Властимир - Галина Романова

— Понимаешь, княже, — он задумчиво потер лоб. — Да ничего и не было. Просто мне… мне странный сон приснился. Словно здесь птица Гамаюн была. И она… он мне сказал…

— Сказки! — перебил его Властимир. — Гамаюн, конечно, где-то есть, но людям он никогда не показывается. Это ты все выдумал.

Буян хотел было пересказать слова птицы, но подумал, что князю не следует слишком много знать, и решил промолчать.

Он встал, отряхнулся и послушно пошел за князем назад, к оставленной ими поляне.

ГЛАВА 7

Ночи конца травня, месяца, запирающего весну и отпирающего лето, тихи, теплы и праздничны. Лес уже оделся листвой и цветами, посев уже окончен, птицы переживают пору любви и песен. В такие ночи просыпаются русалки и выходят ночами на берега водоемов водить хороводы и подкарауливать неосторожных людей.

Маленькое лесное озерко, со всех сторон окруженное частым лесом, где с липой перемешались ель и сосна, меж которых мелькали дуб и береза, днем не отличалось от всех Других озер и ручьев, что вместе несут свои воды в озеро Ласково или реки — Трубень, Оку и другие.

Крутые берега озера поросли жесткой травой, что распрямляется сразу за прошедшим человеком ли, зверем ли, не оставляя следов. Седые при свете только что народившегося месяца ветлы клонят к темной воде свои гривы. Когда-то ветлы были лошадьми. Носили они колесницу самого Стрибога, но как-то, когда остановился он, даруя миру минутку затишья, наклонились они над гладью впервые успокоившегося озера и замерли, любуясь на себя, — ведь до этого они ни разу не видели своего отражения. Напрасно звал их Стрибог — окликал лаской, грозил карой, даже бил плетью, — не сдвинулись с места очарованные кони, потому что забрал их души обитавший в том озере водяной. В отчаянии и досаде обратил Стрибог своих коней в ветлы, чтобы дождались они живыми того часа, когда сразится он с водяным и отнимет у него души своих любимых коней. Оттого-то всегда так волнуется вода, когда пробегает над нею ветер — водяной боится, что однажды Стрибог ворвется в его чертоги и начнет битву. Но слишком упорно хранит свои тайны вода, не пускает ветер в глубину, и вечно стоять ветлам-лошадям, любуясь своими отражениями и порой грустя о потерянной силе и свободе. А водяной с той поры научился воровать души тех, кто, придя на берег водоема, задумается и заглядится в воду так, что трудно оторваться.

Темная вода маленького озерка казалась твердой, словно отлитой из стали или свинца. Ни единая морщинка не тревожила ее чела — вода словно спала. Даже ветлы замерли — ветра не было. Мелкие звездочки отражались в воде, обозначая опрокинутое небо — небо подводного царства, где все как у нас, но только наоборот. Тишина, и только в кустах на том берегу вели перекличку два соловья-соседа.

Еле слышно плеснула вода. Крупной рыбы в озере не водилось — слишком мало оно для этого, — но все-таки по воде побежала рябь. Волночки расходились кругами из-под корней ветлы, что зашла в воду дальше всех и корнями касалась воды.

Там, на фоне темной морщинистой коры, что-то забелело. Русалка плавным движением отбросила прядь светло-зеленых влажных волос, в которых поблескивали чешуйки, и оглядела берег. Потом обернулась к озеру и тихо позвала.

На ее призыв тут же отозвались — вода озера заволновалась, раздалась сразу в нескольких местах, и на поверхности показались головы трех или четырех дев. Они плыли к берегу, на который уже выбралась первая. Встав на росистую траву, она отжала длинные густые волосы и раскинула руки, греясь под лучами молодого месяца.

Выходящие на берег девы присоединились к ней. Вода текла с них, сверкая в свете звезд. Одна из них проворно вскочила на корявый ствол ветлы и забралась повыше. Другие со смехом последовали за нею.

— Нет-нет, я выше! — смеялась первая, поднимаясь почти к самой кроне. Она скользила по ветвям так легко, что те даже не дрожали под ее тяжестью. — Не догоните! Не догоните!

— Вернись — поймаем, в росе изваляем! — воскликнула одна со смехом. Ее слова были встречены восторженными криками.

Первая внезапно подпрыгнула и серебристой тенью бросилась с дерева в воду озера. Волны разошлись и сомкнулись почти без шума, принимая ее. Она вынырнула и закричала задорно:

— Прыгайте за мной!

Одна из русалок тут же последовала ее примеру, но другая, захотевшая влезть повыше, помедлила, оглядываясь.

— Ну что же ты! Иди сюда! — кричали ей снизу.

— Погодите, сестры! — откликнулась она. — К нам гости! Русалки, что были в воде, тут же нырнули, те, что были на берегу, поспешили к озеру. Оставшаяся не ветле смеялась над ними, качаясь на ветке.

— Бросьте мне цветов! — крикнула она. — Я одна встречу гостей, раз вы боитесь!

Те из русалок, кто не успел нырнуть, вернулись. Любопытство пересилило страх перед неизвестным — ведь русалку может погубить только любовь к смертному, если он устоит перед ее чарами.

— Кто там, сестра? Что за человек?

— Не человек и не один, — лукаво отвечала русалка, не спеша спускаясь пониже.

— А кто же?

— Увидите.

Русалки высыпали обратно на поляну. Только держались поближе к воде — сейчас они еще не имели полной силы и было их слишком мало, чтобы можно было заманить к себе человека.

Слух водяных дев остер — они слышат, что шепчет ручей за десять верст от них, но на сей раз ничто не говорило им о приближении человека — наоборот, все, что они уловили, было тихим шорохом волчьей поступи.

Выкормыши леса, приемыши Чистомысла, Явор и Ярок, которых из всех людей мира видели только сам волхв, Веденея и мать их Млава в самый момент рождения, возвращались с ночной прогулки. Это только в сказках хищные звери бродят всю ночь напролет — на самом деле они выходят из своих нор на закате и возвращаются в них перед самой полуночью, второй раз выходя на охоту перед рассветом, когда Дичь еще не проснулась или готовится ко сну.

Близнецы шли плечо к плечу, в точности повторяя движения другого. Они не говорили ни о чем — и так каждый понимал все чувства и мысли друг друга.

Юноши, которым на вид было не больше шестнадцати лет, никогда не знали другой жизни, кроме лесной. Выходил их леший, выкормили дикие звери, обучив своей нехитрой науке жить. Только благодаря Чистомыслу и самой Веденее они знали, что они — люди, но не такие, как живущие в деревне. И волхв, и ведунья не объясняли им, почему они должны жить в лесу и чем они отличаются от прочих. Волхв знал, но скрывал. Ведунья не знала и поэтому молчала. Она вообще мало рассказывала мальчикам — по обрывкам и недомолвкам, как по следам зверя судят о его состоянии, близнецы узнали, что у них где-то есть, как у всех в мире, мать, человек, но она отнесла их в лес из-за чего-то, о чем знал только волхв. Веденея не хотела показать близнецам ту, кому они были обязаны своим рождением, — Млава была отмечена богами и должна была уже который год вымаливать у Перуна прощение по велению главного жреца старца Сухобоя.