Черная вселенная - Макс Максимов

– Трупы на улице обгорели слишком сильно для обычного пожара, – сказал Еврин.

– Согласен, – ответил Пельчер, – но других версий у меня нет. Можно, конечно, начать фантазировать, будто что-то прилетело и атаковало людей, но для этого нужны основания.

– Они должны были погибнуть быстро, – рассуждал Еврин, оглядываясь в темном, тесном в ширину коридоре, – я думаю, что смерть наступила у всех примерно в одно время, потому что иначе они бы успели послать нам сигнал.

– Чтоб послать сигнал, нужно несколько секунд, если компьютер под рукой, – подтвердил Храмов.

– Мог быть взрыв? – спросил Гена.

– Нет, – ответил Еврин, – при взрыве бы раскурочило стенки корабля или какие-либо геометрические формы были бы нарушены в результате взрывной волны и высокого давления. Но тут картина напоминает именно пожар, но не простой, а такой, будто все вначале облили горючей жидкостью, а потом подожгли.

– Почему в момент смерти девятнадцать человек были снаружи? – спросил Толя.

– Мало ли причин им быть снаружи? – ответил вопросом Еврин.

– Могли они принять на себя какое-то мощное излучение? – спросил Храмов.

– По идее, могли, – сказал Еврин, – я имею в виду, что этому ничего не противоречит. Тем более это объяснит характер повреждений.

Космонавты пошли дальше по коридору. Казалось, они находились в огромной печи.

– Что, если эти экраны излучили энергию? – спросил Толя.

– Те, кто создает изображения, в какой-то момент решили убить американскую команду? – Еврин задумался.

Остановились возле лестницы на второй ярус. Костя поднялся по ней. Храмов открыл дверь в каюту, в которой все было точно так же, как и в прошлой, но только труп лежал на кровати, сливаясь с ней в своей черноте. И тут на Храмова «напали» воспоминания. Его отец, когда Максиму было девятнадцать лет, погиб при пожаре. Парню пришлось поехать на опознание трупа… Тот день ему не забыть никогда. Вид обгоревшего тела отца навсегда застыл в его памяти. Патологоанатом сообщил, что смерть наступила в результате удушья и была безболезненной. После этого события Храмов из открытого улыбчивого юноши, который всегда был душой компании, – Макс – мальчик с гитарой, превратился в замкнутого старика. Вероятно, эти изменения в его личности позволили Максиму занимать руководящие должности и в итоге возглавить экспедицию на Тихую Гавань.

– Все сожжено, – раздался голос Кости.

– Кто бы сомневался, – тихо сказал Храмов.

Двинулись дальше по коридору. В проходе, прислонившись спиной к стене, сидел труп. Его аккуратно перешагнули.

– Я не могу понять логику этого места… логику Тихой Гавани, – начал мысль Еврин, – но я чувствую, что она есть. Это не человеческая логика, но она несомненно присутствует. События, происходящие тут, не вписываются в принципы человеческого разума, но тем не менее кажется, что у всего этого есть структура и свои искаженные относительно нашего восприятия причинно-следственные связи. Столкновение с нечеловеческой логикой само по себе является жутким событием. А если еще и попасть в ее власть… Неведомые нам создания отыскивают закономерности во входящих данных, и логика принятия решений, исходя из этих закономерностей, которых мы даже можем не замечать, никогда не станет нам доступной. Столкнувшись с такой логикой, невозможно спрогнозировать и понять, почему выдается тот или иной результат. Кто-то сидит над тобой и, извращенно мысля, принимает решения. Вершит твою судьбу.

– Альберт Иванович, вы чего это? – спросил Храмов.

– Не знаю…

– Вам страшно?

Еврин вздохнул. Ничего не ответил. Конечно же, ему было страшно, как и всему экипажу «Гефеста», после того, как выяснилось, что команда США мертва.

На втором этаже во всех лабораториях царил такой же, как и внизу, без преувеличения, ад – все помещения были похожи одно на другое и везде лишь чернота и сожженные до углей люди. Смерть окружала пятерых космонавтов, вошедших в уничтоженный неведомой силой корабль. Ни в одной лаборатории не уцелело ничего, что могло бы дать хоть какую-то информацию о произошедших тут недавних событиях. В столовой, в тех местах, где ранее стояли столы и стулья, на полу были застывшие кучи-натеки оплавленного обугленного пластика. Видимо, их кухонная мебель более подвержена температурному воздействию, чем мебель в каютах. Между оплавленными столами лежали трупы-угли. С каждым этажом страх давил все сильнее из-за осознания того, что до выхода из этой печи, ставшей могилой для несчастных людей, было все дальше и дальше. На четвертом этаже в комнате управления выгорела вся электроника, все пульты, мониторы, консоли управления, серверные шкафы, все превратилось в растекшееся застывшее месиво искореженного пластика, окутывающего уродливыми черными лапами закоптившийся металл. Не осталось ни одной уцелевшей поверхности некогда величественного «Космического орла».

Среди всех погибших где-то здесь лежал и второй Нобелевский лауреат, полетевший на Тихую Гавань, друг Еврина, с кем они вместе открыли проход в параллельную Вселенную, биолог Уильям Райт. Альберт Иванович не показывал эмоций, но еще с момента, как Толя обнаружил «Спейс Игл» и тела американских исследователей, боль утраты поселилась в сознании физика.

Они вышли из сгоревшего корабля не теми людьми, которыми они были до захода внутрь. Опустошенные. Растерянные. Слабые. Эмоционально разбитые. Маленькие и жалкие в этой бесконечной злобной пустоте. У всех стоял ком в горле, а мысли путались. Медленно пять беззащитных космонавтов поплелись к светящемуся в ночи «Бобру», глядя вдаль, глядя в никуда.

11. Черное

Ветер трепал и рвал вертикально стоящий дрон. В момент порывов ветра вода била в его корпус горизонтально. Обогрев работал на полную мощность, чтоб противостоять холоду, протекающему сквозь щель в стекле. Гроза длилась уже несколько часов. Если батарея сядет раньше положенного срока, то в темноте Марка и Мишкина будет практически невозможно найти за то время, что они смогут тут продержаться. Есть еще нагрудные фонари, но они дают мало света по сравнению с прожекторами дрона, поэтому шансы на спасение с нагрудными фонарями хоть и останутся, но сильно сократятся. Мишкин заметил, что на приборной панели над его головой загорелись два оповещения – батарея и двигатель перегреты, и система охлаждения неисправна.

– Я отключу дрон, он перегревается, – произнес Саша и включил нагрудный фонарь. – Как бы батарея не взорвалась.

Марк промолчал.

– Будем включать дрон каждые тридцать минут и светить в небо минут на десять, – сказал Мишкин. – Нас обязательно найдут.

Очередной порыв ветра нанес удар, дрон накренился и, под крики Мишкина и Марка, плавно завалился на соседний торос. Остановился под углом около сорока пяти градусов. Толстый Мишкин в панике уперся руками и ногами, схватившись за что попало, чтоб не соскользнуть по спинке кресла вниз на треснутые стекла и не выдавить их. Марк осторожно поставил ногу на целое стекло. Они