Арбан Саеш. (Трилогия) - Сергей Вацлавович Малицкий

— Я тоскую по своему городу, — медленно проговорил Дан. — Он был маленьким, но шумным и гостеприимным. Две дороги перекрещивались на его центральной площади. Одна шла от Эйд-Мера к Индаину. Другая от Кадиша к Азре. У нас не было ни крепостных стен, ни князя. Только маленькая дружина под предводительством старшины, которого избирали раз в год на празднике весеннего равноденствия. И мой отец был самым сильным в этой дружине. Но вастов оказалось слишком много. Они прошли через наш город, как лавина скатывается с горы. Перебили воинов, женщин, детей. Сожгли все. Васт ударил меня по голове мечом. Плашмя. Не думаю, что пожалел. Спешил. Наверное, пытался убивать по два плежца каждым ударом, — Дан сглотнул, продолжил, — Когда я пришел в себя, все было кончено. Я ходил среди обгорелых трупов, искал тела отца и матери. И нашел.

Дан замолчал. Он постарался опять затянуть пояс и стал смотреть в окно.

— Дан, — Саш оперся на локти, потер ладонями виски. — Я хочу, чтобы ты знал. Примерно три недели назад была убита моя мать. Потом тетка. Шесть лет назад убит отец. Еще раньше дед. Дом моего деда сожжен. Я каким-то чудом остался жив. И вот я здесь, в чужой для меня стороне. Не знаю, куда я иду и зачем.

— Саш, ты знаешь имя того, кто убил твоих родных? — спросил Дан.

— Да, — кивнул Саш.

— Повезло, — вздохнул Дан. — Тебе есть, зачем жить.

25.

День начинал клониться к вечеру. Народ из трактира схлынул. Бал принес две больших чашки, наполненные коричневым напитком, и маленькие округлые хлебцы, посыпанные желтоватым порошком. Дан довольно заулыбался и тут же отправил один из них в рот.

— Это ланцы, — объяснил он. — Булочки с сушеным медом. Конечно, не такие, как пекла моя мама, но тоже вкусные. А это ореховый отвар. Здесь его называют ктар. Он не сладкий, но после еды его на равнине пьют везде. Он согревает. Я люблю ктар больше чем пиво.

Сашка усмехнулся. То, что в Эйд-Мере называли пивом, более всего напоминало слабое игристое вино. Оно прекрасно охлаждало и утоляло жажду, хотя, скорее всего, не прибавляло прыткости. А этот напиток… Сашка сделал несколько глотков. Зажмурился, пытаясь лучше прочувствовать вкус. Что-то среднее между кофе и какао. Словно в хорошо сваренном кофе были растворены несколько плиток шоколада. Горчинка мягким бархатом ложилась на самый корень языка, и ее хотелось пробовать еще и еще. Стелющийся запах жареного миндаля. Даже нежнее.

— Ну? — Дан с набитым ртом ожидал, какое впечатление произведет ктар.

— Хотел бы я знать, как приготавливается это чудо, — удивленно заметил Сашка, рассматривая опустевшую чашку.

— Я покажу! — улыбнулся Дан. — Тетушка Анда доверяла мне это. Вот только…

Мальчишка вновь погрустнел.

— Как вы определяете время? — спросил Сашка, чтобы отвлечь его.

— Зачем его определять? — не понял Дан.

— Смотри, — показал Сашка. — Народ разошелся. А совсем недавно здесь было полно ремесленников, подмастерьев и торговцев. Как они определяют, когда начинать работу, когда заканчивать, когда приходит время еды?

— Просто, — щелкнул пальцами Дан. — Работа начинается с утра и заканчивается, когда она выполнена. А если Алатель стоит точно на юге — значит пришло время обеда.

— А если пасмурный день и небо закрыто тучами? — прищурился Сашка.

— Элбан всегда знает, где Алатель, даже если его не видно, — недоуменно нахмурился мальчишка. — Скоро будет день весеннего равноденствия, тогда Алатель поднимется в мгновение весеннего утра. Оно называется криком птицы, потому что степные фазаны поют именно в это время. Через три доли дня наступает полдень, еще через три доли — Алатель прячется за край Эл-Айрана. Говорят, что на площади перед городским магистратом в мостовой заложены цветные камни. И в каждую долю времени тень от верхушки ратуши указывает на определенный камень.

— А почему здесь такие странные тарелки? — показал Сашка на блюда. — Такое впечатление, что их специально смяли с одного края.

— Их делают на гончарном круге, как и всю посуду, — оживился Дан. — Я часто ходил к нашему гончару и тоже спрашивал его, зачем он сминает край тарелки, после того как срезает струной ее с круга. Гончар сказал, что очень давно, когда Зима на долгие годы сковала Эл-Лиа, элбаны откочевали на юг. Они пришли к морю и поселились среди камней и песка. Им приходилось добывать рыбу и раковины. Элбаны даже ели из раковин. Как раз такой формы. Поэтому, вернувшись в свои земли, многие народы продолжали делать из глины тарелки, похожие на раковины. Но ведь так удобнее? — Дан вопросительно посмотрел на Сашку. — Через смятый край очень приятно выпить соус, когда блюдо уже съедено!

— Трапеза продолжается? — спросил, заходя в трактир, Лукус.

— Что новенького? — довольно закричал в опустевшем трактире Бал. — Старый Кэнсон опять полдня жаловался на трудные времена, а потом постарался заплатить половину от того, на что договаривались?

— Все торговцы одинаковы, — обернулся к трактирщику Лукус, — но травников мало. Особенно в такое время. Не скоро Кэнсон дождется следующих поставок. Так что в итого он рассчитался полностью.

— Другой бы на твоем месте еще и вкрутил дополнительную цену! — заметил Бал.

— Наверное, Кэнсон подумал так же, поэтому не слишком упорствовал, — ответил Лукус и взглянул на спутников. — Пойдемте. Хейграст ждет нас. Дан, возьми с собой ланцы, у Хейграста ктар не хуже.

— Но и не лучше! — ревностно вставил Бал.

— Спасибо тебе, друг, — повернулся к нему Лукус. — Мы не ели хорошей пищи несколько дней. Но сейчас мне не до вкуса твоей стряпни. Тебе ничего не показалось подозрительным? В городе стало слишком много чужих. Не все они похожи на крестьян и охотников с равнины.

— Ты прав, белу, — согласился трактирщик. — И заказывают чужаки все больше печеное мясо. На севере так любят. Я-то уж точно знаю. Ходят слухи, что и в землях вастов неспокойно. Не знаю, откуда теперь придет беда, но что-то и за западными горами не ладно. Да и кьерды расшалились. Говорят, они стали пробираться на равнину и воровать людей. Не только в деревнях, но и в