Залейся зельем! - Алексей Александрович Солдатов

заметил кудесник. — Но ведьминым котам по этикету положено каждую ночь летать вместе с хозяйками на метлах. Поэтому сиди смирно и радуйся, что влип в забавную историю, не связанную с высотой.

— Я протестую! — воскликнул кот. — Этот сюжет выглядит как издевательство над чувствами котов!

— Протест отклонен, — хмыкнул кудесник. — Где ваши доказательства?

— Мяу, — обиженно мяукнул кот и решил больше не выдавать ни одной реплики в этой истории.

«Посмотрим, — злобно думал пушистый, — как у вас без кота получится закончить эту дурацкую историю».

И знаете, он был прав. Без кота эта история выглядела бы очень тускло.

Вообще, в идеальной сказке у главного героя обязательно должно быть сумасбродное, говорящее животное, которое будет выдавать глубокие мысли, спрятанные под толщей иронии, юмора и нелогичного поведения. Этакий своеобразный «аватар тыгыдыка» главного персонажа.

* * *

Паучок вплел еще одно размышление кудесника и довольно замер.

— Как вы думаете, — спросил паучок, — сколько самок привлечёт эта паутина?

— Не знаю, — пожал плечами кудесник. — Надо спросить у специалиста.

Он кивнул в сторону кота, но тот нахохлился и повернулся к кудеснику пушистой спиной. «Специалист» хранил молчание и усиленно делал вид, что с увлечением разглядывает воздух.

Кудесник мягко погладил пушистого ассистента по загривку, потом его ладонь пробежалась по краям ушей, и наконец кончики пальцев почесали шею.

— Не дуйся, кот, — примирительно сказал мужчина. — Мы же прекрасно знаем, кто главный персонаж во всех наших историях.

Кот молчал, но на его хитрой морде играла еле заметная улыбка.

Фото-сказко-аппарат

Фотоаппарат был старый, таких теперь даже днем с огнем не сыщешь. Чтобы получить снимок, в его заднюю стенку закладывалась огромная фотопластина. Всего одна! Смешно, особенно по сравнению с современными девайсами.

Никакой электроники, никаких матриц и пре-пост-процессоров обработки изображения. Не было коррекции цвета, света, экспозиции, даже выдержки и спускового механизма не было. Была линза, которая служила глазом, и была крышечка, которая прикрывала этот глаз.

По большей части фотоаппарат спал. Внутри было темно и пусто, как в пустой комнате с тяжелыми темными шторами. И только тогда, когда к нему в гости приходила новая фотопластина, фотоаппарат просыпался.

Ох, сколько изумительных пластин фотоаппарат повидал на своем веку!

Они приходили в его темный внутренний мир, такие чистые, молодые, неопытные. Фотоаппарат ощущал их своим телом и понимал, что сейчас настанет момент и он нанесет изумительную татуировку обжигающим светом на прозрачном нетронутом теле.

— Вы только не волнуйтесь, — успокаивал он каждую гостью, — это не больно и займет всего мгновенье.

Фотопластины отпускали робкие реплики, но часто просто смущенно молчали. И их смущение можно понять, ведь они всё знали, зачем их пригласили в гости.

Еще в темном картонном конверте упаковки им чудилось, что они станут особенными, неповторимыми и единственными.

Быть единственной и неповторимой, разве это плохо?

И они удобно располагались напротив прикрытого глаза и понимали, что сейчас белый свет выжжет часть пигмента на их целлюлозной коже, а тени оставят нетронутый след замысловатого изображения.

Глаз фотоаппарата будет первым и единственным, кто увидит их в девственной чистоте, и тем же, кто нарушит её навсегда.

Они были созданы для этого момента, после которого уже ничего нельзя будет поправить.

Они все уходили. Всегда, вскоре после того, как ясный глаз фотоаппарата ласкал их своим внутренним взором, и все до одной покидали его внутренний мир единственными и неповторимыми.

Когда фотоаппарат был молод, фотопластины были частыми гостьями, но прошли годы, и они приходили все реже и реже. Фотопластины стали редкими, их больше не производили, а запасы потихоньку подходили к концу. И вот настал момент, когда их не осталось. Люди придумали фотопленку, а затем и вовсе цифровую фотографию. Никто не думал делать что-то единственное и неповторимое. Нужно было много изображений, нужна была возможность выбрать лучшее из многих. Нужен был сам выбор.

А какой может быть выбор в уникальности? Да никакого.

Фотоаппарат остался без робких посетительниц и без возможности смотреть на них.

* * *

— Что это вообще такое? — возмутился кот. Он не умел читать, поэтому странный текст на листочке бумаги вызывал у него лишь подозрение. — Еще одно из твоих заклинаний?

— Вообще, это очень похоже на историю, — удивился кудесник.

Он внимательно осмотрел старый фотоаппарат, стоявший на штативе перед зеркалом. Потом покрутил в руках лист бумаги формата 13 на 18 и решил дочитать текст до конца.

* * *

Старый фотоаппарат грустил и думал, что в его внутренний мир уже никогда не посетит робкая гостья. Но однажды он почувствовал, что к нему пришли.

— Ох, сударыня, вы не волнуйтесь, — успокаивающе начал фотоаппарат.

— А я не волнуюсь, — перебила его гостья.

— Это что-то новенькое, — смущенно пробурчал фотоаппарат.

На его памяти такое поведение было необычным. Он проверил свои ощущения. Да, всё те же 13 на 18 сантиметров. Те же идеальные пропорции, которые безукоризненно подходили его внутреннему миру.

— Вы разве не боитесь света? — спросил фотоаппарат. — Разве не волнуетесь от того, что…

— Совершенно не боюсь, — ответила гостья. — Я волнуюсь лишь из-за ручки или карандаша. Из-за карандаша в меньшей мере, ведь его художество можно исправить.

— Но стоит мне на вас посмотреть, и всё может измениться, — сказал фотоаппарат. — Мой взгляд сделает вас неповторимой и уникальной.

— Пффф! — засмеялась гостья. — Ерунда! Только такой старый маразматик, как ты, может так думать.

Фотоаппарат хотел обидеться, но тут открылся глаз… Свет хлынул в его внутренний мир всего лишь на долю секунды.

— Вот видишь? — устало вздохнула гостья, сладко потягиваясь. — И ничего не произошло, как я и говорила.

— Вижу, — тихо усмехнувшись, ответил фотоаппарат. — Вижу.

И гостья покинула внутренний мир фотоаппарата.

* * *

— Ну и чего теперь с этой бумажкой делать? — Кот уже прикидывал, насколько интересно будет шуршать эта игрушка под его лапами. — Может быть, скомкаешь и бросишь мне?

— Перебьёшься! — отрезал кудесник. — Кто же разбрасывается такими историями?

Он отложил исписанный астральным почерком листок бумаги в новую папку и сделал пометку «Фото-сказко-аппарат». Следом он достал еще один лист бумаги, отмерил прямоугольник 13 на 18 и взял в руки ножницы.

— Я хочу узнать, что было дальше, — сказал кудесник, открывая крышку линзы. — А то история кажется незаконченной.

* * *

— Поверь мне, я всё-таки сделал тебя единственной и уникальной, — сказал фотоаппарат вслед уходящей гостье. — Пускай это незаметно обычным взглядом, но я чувствую, что ты изменилась.

— Верю, — смущенно ответила гостья, укладываясь в совершенно новую, еще пустую папку. — Верю.

Мурлако́́

Кудесник сидел в полумраке волшебной лавки