Безмятежное море - Джульетта Армстронг

— Конечно же нет! — горячо возразила Эмма, а потом нежно добавила: — Ты можешь ошибаться, горячиться, делать поспешные выводы, но поступать подло — никогда!

Пол вежливо, но решительно отказался от приглашения остаться на ужин, и Михаил, прежде чем стемнело, отвез его обратно в Ларнаку. Перед отъездом археолог коротко напомнил Диане:

— В десять утра, миссис Мортон. Это удобно?

— Если вы действительно уверены, что вас это не затруднит, профессор Диметриос, — вежливо ответила она.

Пол и глазом не моргнул, но, когда Эмма сердечно прощалась с ним, он дружески ответил:

— До свидания, Эмма! До свидания, Тео!

И, насмешливо взглянув на Диану, занял свое место в машине.

Михаил вернулся через час в унынии.

— Эта Амаранта, видимо, девушка очень ленивая, — печально объявил он. — У меня было искушение немного побродить вокруг в надежде увидеть, так ли она хороша, как на фотографии. Но оказалось, эта красотка все еще в постели. Но она же не больна, в конце-то концов! Бедное изнуренное хрупкое создание!

Тео засмеялся:

— Возможно, здесь совсем другая причина! Ходят слухи, что ты немного донжуан, Михаил. Может, она и не отдыхала. Просто тетя отсоветовала ей появляться перед таким отъявленным сердцеедом. А может, дело в Зеноне. Мы, греки, довольно ревнивы, тебе ли это не знать?

Михаил притворно возмутился и картинно покачал головой.

— Ты клевещешь на наш народ, — возразил он. — Судя по прекрасным статуям, найденным на раскопках, греческие мужчины преклоняются перед женской красотой, боготворят ее уже тысячи лет. Даже наш рассудительный старина Зенон чувствует то же, но никто не смеет обвинять его в том, что он сердцеед или донжуан.

Лиза посмотрела на него снизу вверх широко распахнутыми глазами.

— Вы действительно пытались съесть у леди сердце, дядя Михаил? — с ужасом спросила она. — Как великан в моей книжке с картинками?

Он засмеялся и прижал к себе обеих девочек.

— Нет, я только время от времени дарю им сладкие поцелуи, — заверил он. — Вот так, — поцеловал он Лизу. — И вот так, — чмокнул Анну, а затем опустил их на землю.

На следующий день рано утром Михаил, быстро выпив чашку кофе, уехал в Никосию. Диана, глядя из окна своей спальни на удаляющуюся по шоссе машину, почти жалела, что не поехала с ним. Михаил был такой добрый и понятный, такой милый. Неудивительно, что он нравился женщинам. День, проведенный с этим красавцем, независимо от того, что болтали о нем люди, не утомил, а успокоил Диану. Пол же всегда держал ее в напряжении, даже когда сменял гнев на милость.

Археолог появился минута в минуту, все такой же неправдоподобно элегантный. Он объяснил сей феномен тем, что прилетел из Афин в этом костюме.

— Не мог же я надеть свою рабочую одежду, тетя Пенелопа этого бы не перенесла, — усмехнулся он. — Я ее нежно люблю, несмотря на то что по природе своей она просто фурия. Да вы и сами это увидите, когда с ней познакомитесь.

— Вы везете меня к ней домой? — остолбенела Диана. — Я думала, что нам предстоит рабочий день.

— Так и есть. Но перекусить-то где-то придется!

— Эмма приготовила нам сандвичи для пикника.

— Мы можем проголодаться вечером по пути домой. Сандвичи не пропадут. Но вы же не станете обижать тетю Пен, отклонив приглашение на ленч только потому, что она передала его на словах. Моя тетушка хоть и мегера с виду, зато в душе очень ранима.

— Конечно, я поеду, — мягко ответила Диана.

— Спасибо, миссис Мортон.

— Вы так и будете обращаться ко мне столь официально? — Обиженная, Диана повернулась к нему лицом. — Меня зовут Диана.

— Знаю. Как я могу этого не знать? Но как ни странно, мне всегда хочется назвать вас другим именем.

— Вы имеете в виду «миссис Мортон»? — недоуменно нахмурилась Диана.

— О нет! Таким образом я только сдерживаю себя, чтобы ненароком не назвать вас иначе. Вы же знаете, что в Греции сейчас только старшее поколение придерживается традиции обращаться ко всем по фамилии.

— Тогда… какое-то другое имя?

— Можно сказать и так. Но поскольку я не имею права им воспользоваться, вопрос остается чисто теоретическим.

— Держу пари, это какая-нибудь свирепая скандинавская богиня! — воскликнула она, наполовину раздосадованная, наполовину польщенная.

Пол сбавил скорость, повернулся к Диане и внимательно на нее посмотрел.

— Знаете, вы определенно стали относиться ко мне лучше, — заметил он. — Я начинаю верить, что вы простили меня за… за мою грубость… за то, что схватил вас тогда за руки…

Диана вспыхнула.

— Совсем не за это! — воскликнула она. — Что действительно привело меня в ярость, так это ваше эгоистичное и невнимательное отношение к другим.

— Что вы имеете в виду? — спросил Пол, свернув с дороги, чтобы пропустить отару овец, пересекающих шоссе.

— Разве это не очевидно? То, что случилось на корабле? Когда вы услышали, что люкс семьи Диметриосов занят пассажиркой, отчасти по недоразумению, отчасти вследствие ошибки, почему вы сами не воспользовались другой каютой, ведь плыть оставалось всего ничего? Вы согласны, что выставить за дверь женщину, словно какой-то неодушевленный предмет, было отнюдь не рыцарским поступком?

— Так вот что вы думали обо мне в последнее время? — Его тон стал просто ледяным. — Тогда позвольте мне заметить, миссис Мортон, что этот обмен каютами был проделан молниеносно и без моего ведома, прежде чем я появился на борту. Дела завертелись в ту самую минуту, когда капитан получил мою телеграмму. Видимо, в то время вы были на экскурсии.

Диана недоверчиво взглянула на спутника. Пол смотрел прямо перед собой, его лицо казалось застывшим и злым.

— Почему же вы ничего не объяснили?

— А вы дали мне шанс? Ведь я подошел к вам тем вечером, когда вы в одиночестве пили кофе, и попросил позволения извиниться. Стюарт и капитан мне все рассказали, добавив, что вы совсем недавно овдовели. Но вы не стали слушать. Дали мне от ворот поворот. Так, кажется, говорят в Англии?

Диана была слишком ошеломлена, чтобы ответить, и Пол резко продолжил:

— Я был полон сочувствия, стремился подружиться с вами. Но ваша потрясающе высокомерная позиция изменила мое отношение к вам. — Он немного поколебался, потом быстро добавил: — Хотите знать, что я о вас тогда думал? Вдова, но не любившая и не скорбящая. Холодная… бесчувственная… несчастная — вот как я вас охарактеризовал.

Пол задел ее за живое, сыпанул соль на еще не зажившую рану. Взглянув на побелевшее лицо Дианы, он вдруг воскликнул с раскаянием:

— Я не должен был никогда говорить этого! Я сожалею, ужасно сожалею!