Здесь живу только я - Александр Пелевин

Засыпала статуя воина в удивительно красивых доспехах.

Засыпали лимонно-желтые огни окон в домах, которые тоже медленно и спокойно засыпали.

Засыпали провода, гудящие над головой.

Засыпали темные силуэты деревьев на аллее.

Засыпали даже звезды на прозрачном небе.

И само небо засыпало.

Лишь один Петр не смог заснуть, потому что над его ухом вдруг стали громко и неприятно говорить.

— Развелось бомжей, что же делать-то теперь будешь, а.

Он открыл глаза.

Перед ним стоял дворник в грязном оранжевом жилете и с метлой в руках.

— Что смотришь? Вставай и иди спать домой! Дом-то у тебя хоть есть?

Петр оглянулся: он сидел на скамейке в скверике возле перекрестка улиц Некрасова и Маяковского. Небо было темным, плотным и слегка отсвечивало грязно-оранжевым. Он сунул руку в карман и достал телефон: было шесть часов утра. По улице с шумом и сигналами проносились автомобили. Падал неприятный снег, мелкий и мокрый. Ему вдруг стало холодно.

— Есть, — с улыбкой ответил он дворнику и встал со скамейки.

Петр пришел домой, тут же достал неоконченное письмо для Фейха, сел за стол и несколько раз перечитал его.

Я тоже не знаю, зачем это пишу. Меня зовут Петр Смородин, я ночной смотритель вашего музея. Да, Юлиан Александрович, теперь ваша квартира — музей. Ваши стихи знают и любят.

Сейчас 20** год. Ваше письмо пролежало под паркетом больше шестидесяти лет. Видимо, я — первый, кто нашел его и уж точно первый, кто решил на него ответить. Если это, конечно, не шутка. Если честно, я очень боюсь, что это шутка. Но почему-то верю вашему почерку.

Что я могу рассказать?

Война закончилась победой в сорок пятом году. Ленинград выстоял в блокаду. Наши войска взяли Берлин. Гитлер застрелился, а его ближайшие соратники кончили жизнь на виселице.

В 1961 году человек полетел в космос. Это был советский космонавт Юрий Гагарин.

Он взял ручку и продолжил писать с того места, на котором закончил в прошлый раз.

В Советском Союзе сейчас хорошо. У нас давно не было войн и потрясений. Мы активно изучаем космос, наши ученые готовят высадку советских космонавтов на Марс — это должно случиться уже через пару лет.

Ленинград растет и ширится. Здесь красивые и чистые улицы, широкие проспекты, прозрачные реки. У нас осталось много памятников блокаде, и современным детям рассказывают об этой войне то, что они должны знать.

Вас помнят и любят.

Ваша квартира, которая теперь стала музеем, находится в отличном состоянии. Все ваши вещи и вся мебель в целости и сохранности. Я регулярно подметаю и мою пол, сметаю пыль, забочусь о каждой вашей вещи — все для того, чтобы ваша квартира казалось такой, как будто вы покинули её вчера.

Вот и все, что я хотел сказать.

Всего хорошего.

Петр Смородин.

Он сложил письмо в четыре раза и положил в карман рубашки.

Сегодня вечером начнется его очередная смена.

Теперь он знал, чем будет там заниматься.

— Ребята, быстрее, быстрее. Мы тоже не хотим остаться тут до вечера! Прически у всех правильные? Идите все на площадку, это прямо и направо, там разберемся. Через десять минут построение, ребята, через десять минут! Кто еще не оделся, одевайтесь быстрее!

Помощник режиссера, худой и энергичный парень в розовом свитере, напоминал Герману амфетаминщика своими резкими движениями и активной жестикуляцией.

— Стой. Ты. Да, ты. Сними фуражку. К парикмахеру. Туда. Быстро, быстро, там еще несколько человек. Ты, — он показал на Германа, — сними фуражку. Все в порядке, на площадку. В темпе, в темпе, мы не можем больше ждать!

Герман прошел на площадку, где уже выстроилось около пятидесяти человек в одинаковых серых шинелях и с синими фуражками. За спиной непривычно тяжело висел солдатский вещмешок, за плечом — винтовка.

Все эти люди были абсолютно незнакомы ему, и он чувствовал себя слегка неуютно.

— Поправь фуражку, — обратился к нему вдруг молодой рыжий парень с веснушками. — Не надо носить её набок.

Герман поправил фуражку.

— Вот так, — парень улыбнулся. — У тебя не будет сигареты?

Герман порылся в кармане шинели и достал пачку.

— Спасибо, — ответил парень. — Как-то здесь неуютно. Я никого не знаю. Как тебя зовут?

— Герман.

— Леша. Очень приятно.

Они пожали друг другу руки.

— А ты не реконструктор? — спросил Леша, закуривая сигарету.

— Нет. Я впервые в жизни надел эту форму. Друзья предложили, — неловко ответил Герман.

— Я так и понял. Застегни крючок на шинели, — улыбнулся Леша.

На площадку снова вбежал помощник режиссера.

— Ребята! — закричал он в громкоговоритель. — Мы скоро начнем. Предупреждаю сразу: будет очень сложно и очень долго. Будем снимать сразу несколько сцен. Сначала — построение. Вам придется построиться примерно так, как вы стоите сейчас. Когда закончим с построением, будем снимать, как вы бежите. Потом будет самое сложное — оборона. Мы будем долго снимать вас из окопов. На вас будут нападать немцы. Подробности этой сцены объясню позже. Сейчас операторы окончательно разберутся с техническими вопросами, и мы начнем.

Мелкий и колючий снег падал на лицо.

Было холодно.

Герман поежился и поправил винтовку, сползшую с плеча.

Глава восьмая

Однажды белые решили вынести Владимира Ильича Ленина из мавзолея и закопать его в земле. По их обычаям мертвецов обычно закапывали, а Владимир Ильич лежал в своей усыпальнице, как будто и не мертвый вовсе. Это очень не нравилось белым. «Живым людям место на земле, а мертвым — под землей» — так говорили они, — «Негоже мертвому человеку быть на земле, иначе получается, будто он живой». Долго вынашивали они план, как закопать Ильича. Средь бела дня при всем народе им делать этого не хотелось, и поэтому они решили пробраться темной ночью в мавзолей, выкрасть оттуда Ленина, отвезти его в лес и закопать, чтобы никто никогда не узнал, где он похоронен.

На том и порешили.

И однажды в полночь прокрались они в мавзолей, взяли Владимира Ильича за руки и ноги, вынесли из усыпальницы и положили в грузовик. И поехали за город. Долго они ехали и в конце концов остановились на окраине темного дремучего леса. Отнесли Ленина в лес, отыскали небольшую поляну, вырыли глубокую могилу и опустили в неё Ильича. А затем закопали и поставили небольшой крестик без имени. Перекрестились, вздохнули облегченно, утерли пот со лбов да и разошлись по домам.

А на следующее утро пришли они в мавзолей и глазам своим не поверили: лежит Владимир Ильич, как и лежал, в стеклянном гробу.

Будто и не выносил его никто.

Сильно удивились белые. Вернулись в лес, раскопали могилу — а в ней никого. Задумались тогда белые. «Как это у него получилось?» — недоумевали они, — «Ведь мы своими руками вынесли его и похоронили!».

Дождались белые прихода ночи, снова проникли в мавзолей, снова вывезли Ильича за город и снова закопали в той же самой могиле. Перекрестились они, утерли пот со лбов и разошлись по домам. А у могилы поставили своих людей, чтобы они сторожили Ленина и не позволили ему вернуться.

А утром пришли они в мавзолей и увидели, что в Ленин лежит в своем гробу. Переполошились белые не на шутку. Вернулись к могиле и стали бить тех, кто её сторожил. А они и говорят: «Не знаем мы ничего! Всю ночь глаз не смыкали — ни звука, ни шороха не было!»

Тогда белые решили сжечь Владимира Ильича Ленина и развеять пепел по ветру.

Так и сделали — следующей ночью снова вынесли его из мавзолея, снова отвезли в тот же лес и на ту же поляну, соорудили огромный костер и положили на него Ильича. И подожгли. Затрещали сухие поленья, загорелся Владимир Ильич. Всю ночь горел, и только пепел от него остался. Развеяли белые его по ветру, перекрестились и вздохнули: «Наконец-то избавились мы от него! Господь нам помог!». И уже под утро разошлись по домам.

Но недолго они спали.

Проснулись белые от страшного грохота.

Выбежали, в чем были одеты, на улицу, и увидели Ленина.

Огромный Ленин шел по городу, сотрясая семимильными шагами асфальт.

Он давил людей, переворачивал машины, сокрушал многоэтажные бетонные дома. Под его ногами дрожала земля и поднимались столбы пыли, глаза его горели неземным огнем и извергали сверкающие разряды молний, испепеляющие все вокруг. Огромный Владимир Ильич Ленин разрушал город, и небо над ним было сурово-темное, и огнем были охвачены жилые кварталы. И убил Ленин всех белых, впечатал их тела сапогами в асфальт дорог, обрушил на них тяжелые бетонные блоки, загнал их в самое пекло пожаров, утопил в реках, вышедших из берегов. И его громогласный отчаянный голос трубил и ревел на сотни километров вокруг: