Мы те, которых нет - Максим Шахов

– Приглашал.

– Подожди. – Горец ухватил меня за локоть.

Развернувшись, я нанес ему резкий удар в солнечное сплетение, а потом ребром ладони по шее. Ну что, если выживешь – тебе повезло. Другим сегодня повезет меньше.

К нам бросились несколько горцев. Ну все! Время сжалось, каждая секунда приобрела тяжелый, судьбоносный вес.

Теперь не зевать! Сознание мое фиксирует происходящее, как компьютер, выдавая список необходимых действий. Я автомат, нацеленный на убийство.

С гиканьем Зена вытаскивает из сумки «Клин ПП-9» и дает пару экономных очередей, срубив двоих. Молодец, быстро учится.

Слышится женский визг, мужские крики. Еще одна очередь.

Я перепрыгиваю через ступеньки. Бросаю за дверь гранату. Грохот бьет по ушам. Получите РГД-5.

Хорошо еще уговорил братву не брать гранаты Ф-1 – после них в помещении живых не остается. А РГД-5 скорее травмирует, чем убивает.

Забегаю в предбанник, там корчатся на полу джигиты и пара девчонок. Вперед! Не задерживаться.

Стены содрогаются от грохота – Афон бросил в окна общежития еще пару гранат.

Еще одну «РГДшку» бросаю в помещение столовой. Там уже накрыты столы. Жалко, столько кулинарного труда пропало.

Проходим в зал. Грохочет длинная очередь – это идущий следом Глицерин со всей дури влепил по собравшимся в столовой абрекам. Кто-то визжит в голос, кто-то матерится.

– Лежать! – ору я.

Кто еще на своих ногах, падают на пол.

Преодолеваем зал. Дальше – небольшой коридорчик и лестница, ведущая в общежитие.

С лестницы на меня пялится абрек. В его руке пистолет – что-то солидное, типа «Глока». Отшатываюсь – там, где я стоял, в стену впивается пуля.

Ну, сам виноват. От ответной очереди абрек рушится на ступени. Я перешагиваю через него. Поднимаюсь выше. Направо – длинный коридор общаги. Получите гранату.

Вхожу в коридор. На полу – скорчившееся тело. Звуки захлопываемых дверей.

Так, где моя команда? Зена и Глицерин дышат в затылок. Афон с Жабом и Конаном проникли в здание с другой стороны, там глухо ухнуло. Это они обрабатывают другое крыло общаги.

Мы идем по коридору. Глицерин с криком «кия» бьет по двери. Отбивает ногу – дверь заперта. И, матерясь, всаживает очередь…

Проходим коридор, стреляя по дверям. Надеюсь, что убили не так много народу.

Следующий этаж.

Там опять абрек с короткоствольным автоматом. Вооружен – значит, бандит. Посылаю ему две пули в грудину, еще одна – контроль. Ничего личного. Ты бандит – я терминатор…

Отработали следующий этаж. Отщелкиваю магазины и роняю их в сумку.

Третий этаж. Просторное помещение с телевизором и с креслами – для досуга. Там в меня пытаются бросить табуреткой. Я прошиваю ноги шустрого парня.

В голове щелкают секунды. По ним рассчитано все. Задерживаться нельзя. Каждая лишняя секунда может стать роковой.

Зена всаживает пулю в спину бегущей по коридору девчонке. Рубит очередью по парню, застывшему изваянием, не в силах сдвинуться.

– Отходим! – кричу я.

Глицерин в раже жмет спусковой крючок, хотя магазин уже пуст. Я ему даю пинка:

– Быстрее, недоносок!

На его лице появляется осмысленное выражение, и он устремляется за мной.

Перепрыгивая через ступени, мы несемся вниз. Вижу мелькнувшую тень справа – похоже, с чем-то стреляющим. Сшибаю выстрелом. Пробегаем через столовую.

Где же ты, Афон? Если увлечетесь и собьете график – нам конец!

Десять секунд. Двадцать. Стоим перед общагой, как на параде, целимся в разные стороны. Из здания слышится еще одна очередь. И выскакивает Афон. За ним – Конан. На его плече висит Жаб – еле передвигает ноги, бедро окровавлено.

– Шевелитесь, раззявы! – кричу я.

Каждая секунда на счету. А тут еще тащить раненого. Пристрелить его, что ли, из гуманизма?.. Не поймут.

Будто сканировав мои мысли, Жаб отталкивает Конана и припускает вперед.

Пробегаем через стоянку – я не забываю контролировать периметр.

Выстрел – из помповика в нас лупят с пятого этажа. Посылаю ответную очередь. Стрелка больше не видать – кажется, я его зацепил.

Теперь направо. Там двор, переулок, школа. Вдоль забора, мимо гаражей и детских площадок.

Вот и нужная улица – тишина, пятиэтажки, деревья. Никто никого не убивает. Красота!

Около дороги стоит синий микроавтобус «Ивеко» – сам угнал недавно. Хорошая машина. Неброская и вместительная.

Все здесь? Тогда вперед!

Помотавшись по улицам, заехали в пустой замусоренный двор. Место пустынное, без видеокамер.

В салоне мы переоделись. Оружие я свалил в одну сумку. Теперь мы другие люди – без очков, париков. Черта лысого нас кто опознает.

Я полил салон бензином. Бросил зажигалку. Машина вспыхнула.

Я осмотрел воинство. Глицерина била мелкая дрожь. Зена улыбалась счастливо. Конан набычился.

– Успокоились? – спросил я. – Рассыпаемся.

Каждый уходит по своему маршруту. Зена тащит за собой Глицерина, как слабое звено. Он может сорваться, нельзя сейчас оставлять его без присмотра. А Зена – такая сука, ей нипочем любая передряга.

Выхожу на шоссе. Ловлю такси. Проезжаю несколько кварталов. Вдали переливаются сирены. Меня это теперь не касается. Я не имею никакого отношения к бойне. Я законопослушный человек. Я настолько сильно внушил себе это, что ни один милиционер в метро и на улице в мою сторону даже не посмотрел.

Добравшись до своей квартиры, я тупо пролежал минут пятнадцать. Руки не тряслись, кровь не кипела. Нашло какое-то отупение. Господи, что же я только что наворотил!

Встал. Взял бутылку текилы. Накатил почти полный стакан.

Зря. Практика показывает, что алкоголь сейчас не возьмет. Только чуть туманится сознание. А со следующего стакана я просто отрублюсь.

Включил телевизор. Корреспондент жужжал, как встревоженная оса, на фоне общаги, которую мы так удачно разнесли.

– Представители диаспоры заявили, что не оставят безнаказанным этот акт террора. Земля будет гореть под ногами у террористов.

«Как школы захватывать – нормально. А как самим перепадает – так разгул террора», – подумал я…

Ответные действия не заставили себя долго ждать. На следующий день в Ингушетии обстреляли военную колонну.

Еще через два часа в Питере в метро взорвалась шахидка.

Мусульманский террор начал вписываться в общее безумие.

Я стоял у окна. Сгустился вечер. По шоссе мчались, перемигиваясь фарами, табуны машин. Светились окна домов тысяч квартир, обитатели которых хотели жить достойно и спокойно. Город давал им ощущение незыблемости – вот только оно становилось все более иллюзорным.

Мегаполис – это организм. Дороги – транспортные артерии. Квартиры и люди в них – клетки. Продовольственные магазины – это горло и пищевод. И этот организм уязвим. От умелых точечных ударов он может лишиться сознания, а потом и жизни. И тогда он превратится в тюрьму для обезумевших людей.

Что нужно для этого? Перекрыть поставки продовольствия. Несколько терактов на энергетических объектах, Мосводоканале, канализации. И конец мегаполису. Конец государству. Если «Альянс» хочет этого, тогда после сегодняшних иголочных уколов пойдут настоящие удары – ножом.

От раздумий меня отвлек звук открываемой двери. Я напрягся.

Но это был Куратор, прибывший на «кукушку» с опозданием в четверть часа.

Как-то читал книгу про суперконтору, типа нашей, но куда круче. В суперконторе служат супермены и там суперправила. Чтобы враг тебя не вычислил, если ты опоздал на встречу с агентом на десять секунд, встреча уже не состоится – мол, нарушен режим, и это может быть вражьими происками. На самом деле, живи мы по таким правилам, наша фирма давно бы загнулась. Невозможно регламентировать все до мелочей, до секунды. Кроме того, никто не отменял бардака, авось, небось и форс-мажоров.

– О, стол накрыт, – кивнул Куратор на чайник, печенье и бутерброды, в том числе с красной икрой – это я заглянул в «Азбуку вкуса».

– Выйду на пенсию, в офис-менеджера переквалифицируюсь, – заявил я. – Сколько жертв по общаге?

– Одиннадцать убиты. Два десятка раненых.

– Масштабно…

– Если тебя это успокоит, среди убитых один в розыске за участие в бандподполье. И еще трое проходят у нас как причастные к террористической деятельности…

– Бальзам на душу.

– Все, проехали. Считай, что это тебе приснилось. У нас тут кое-что интересное нарисовалось. – Он сунул флеэшку в ноутбук. – Знаешь, что это?

– Без понятия, – сказал я, глядя на какие-то списки.

– Без вести пропавшие сотрудники спецподразделений за последние пять лет. Двадцать восемь человек.

О как! Фамилия, имя, отчество. Досье на людей, само существование которых является гос-тайной. Притом людей из разных ведомств.

– Кудесник вы, товарищ полковник, – с уважением произнес я. – Как вы сумели добыть это?