К Барьеру! (запрещённая Дуэль) №26 от 29.06.2010 - К барьеру! (запрещенная Дуэль)

Докладчик уверял, будто «после первых тяжёлых неудач и поражений на фронтах Сталин считал, что наступил конец». Хрущёв пенял Сталину, что тот вообще «долгое время фактически не руководил военными операциями». Но при этом в вину вменялось и обратное - то, что «Сталин непосредственно вмешивался в ход операций и отдавал приказы, которые нередко не учитывали реальной обстановки на данном участке фронта и которые не могли не вести к колоссальным потерям человеческих жизней». К тому же «Сталин требовал непрерывных лобовых атак, с тем чтобы брать село за селом. И мы несли на этом огромные потери до тех пор, пока нашему генералитету, который выносил на своих плечах всю тяжесть ведения войны, не удалось изменить положение дел и перейти к ведению гибких манёвренных операций, что сразу дало серьёзное изменение положения на фронтах в нашу пользу».

Особое место в докладе было уделено репрессиям. Хрущёв отмечал: «На протяжении 1937-1941 гг. в результате подозрительности Сталина, по клеветническим обвинениям, истреблены были многочисленные кадры армейских командиров и политработников. На протяжении этих лет репрессировано было несколько слоёв командных кадров, начиная буквально от роты и батальона и до высших армейских центров... Политика широких репрессий против армейских кадров имела ещё и те тяжкие последствия, что она подрывала основу воинской дисциплины».

Некоторые из тезисов о Великой Отечественной войне родились позднее, но эти, напомним, прозвучали на ХХ съезде КПСС из уст самого Хрущёва. Из разоблачительного выступления советского партийного лидера следовало: Сталин несёт главное бремя личной вины за поражения и неудачи РККА, а безупречная во всем Красная Армия героически выстояла не только в борьбе с фашистской агрессией, но нашла в себе мужество и силы преодолеть препятствия, созданные «культом личности».

«Большинство нападок на Сталина инициировали советские военные, им же принадлежит формулировка причин отступления в 1941 г., - подчёркивает Роджер Риз. - Одна из целей представляется достаточно ясной: избежать ответственности за бедствия. Несмотря на случайные вкрапления правды, многие из этих аргументов просто не выдерживают критики».

Для многих советских граждан весть о нападении Германии грянула как гром средь ясного неба. Но были ли застигнуты врасплох армия и оборонная промышленность СССР? Каково вообще значение фактора внезапности? И следует ли в чём-то винить Сталина?

Для ответа обратимся к одному из типичных документов - к составленному 4 августа 1941 г. и обильно процитированному Р. Ризом донесению генерал-майора С.В. Борзилова, командира 7-й танковой дивизии 6-го мехкорпуса. Подытоживая свои впечатления по горячим следам событий о действиях вверенной ему дивизии, Борзилов докладывал, что ещё 20 июня командир корпуса отдал приказ «окончательно снарядить снаряды в магазины, вложить в танки, усилить охрану парков и складов, проверить ещё раз районы сборов частей по боевой тревоге». Иначе говоря, привести танковые соединения в состояние готовности, но без шумихи и какой-либо огласки. Тем удивительнее, что в том же самом докладе Борзилов пишет, будто о предполагаемом нападении ему «не было известно, хотя части дивизии были готовы к бою»...

Столь очевидные логические нестыковки с документальной точностью помогают уяснить главное: легенды о катастрофической «внезапности» зародились в командирской среде в первые недели войны и охотно распространялись самими военными для оправдания своих не слишком успешных боевых действий. Неприятная для многих командиров истина состоит в том, что германское нападение было неожиданным только для гражданского населения СССР, но не для таких военачальников, как генерал-майор Борзилов. Из недавно рассекреченных документов следует, что Генштаб РККА был хорошо осведомлён о надвигающейся опасности и за несколько дней до ожидаемой, но неизбежной войны Вооружённые силы на западных рубежах СССР были приведены в состояние боевой готовности. Кроме того, была осуществлена скрытая мобилизация 800 тысяч резервистов. Конечно, Сталин тоже был проинформирован и знал о планах агрессии лучше многих других. Но, как отмечает американский историк, «он справедливо полагал, что покуда сохраняются хорошие отношения с Гитлером, нападение ему не грозит».

(Чуть отвлекаясь от книги Р. Риза, хочется напомнить: характер советской предвоенной политики ясно отражает стремление Сталина избежать роковых ошибок 1914 г., когда преждевременная мобилизация русской армии ускорила развязывание мировой бойни. Когда сам Хрущёв оказался в похожей ситуации, непродуманная и санкционированная им демонстрация силы во время Карибского кризиса в 1962 г. чуть не стоила миру ядерной катастрофы. Обвиняя во всех грехах Сталина, автор «антикультового» доклада, как видим, не только на словах недооценивал необходимость соблюдения в международных делах взвешенной осторожности.)

Хотя советские войска были приведены в готовность, германской армии всё равно удалось добиться кратковременного тактического превосходства. Но американский учёный подчеркивает, что глубоко ошибочны «утверждения, будто Гитлер достиг «стратегической внезапности», т.е. такой степени неожиданности, которая дала немцам далеко идущие и долговременные преимущества». Для маловеров и скептиков историк из США разъясняет: «Элемент внезапности помогает объяснять, почему войсковые части на границе поначалу оказались в замешательстве, что поставило их в невыгодное положение. Но это никак не объясняет, почему в боях потерпели неудачу выдвинутые из тыла корпуса и армии, у которых оставались недели на подготовку. Внезапностью можно объяснять, почему германские ВВС застали сотни самолётов на земле и уничтожили их в первый же день войны. Но этим никак не объяснить, почему советские самолёты были застигнуты на земле на третий и четвёртый день войны».

В советской мемуаристике причастность Сталина к созданию новых типов вооружений часто осуждается как губительная. И лишь директора оборонных заводов характеризуют Сталина более положительно - как помощника промышленности, чьё вмешательство сыграло неоценимую роль при распределении труднодоступных лимитов и преодолении других узких мест производства. Кому и чему здесь верить?

Как подчёркивает Роджер Риз, сосредоточение внимания на одном Сталине уводит нас от сути проблемы и явно недостаточно для её понимания. В орбиту разработки и производства вооружений были вовлечены громоздкие бюрократические структуры, а Сталин был последним звеном в этой длинной цепочке. Конечно, за ним оставалось право окончательного выбора, но при создании и принятии новых типов вооружений активную роль играло множество должностных лиц среднего звена, гражданских и военных чиновников. Образцы техники, годы спустя объявленные бесперспективными и никудышными, проходили экспертизу и изначально получали одобрение на всех более низких ступенях чиновничьей иерархии. Конечно, Сталин мог забраковать те или иные негодные проекты, но иногда и его можно было ввести в заблуждение.

Что касается снабжения армии вооружениями, здесь возникали препятствия совсем иного рода. Быстрый и непропорциональный рост промышленности, «чистки», проблемы, связанные с планированием и грузоперевозками, отрицательно влияли на качество и количество произведённой продукции. В качестве примера учёный указывает на деятельность военных плановиков, которые нередко колебались при выборе проектов, меняли свои решения об объёмах или размещали свои заказы позднее самых последних сроков, когда те могли быть учтены в текущем ежегодном или полугодовом плане. «Такие проблемы иногда препятствовали производству как таковому, но чаще просто его задерживали, - отмечает историк. - ...Из-за колебаний Красной Армии промышленность так и не приступила к производству противотанковых ружей в 1941 г. Сделанный в последнюю минуту заказ армии на большее количество автоматических винтовок в 1941 г. означал приостановку текущего выпуска и многомесячные простои, необходимые заводам для переоснащения производства».

«Конечно, у советской оборонки было достаточно проблем и без вмешательства Сталина, - подчёркивает американский исследователь. - Но из характера самой системы не следует, что без вмешательства Сталина дела могли бы идти существенно лучше». Наоборот, опыт демократической Франции показывает, что создание и производство новых вооружений во многих отношениях не зависят от характера политической системы: «Как советские, так и французские ВВС в 1938 г. испытывали острую нужду в истребителях, которые могли бы сравниться с германскими по лётным данным, несмотря на то, что авиационная промышленность Франции представила ряд превосходных опытных образцов, а руководство страны было хорошо знакомо с истребителями «Спитфайр» и «Харрикейн», разработанными британцами. Производство самолётов современных типов начинается только в 1939 г. Французы также столкнулись с проблемами, решая, какой тип противотанкового ружья нужно произвести для армии, несмотря на признание за вопросом большой важности. Им потребовалось несколько лет, чтобы сконструировать опытный образец 47-мм противотанковой пушки. В конечном итоге, когда грянула война, фронтовые части всё ещё были вооружены никуда не годной 25-мм противотанковой пушкой».