Приключения Григория Половинки (сборник) - Всеволод Нестайко

Не обращая на Натку малейшего внимания, он играл с ребятами в футбол, был вратарем. Натка шмыгнула носом и тоже захотела быть вратарем. Но ей вежливо сказали: «Вон отсюда! Девчонки не бывают вратарями; тем более такие дурацкие».

Натка немедленно ответила: «А вы все хулиганы и ничтожества. И футбол ваш - тьфу! »

А Вадьке сказала отдельно: «А ты последняя мокрица. Я помню, как ты плакал, когда тебе укол делали. Пусть все знают! »

Однако на Вадьку это ни малейшего впечатления не произвело. Он только насмешливо засмеялся ему в лицо. И через неделю вдруг научился плавать.

Натка стиснула зубы и, не задумываясь, полезла в воду, просто на глубокое. Когда через несколько минут ее вытащили, она уже умела нырять. Правда, подниматься и держаться на воде еще не научилась. На это пришлось потратить две недели и выпить целое ведро мутной речной воды. Но Натка не отступала и плавать научилась. Что, съел, задавака противный!

Сложнее было с велосипедом. В Натки не было собственного велосипеда. Приходилось...

- Милочка, дай покататься немножко.

- Да ну тебя! Ты и так мне вчера четыре спицы выбила и руль скрутила.

- Я больше не буду. Я уже почти умею. Дай, Милочка. Я тебе конфетные обертки подарю. Хорошие! У тебя таких нет.

- Ладно уж... Тогда и переводные картинки с цветочком.

- Хорошо, - вздыхала Натка, не в состоянии скрыть, как ей жаль переводных картинок.

Зато взглянули бы вы на Вадькино лицо, когда Натка, наконец, промчалась мимо на велосипеде, вовсе не держась за руль. Жертвы были небесполезны.

Конечно, он не мог ей этого простить.

Поэтому и бьется.

Натка слонялась по двору. С девочками играть ей не хотелось. Не интересовали ее сейчас девочки. Очень ей хотелось чем досадить этому Вадьке. Но чем? Ничего путного не придумывалось.

Хорошо той Тане! Она хоть в бочке с ребятами в космос летала.

Натка проходила мимо бетономешалку, оставшуюся после строительства соседнего дома, и вдруг услышала тихий разговор. Вот они где! Сидят в бетономешалке и секретничать. Натка цыпочках подошла поближе, прислушалась...

- Он нам не просто так рассказывал, - говорил Вадька. - Он намекал...

- Думаешь? - Спросил Борис.

- Конечно. «Без подготовки ничего не делается...» если бы не Натка, он, может, и прямо сказал: «Готовьтесь, ребята! Я вам советую...»

- Может...

- А что? Когда мы вырастем, межпланетные полеты будут все равно, что сейчас троллейбус...

- Но, конечно же, будут не всех. Все же это не троллейбус.

- Да... И если начать уже сейчас, то...

- А что? Через какие-нибудь десять лет ты знаешь, какие бы мы были! - Воскликнул Борис.

- Все комиссии рты пороззявят.

- Конечно, никто не подумает, что люди с детства готовились.

- Вот было бы здорово! Тогда все шансы - за нас...

- Правда, сложнейшем это дело - подготовка. Вот скажи - у нас хотя бы тренажер есть, тот, что одновременно в разные стороны крутится?

- Дуля у нас есть, а не тренажер.

- Или испытание тишиной - камера специальная. Или - невесомость. Это, пожалуй, самое главное.

- И все-таки надо попробовать. Это же предварительная подготовка. И можно самим организовать и невесомость, и тишину, и это самое... в разные стороны.

И тут Натка неожиданно и очень громко чихнула, потому что ей в нос попал цемент.

И вдруг, словно чертики в пружинах, с бетономешалки показались две головы.

Шеи вытянутые, глаза выпученные - ну точь птенцы из гнезда. Несколько секунд молчали, затем разжала свои клювы и... Натке пришлось доказать, что бегает она действительно не хуже парней.

Целый день Натка не находила себе места. Вот это да! Вот новость! Вадька с Борькой готовятся в космонавты!

Натка вздыхала... Борка упрямый, Вадька еще упрямее. Это всем известно. Они сделаются глухими от тишины, они лопнут от невесомости, но подготовятся. Подготовятся и полетят в космос. И побывают на далеких неведомых планетах. И вернутся на землю героями. А Натка будет обычной скучной бухгалтершею, как Нина Абрамовна. из восемнадцатой квартиры. О-о-о! Этого нельзя терпеть! Нет! Она выследит, как они будут тренироваться, и сама еще лучше натренируется.

После обеда, скрючившись за бочкой у сарая, Натка уже сидит и смотрит в замочную скважину. Там, в сарае, на дровах спинами друг к другу уже четвертый час, заткнув уши пальцами, сидят в темноте Вадька и Борис.

Натка успела приготовить уроки, успела пообедать, успела покататься на Милочкином велосипеде, а они все сидят.

Это называется испытание тишиной.

Ведь там, в небе, абсолютное космическое безмолвие, и до этого космонавтам надо себя приучить. Там не дребезжит трамвай, не чирикают воробьи, не ругается усатый дворник дядя Степа, которому наплевать на тишину, потому что он пьяница, и его все равно не возьмут в космос.

Натке уже надоело, глаз болит смотреть в щель, а они все сидят.

И вдруг слышится грохот - рассыпаются поленья, и Вадька кричит противным голосом.

Оказывается, космонавт Борька заснул и свалился с дров.

Дверь сарая открываются, и, почесывая ушибленную сторону, выходит заспанный Борис, а за ним, пошатываясь, измученный тишиной Вадька.

В обоих вид несчастный и жалкий. Казалось бы, Натке только и радоваться и хихикать сейчас, и у нее это не получается. Ей почему сожалению Вадьку и хочется вместе с ним ругать Борку, что так коварно заснул во время испытаний.

На следующий день Натка сидела в шкафу среди одежды и, обвязав голову маминой юбкой, дышала нафталином. В сарай идти она побоялась - там водились крысы. А в космосе крысы не водятся, и привыкать к ним не обязательно. Испытание тишиной ей даже понравилось: скучно, но не страшно ни капельки - терпеть можно. Тьфу, слабак Борка не выдержал!

Между тем Вадька с Борисом тренировались дальше по программе. Весь день они качались на веревке, привязанной к дереву.

В конце неугомонный Вадька сказал:

- Надо катапультироваться. Обязательно надо катапультироваться.

- А как это?

- Ты что, не помнишь, как Титов на тренировках вместе с сиденьем вылетал из кабины, чтобы потом на парашюте спуститься? Это и значит - катапультироваться.

- Да помню, помню, - пробормотал Борис, хотя видно было, что он не помнит.

Катапультироваться ребятам в тот день не пришлось.

Вадька натер себе руки так, что даже не смог делать письменных уроков.

Веревка тоже совсем перетерлась, ибо, когда Натка вечером тоже начала качаться, веревка неожиданно треснула, и Натка, улетев метров на пять, упала в лужу.

- Кажется, я катапультировалась, - прошептала Натка, стирая с лица грязь. - Хорошо, что никто не видел.

Три дня тренировок не было - у Вадьки заживали руки.

А на четвертый день была прекрасная солнечная погода. Голубое небо сияло ласково и приветливо, даже не верилось, что где-то в глубине, ужасный бесконечный космос.

На чердаке пахло кошками, ржавым железом и тем особым запахом, какой бывает только на чердаке.

Сквозь слуховое окно, возле которого притаилась Натка, виден край крыши и глухую стену соседнего дома. Между домами - щель шириной с полметра. Там темно, как в ущелье. Внизу - битый кирпич, осколки стекла и разный мусор. На крыше над щелью стоят Вадька с Борисом. У каждого по пояс привязана веревка, другой конец которой продет на чердак и закреплено там за стропила морским узлом.

- Слушай, а ты уверен, что будет эта самая, невесомость? - Нерешительно спрашивает Борис, со страхом заглядывая в щель.

- Конечно. Невесомость - это же и есть, когда человек висит в воздухе, ни за что не держась ни руками, ни ногами. Ну, давай!

У Натки почему сильно колотится сердце, немеют ноги. Ребята вместе ложатся на крышу, свешивает ноги в щель и понемногу начинают сползать. При этом они громко сопят.

Вот над крышей видны только их головы. Вот уже и головы исчезли, только руки держатся за желоб. Раз! - Нет уж рук. Веревки натянулись и дрожат, как струны. У Натки все оборвалось внутри.

Несколько секунд было тихо. Затем послышался приглушенный Вадькин голос:

- Борька, ну как? Чувствуешь невесомость?

- Чувствую... Только пояс холерский сильно давит. Прямо живот перерезает...

Снова воцарилась тишина. Потом вдруг раздался натужный голос Борисов:

- Слушай, я больше не могу! Какая неудобная невесомость. Уж очень режет... Н-не могу. Слышишь?

Веревки нервно задергались, и Вадькин голос прохрипел:

- Хорошо... Вылезай и мне поможешь. А то я до крыши не достаю...

Одна из веревок задергалась еще сильнее. Затем послышался дрожащий голос Бориса:

- Вадька! Я не могу вылезти.

- Да ты что? Оставь шутки!

- Нет, серьезно! Не могу! Серьезно!

Веревки отчаянно скрипуче попискивали.

- Вадька! Давай кричать на помощь! Я не могу, Вадька. Мы сейчас разобьемся!