсь, что Виктор умрет, как умерли дети Хоббсов и Мюрреев, или от рака, как его брат и Дженис. Я прочитала достаточно литературы по твоей теме и знаю, что рак ставит под угрозу будущее генной терапии. Внедренные гены могут превратить протоонкогены в онкогены, и тогда соответствующие клетки становятся очагами рака. – Она замолчала. Эмоции не давали ей говорить. – Как я могу продолжать рассуждать об этом, как будто это какие-то научные проблемы? Это наш сын, и, насколько я понимаю, ты запустил какой-то механизм внутри него, который приведет его к смерти.

Маша закрыла лицо руками. Слезы прорвались наружу, несмотря на все ее попытки сдержать себя. Виктор попытался обнять ее, но она уклонилась. Он встал. Какое-то время он смотрел, как вздрагивали плечи жены. Ему нечего было сказать в свое оправдание. Он вышел из комнаты и пошел наверх. Боль его собственной печали тисками сдавила сердце. После того, что он узнал сегодня, у него было больше оснований, чем у Маши, беспокоиться за сына.

8

Четверг, утро

Запертый обычным бостонским часом пик в потоке транспорта, Виктор удивлялся, как жители города справляются с этой напастью ежедневно.

У выезда на Сторроу-драйв поток стал свободнее, опять сгустившись только у Фенуэй. До детской больницы Виктор добрался уже после девяти. Он сразу направился в отделение патологоанатомии.

– К доктору Шриаку, – сказал Виктор. Секретарь, не снимая наушников диктофона, указала в направлении коридора.

Продвигаясь по коридору, Виктор читал таблички на дверях.

– Извините. Доктор Шриак? – спросил Виктор, заходя в открытую дверь. На удивление молодо выглядевший человек оторвался от микроскопа. – Меня зовут доктор Фрэнк. Помните, я заходил к вам, когда вы производили вскрытие Хоббса?

– Конечно, – ответил Шриак. Он встал и протянул руку. – Приятно с вами встретиться при не столь удручающих обстоятельствах. Меня зовут Стивен.

Виктор пожал протянутую руку.

– Боюсь, у нас пока еще нет определенного диагноза, – сказал Стивен, – если, конечно, вы за этим пришли. Образцы тканей все еще исследуются.

– Да, меня это очень интересует, – кивнул Виктор. – Но я заглянул к вам, чтобы попросить еще об одной услуге. Вы обычно берете образцы жидкости из организма?

– Обязательно. Мы всегда производим токсикологические исследования.

– Мне бы хотелось тоже получить образцы жидкости.

– Меня впечатляет ваш интерес. Большинство терапевтов предпочитают избегать нас. Пойдемте посмотрим, что у нас есть.

Выйдя из кабинета и пройдя через холл, они вошли в обширную лабораторию. Стивен о чем-то поговорил с сотрудницей лаборатории, после чего она указала в направлении противоположного конца комнаты. Они пересекли лабораторию и вошли в боковую комнату.

– По-моему, нам повезло, – сказал Стивен, открывая холодильник и обводя взглядом сотни пузырьков. Он нашел четыре нужных и вручил их Виктору. В двух содержались образцы крови, в двух других – мочи.

– Сколько вам нужно? – спросил Стивен.

– Совсем немного.

Взяв с лабораторного столика пробирки, Стивен аккуратно вылил в них содержимое пузырьков. После этого он заткнул пробирки, надписал каждую красным жирным карандашом и отдал Виктору.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался он.

– Мне очень не хотелось бы злоупотреблять вашей добротой... – начал Виктор.

– Ничего страшного.

– Около пяти лет назад мой сын умер от исключительно редкой формы рака.

– Сочувствую.

– Он проходил лечение здесь. Врачи сказали, что в литературе описаны всего два аналогичных случая. В то время решили, что рак начался в купфферовских клетках, то есть фактически это был рак ретикулоэндотелиальной системы.

Стивен кивнул.

– Мне кажется, я читал об этом случае. Да, точно, читал.

– Как вы думаете, ткани опухоли могли сохраниться – ведь это редкий случай?

– Вполне возможно. Давайте вернемся ко мне в кабинет.

Усевшись за компьютер, Стивен узнал у Виктора полное имя Дэвида и дату рождения. Введя информацию в компьютер, он выяснил номер истории болезни Дэвида и место хранения записей о вскрытии. Водя пальцем по экрану, он стал просматривать информацию.

– Похоже, удача. Вот номер образца. Давайте проверим.

На этот раз он повел Виктора в подвальное помещение.

– У нас есть специальное место, куда мы закладываем образцы для длительного хранения, – объяснил он.