Женщина с изъяном - Лера Виннер

— Ты всерьез полагаешь, что мне могут мстить за это?

— Почему нет? — я прикрылась одеялом, чтобы не сбивать его с толку, и отбросила волосы назад. — Это, конечно, всего лишь теория, но она имеет право на существование. Если инициатором заговора был твой отец, и он вовлек кого-то… Человек, оказавшийся в том же положении, что и ты, может пожелать мести. И момент, когда у тебя все вроде бы наладилось, и ты даже женился, но еще не заслужил прощение короля, был бы для подобного идеален.

Я говорила и сама поражалась тому, что эта мысль не пришла мне в голову раньше.

— Я не знаю, кто ещё остался, — Даниэль наконец взглянул мне в глаза. — Руперт увёз меня из столицы сразу же, как только меня выпустили. В тот же день. По правде говоря, я тогда вообще мало что понимал.

«Твоей единственной задачей тогда было выжить».

Я не сказала этого вслух, но он кивнул так, словно мог слышать мои мысли.

— К тому же, это не обязательно родственник. Ты не представляешь, на что может быть способна потерявшая любимого мужчину женщина. Ты ведь не поручишься, что ни у кого из участников не было, к примеру, тайной любовницы?

— Разумеется, нет. Даже если бы я жил дома, мне не было дела до подобного.

Теперь в его голосе слышалась досада, и мне захотелось снова коснуться его, погладить по волосам, помочь хоть немного отвлечься, но Даниэль оказался проворнее.

Он свесился с кровати, проверяя, где оставил одежду, а потом развернулся и поцеловал меня сам.

— На встречу с Иветтой нам лучше явиться сытыми и спокойными, поэтому давай сделаем так: я сейчас схожу, добуду нам что-нибудь поесть, а потом мы сядем и вместе ещё раз подумаем. Я попробую составить список тех, кто может считать меня виноватым.

Есть и правда хотелось, так что я кивнула, одобряя его план, а после всё же вернула ему долгий и удивительно для меня самой нежный поцелуй.

Глава 12

Лагард не вернулся ни через полчаса, ни через час, ни через полтора.

Когда прошло два, я вышла на улицу и вдохнула полной грудью.

День клонился к закату, и в такое время в городе всегда было куда пойти, особенно если встретил знакомых. Вот только мне не верилось, что ушёл он по своей воли.

Каким бы ошеломляющим и неуместным ни было это открытие, после сегодняшнего мне оставалось только признать, что Даниэль в меня влюблён.

Я не могла понять, в какой конкретно момент это произошло, в конце концов, мы не так много времени провели вместе, но ощущения нельзя было обмануть. Он влюбился стремительно и пугающе сильно, так искренне, как, вероятно, никогда прежде.

Как минимум, это значило, что он не бросил бы меня в одиночестве сходить с ума от неизвестности.

Глядя по сторонам, я находила, что этот город пах обычным городом. Воздух не рябил и не искрился от колдовства, люди, за редким исключением, не были испорчены. Они просто жили своей жизнью. Такой разнообразной…

По уму, следовало немедленно начинать бить тревогу. Связаться с Рупертом, поднимать на ноги полицию, и при самом благополучном исходе выставить себя очередной мнительной дурой, трясущейся от страха, что её бросит муж.

Прикрывая глаза и начиная дышать медленнее и глубже, я мысленно сказала себе, что ни Руперт, ни полиция не помогут.

Искать маркиза Лагарда, безусловно, станут, но у меня ничего не было. Ни свидетельств того, что его уведи против воли, ни внятных объяснений тому, почему это могло произойти.

Только уверенность, что я сама должна найти его. Потому что не ограничена обычными методами, как полиция. Потому что зрелище, которым всё это могло кончиться, точно не будет предназначено для глаз представителей власти.

Опустив руки в карманы, чтобы скрыть от прохожих зарождающуюся дрожь, я ловила приоткрытыми губами воздух, прощупывала его тщательнее, чем могла бы прощупать пальцами.

Даниэль вышел из дома. Постоял немного — совсем рядом, в двух шагах от места, на котором стояла я.

Ему было хорошо. Переместившись туда, где задержался он, я уловила отголоски его состояния: лёгкая растерянность, искрящееся счастье, ощущение себя безнадёжным глупцом и желание…

Открыв глаза, я точно знала, что он хотел купить для меня цветы. Какие угодно, но обязательно свежие и не розы, потому что розы я любила в саду.

От этого знания ребра пережало так сильно, что сосредоточиться я попросту не могла.

Утешало только то, что это ничего не давало. Он был здесь, выбирал направление, в котором пойти, а после… После наступала пустота.

Кто бы ни увел Даниэля, он хорошо зачистил следы — как ни старалась, я не могла увидеть целостную картину и понять, куда двигаться дальше.

Если бы он защищался и началась драка, со второго этажа я непременно услышала бы.

При условии, конечно, что он не отказался от такого варианта, чтобы защитить меня.

Поняв, что прижимаю ладони к губам в немом ужасе, я приказала себе собраться.

Искать опального маркиза в незнакомом городе, не имея ни представлений о расстановке местных сил, ни связей, было заведомо безнадежным делом.

Я двинулась вниз по улице, решив довериться инстинктам и для начала идти наугад.

Бродячие торговцы или цветочницы пришлись бы кстати — не заметить Даниэля было сложно при всем желании, и если кто-то видел и запомнил…

Обманывать себя ради собственного же успокоения можно было сколько угодно, но я заведомо знала, что так мне не повезет. Не за тем они чистили пространство, вынуждая его забыть о своем присутствии. Не для того его увели так тихо, хотя могли бы напасть на нас в дороге.

Да и были ли эти «они»? Или хватило одного человека?

Тело часто оказывалось умнее, оно всегда знало само, а за прошедшие три года я научилась доверять себе на всех уровнях.

Сейчас ноги сами несли меня к показавшемуся впереди порту, и я ускорила шаг, запрещая себе даже мысленно скулить о том, что стану делать, если его затащили на корабль.

Догнать кого-то в море, вычислить судно, вышедшее из портового города… Когда? Час? Полчаса назад?

Если бы я не теряла время, ожидая его, если бы не размякла так сильно и пошла с ним…

Я ведь обещала Руперту. Что еще важнее, обещала себе, что никому не позволю навредить Даниэлю.

Год назад, слушая, как по крыше постоялого двора стучит холодный осенний дождь, я радовалась тому, что ни разу ради спасения собственной жизни