Мисс Исландия - Олафсдоттир Аудур Ава

Я, Гекла Готтскальксдоттир, прошу уволить меня из ресторана отеля «Борг» по причине недостойного поведения клиентов мужского пола, которые мешают моей работе и личной жизни.

Свет растворил темноту ночи

На следующий день я пришла в «Борг» в лосинах с заявлением об уходе.

— Мир не такой, каким ты хочешь его видеть, — говорит метрдотель. — Ты женщина. Смирись с этим.

Затем иду в дирекцию отеля и прошу выдать мне зарплату за последнюю неделю.

— Я ждала, что ты устроишь скандал, — признается Сирри. — Откажешься обслуживать клиента или выльешь кофе из кофейника на господ за круглым столом.

Она стоит на тротуаре и курит.

— Ждала, что тебя уволят, потому что у тебя свое мнение и никакой услужливости. Но не того, что ты вернешь фартук. Обычно слишком гордых девушек выгоняют.

Мы из того же вещества, что наши сны

— Ко мне приходил поэт, — сообщает подруга. Она сидит напротив меня и кормит дочку. Я пью кофе.

— Старкад?

— Да.

Я пригласила его войти, налила кофе. Он был ужасно удручен, но заметил, что у нас красиво. Подошел к картинам, внимательно их рассматривал. Долго держал в руках фотографию, где мы с тобой у стены овчарни.

Он посмотрел на Торгерд и сказал: понимаешь, Исэй, я ведь совсем не знаю Геклу. Затем спросил, не собираешься ли ты от него уходить.

Она в нерешительности, смотрит мне в глаза.

— А ты действительно собираешься?

— Да.

Подруга вытирает ребенку рот, снимает слюнявчик и опускает дочку на пол. Она делает несколько шагов, везя за собой трактор.

— Йон Джон прислал мне билет. Я поплыву на «Гуллфоссе».

Она наливает кофе в чашки.

— В следующем году в твоей жизни произойдет то, что изменит твои представления о мире, а у меня все останется по-прежнему. Только нас будет четверо. Ты стояла под дрожащей листвой бука и вдыхала его аромат, сквозь листок ты смотрела, как светит солнце, возможно, встретилась глазами с совой. Ты в кофте на пуговицах, в руке держишь пальто.

Она приносит кофейник и снова наливает в мою чашку.

— Ты уедешь, а я останусь и буду надеяться, что продавец завернет рыбу в стихи или роман с продолжением.

Она встает и идет за дочерью, которая уже придвинула стул к серванту и собиралась на него влезть.

— Скоро фермеры у нас на западе начнут жечь прошлогоднюю траву, в воздухе запахнет дымом, останется выгоревшая земля. А когда меж дней не будет ночи, родится ребенок.

Люблю тебя, с тех пор как за тобой шпионил

С моря приходят черные тучи и быстро рассеиваются. Навстречу им летит птица. К вечеру тучи замедляют движение.

— Ты от меня уходишь?

— Да.

— И когда уезжаешь?

— Завтра вечером.

— Ты уезжаешь, а перелетные птицы прилетают, — говорит поэт.

Он смотрит на меня.

— Я узнал о тебе еще до того, как мы познакомились. Следил за тобой. Впервые увидел тебя у «Мокко», я сидел в кафе, а ты стояла за окном с чемоданом. Ты открыла двери, оглядела зал, словно кого-то искала, затем снова закрыла. Как будто передумала. Я вышел за тобой и долго смотрел тебе вслед. Ты меня не заметила. Еще один раз видел тебя идущей по улице с высоко поднятой головой, ты была в клетчатых брюках и ступала твердой поступью, словно знала, чего хотела. Я пошел за тобой, но ты меня опять не заметила. Заходила в три книжных магазина, смотрела книги, листала их, но ничего не купила. Затем вошла в кафе, села за столик рядом с темноволосым мужчиной. Я его не знал. Все смотрели на тебя, но ты не обращала на это никакого внимания. Ты смеялась. Я решил, что это твой парень. С ним ты была не такой, как со мной. Я тогда подумал, что хотел бы иметь девушку, чтобы вместе смеяться. Проводил вас до дома. Навел справки, выяснил, что ты работаешь в «Борге». Поспрашивал также о твоем друге, мне сказали, что он не по женской части.

Некоторое время поэт молчит.

— Я поставил перед собой цель увести тебя у него, но мне это не удалось.

Время радоваться неизбежному расставанию

Говорю поэту, что переночую у Исэй.

— Обычно весной мама проветривает одеяла. Но тебя тогда здесь не будет.

Когда я прощаюсь, поэт вручает мне маленький продолговатый сверток и просит открыть на борту «Гуллфосса».

— Ты веришь в себя, даже если больше никто в тебя не верит. И это восхищает меня в тебе, Гекла.

Он протягивает мне руку, тут же ее убирает и отворачивается.

За границей нет убежища, вечный шторм

— Мне никогда не попробовать шведский стол на «Гуллфоссе», — говорит моя подруга. — У них каждый день украшенный лимоном лосось, заливное из палтуса, зеленый горошек, белые тканевые салфетки, вечером горячая еда, датская и немецкая, с горящими бенгальскими огнями, вставленными в грудки куропатки и стейки турнедо. Там на столах флажки с фирменным знаком компании Eimskip, за капитанским столом женщины в длинных платьях и с ниткой жемчуга на шее, на палубе перед курительным салоном каждый вечер танцы. Все пьют женевер и имбирный эль. Затем корабль накрывают волны, и все страдают морской болезнью, потому что в открытом море все равны. Я знаю женщину, которая работала на «Гуллфоссе», она рассказывала, как трудно держать серебряный поднос в качку, что ей приходилось и роды принимать, и обряжать покойников. Напиши мне, расскажи обо всем, Гекла.

Подруга прижимает меня к себе, между нами ребенок, которого она носит под сердцем. Затем достает красный с белым полосатый шарф и протягивает мне.

— В цветах датского флага. Я закончила его вчера вечером. Это грубая платочная вязка. Даже если за границей всегда хорошая погода, на палубе в открытом море будет холодно. Будет прибой, Гекла, качка, будут волны.

II. ПОЭТ ДНЯ

Где-то в далеком безбрежном море остров твой не спит.

Стефан Г. Стефанссон, 1904 У меня больше нет твердой почвы под ногами

У побережья густой туман, и, когда корабль минует остров Энгэй, берега уже не видно, острова и шхеры появляются и исчезают, плывут на поверхности моря.

В каюте второго класса, кроме меня, еще женщина с маленькой девочкой. Я выбираю верхнюю полку, за что женщина мне благодарна. Она замужем за датчанином и с ребенком говорит по-датски.

У меня только одна маленькая дорожная сумка и печатная машинка. Мать с ребенком уходят, и я выставляю машинку на столик. Мы плывем в южном направлении, и, когда приближаемся к белому столбу пара и черному острову, который поднимается из моря, я иду на палубу, чтобы узнать, может ли грохот извержения перекрыть шум двигателя под ногами. На гребнях волн масса птиц, а я чувствую под собой тяжелый стальной корпус. В желудке у меня обед от Исэй, она захотела, чтобы я съела вареную рыбу с картошкой, потому что, как ей сказали, в Эресунне на тарелках не оставалось рыбьих хвостов. В животе забродило, выступил холодный пот, внутри у меня все пришло в движение, в жилах черные воды бурлящего океана. Морская болезнь.

Когда мы проплываем мимо посеребренных ледников, пассажиров на палубе немного. Море кишит малыми китами, они выпускают в небо фонтан за фонтаном. Волнение усиливается, впереди открытое море. Остров удаляется и скоро превратится в бледную черную кочку под темным облаком.

Ночью, когда мои соседи по каюте засыпают, я снова поднимаюсь на палубу, ложусь и смотрю в небо.

Я жива.

Я свободна.

Я одна.

Когда просыпаюсь, уже накрывают шведский стол. Море гладкое, как зеркало; плеск волн, прибрежная зона Фарерских островов.

Я достаю из сумки сверток, полученный от поэта, разворачиваю подарочную бумагу, открываю. Это чернильная ручка. Он заказал гравировку золочеными буквами: Гекла, дева-поэт Исландии.

Город с блестящими медными крышами