Срочно, секретно... - Валериан Скворцов

Кхун помрачнел, съежился в углу оклеенного пластиком сиденья. Пальцы, сжатые над торбой, шевелились. Сказал:

— Ненавижу бедность и хотел бы иметь много денег... Чем образованнее человек, тем сильнее должен ненавидеть он бедность, лишающую возможности творчества. В высшем смысле. Но я ненавижу и деньги, потому что они лишены достоинства. Хотел бы стать богатым, иметь дом, машину, возможность покупать книги, что-нибудь коллекционировать. Не больше. Но у денег нет достоинства, они съедают в человеке человека...

За мостом Наварак через красноватую реку Пинг, где они свернули влево, «крайслер» ушел прямо по Маунг-роуд.

Бэзил и Кхун молча доехали до гостиницы. В деревянном холле, продуваемом ветром с видневшейся в окнах реки, расстались, договорившись встретиться вечером, и Кхун уехал. Бэзил забросил сумку в отведенный по его просьбе свой прежний номер, посидел минутку в бамбуковом кресле, погладил матовую столешницу старинного бюро. Так замечательно писалось здесь пять лет назад!

В ресторанчике поблизости он съел пресноватый горский шашлычок, попробовал перепелиных яиц, потом устриц, не зная, чему больше радуется — покою, редкой еде или давно не ощущавшейся естественной прохладе. На перекрестках ветер с реки полоскал полотнища с надписями «Дезинтоксикационный пост», под которыми стояли армейские палатки. Рябь перебегала по их пузырящимся стенам.

Распаренный после душа, Бэзил, с наслаждением укрывшись одеялом, подремал под шум листвы, щебетание птиц и крики лодочников, доносившиеся через распахнутую балконную дверь...

К гостинице «Ринком» он добирался пешком, жалея, что не захватил свитер. Дой Сутхеп, в сторону которой шел, уже легла тенью на улицы, высветив загоревшиеся электрические иероглифы китайских реклам. У дезинтоксикационных постов гудели дизелями грузовики. От них тянулись провода к прожекторам.

Обойдя стороной корову, вынюхивавшую арбузную корку в водостоке у входа в «Ринком», Бэзил купил у портье «Северное приложение» к «Бангкок пост». В баре Кхуна не было. С высокого табурета у стойки кивнул японец-попутчик. Вышколенный бармен сдвинулся с места не раньше, чем Бэзил освоился в малиновом полумраке и выбрал уголок в конце стойки. Сидевший через табурет европеец в белой рубашке с длинными рукавами, на которой выделялся металлический крестик, чуть улыбнулся. В рюмке темнело вино, и по этому признаку и крестику Бэзил определил, что он — католический патер в цивильном.

В полумраке зала за столиками угадывались две-три фигуры. Сбоку виднелся телевизор.

— Если кто выберет табурет рядом со мной, предупредите, пожалуйста, что место зарезервировано. Я жду приятеля.

— Да, сэр, — сказал бармен. — На какой номер выписывать счет?

— Я не отсюда.

— Все мы здесь пришлые, — прозвучал вдруг за спиной из зала голос с хрипотцой.

Заскрипел отодвигаемый стул. Подошел лобастый американец с добрейшей, почти детской улыбкой, с седыми усами, плохо вязавшимися с белобрысыми влажными волосами. Что это американец, сомнения не оставлял выговор. Общительный приставала косолапо расставил ноги в черных ботинках. Один нью-йоркский журналист писал когда-то из Вьетнама: если в тропиках встречаете соотечественника в начищенных до глянца черных штиблетах, не сомневайтесь — перед вами человек из морской пехоты.

Бармен казался поглощенным вытиранием рюмок. Завтра все эти разговоры станут донесением. Шутки в сторону, решил Бэзил. С самого начала следует внести ясность.

— Кто мой новый знакомый?

— Пит Эрли, специалист при министерстве обороны, к вашим услугам, мистер...

— Бэзил Шемякин.

— Вы, что же, ирландец? Тогда — долой британское колониальное господство! Я никого не обидел? Капеллан ведь католик. Тот японский джентльмен, естественно, не в счет... Я полностью уважаю и его религиозные убеждения!

— Я — русский, журналист.

Пит Эрли, казалось, не удивился. Раньше, когда таких спецов набирались в Индокитае сотни тысяч, подумал Бэзил, они не были столь общительными. Даже под сильным хмельком. Удовлетворялись тем, что называется человеческими взаимоотношениями, в собственном коллективе. Теперь коллектива не стало. Из-под синей рубашки американца желтел тигровый клык на цепочке. Клык покрывали щербинки — наверное, потихоньку крошился от ветхости. Такие вручали в качестве символа кровного братства горцы.

— С ним все в порядке, мистер Шемякин, — мягко сказал капеллан. — Мистер Эрли несколько шумный, но уравновешенный человек. Извините, пожалуйста. Вы журналист и все правильно поймете...

— Ну, вы тоже не тихоня, — переключился Эрли на капеллана. — Помните журналиста, которого принимали в прошлом году?

Он повернулся к Бэзилу:

— Капеллан надел мою форму, а я — его крестик. Все остальные поменялись тоже. Так что полковник стал лейтенантом, и наоборот... Я был все время капелланом. Когда этот тип стал выспрашивать про мораль военнослужащих и все такое, я как пастор духовный сообщил ему свое особое мнение...

— Мистер Эрли, это анекдот, — сказал капеллан.

— Не анекдот... Я как пастор заявил ему, что основная проблема нравственного порядка заключается в повсеместном запрете военнослужащим посещать публичные дома. Я сказал: срочно необходим закон, отменяющий этот грубый произвол. Полковник в лейтенантской рубашке тут же принялся поносить в открытую лейтенанта с полковничьими регалиями. Тип написал потом разгромную статью об этом... ну, общем упадке, моральной деградации и поругании служебной субординации. Может ли такая армия побеждать? Дурачить репортеров — забава. Им что ни дай...

— Мистер Эрли совсем не хочет вас обидеть, — сказал Бэзилу капеллан.

— Ну что вы! Все в порядке. Я пишу о другом. Мой жанр — наблюдения.

— Наблюдения, — ухмыльнулся явно захмелевший Эрли. — Хороший наблюдатель стоит десятка... Можно по-товарищески? Раз вы, Бэзил, наблюдатель, значит нюх меня не подвел. Вы тоже из наших, только с другой стороны. «Зеленый берет», только русский. Давайте-ка я вас напою двойным виски. За счет конгресса Соединенных Штатов... А потом вы меня. И давайте споем!

— Дорогой Пит, может быть, пора отдохнуть? — увещевательно произнес капеллан. Ханжества или лицемерия в голосе не слышалось. — Да и что петь? Разве что могу предложить псалом «На реках Вавилонских»!

— Марш морской пехоты, — подсказал Бэзил.

— Вы думаете? Нет... другую — «Мы поженились в спешке».

— У вас есть «Мы поженились в спешке»? — спросил Бэзил через стойку бармена.

— Простите, сэр?

— Я говорю: у вас есть пленка с песней «Мы поженились в спешке»? Полтора десятка лет назад ее пела одна леди, кажется, ее звали Нэнси Синатра.

— Извините, сэр, я не помню такой. Эта леди не выступала здесь. Но я посмотрю, сэр.

От дважды повторенного «сэр» подбородок Пита Эрли приподнялся с волосатых ручищ. Взгляд поблуждал в пространстве между головой бармена и экраном телевизора, на котором теперь шел репортаж с мирового чемпионата по бильярду.

— Что ты заладил: сэр да сэр! Тут никто не на службе. Тут все отдыхают! Зови меня Пит, а его — Бэзил. Понял?

Улыбка бармена становилась все приветливее по мере того, как пальцы, перебиравшие пластинки, подвигались к концу стеллажа.

— Как только рот растянется до ушей, тогда и услышим «нет», — сказал Эрли. — Все у них наизнанку. Хотя мне тут всегда нравилось.

Как быстро течет время, в том числе историческое, подумал Бэзил. «Мы поженились в спешке» играли в увеселительных заведениях Индокитая, посещавшихся американцами, в конце шестидесятых. Пит Эрли, судя по возрасту, наверняка обретался где-нибудь здесь. Бэзил тихонько напел мотив. Постукивая стаканом, Пит сказал:

— Этим, Бэзил, вы могли бы деморализовать всю седьмую группу специальных сил. Там умели петь. А в противогазе много не напоешь.

— В противогазе?

— Вот именно. Когда вы свалились сюда? В газетах и по радио объявлено: завтра после одиннадцати часов без намордника не появляйтесь. Станете подопытной свинкой для постов по дезинтоксикации... Ребята, собранные в городе, всерьез считают, что следующая тревога будет настоящей и клубы оранжевого вещества, распыленного противником, погубят все живое...

— А как быть с коровами? — спросил Бэзил.

— Какими коровами?

— Которые ходят по улицам.

— Ах, дьявол! Но... кажется, существуют противогазы для лошадей. Что-то такое использовалось или заготавливалось во время второй мировой войны с этим, с Гитлером... Вы — голова, Бэзил. Ах, дьявол! Коровы...

Пит Эрли коров не предусмотрел. А еще профессионал! Какая, к чертям, химическая атака, если среди мечущихся в противогазах «красных быков» спокойненько будут разгуливать, помахивая хвостами, коровы, целехонькие и здоровые?

Эрли объяснил, что смерть в результате отравления наступает по-разному: либо у человека или животного прерывается дыхание, либо их сердце перестает перекачивать кровь. Это он хорошо уяснил, занимаясь на медицинских курсах перед отправкой в конце шестьдесят седьмого года в горы на севере Таиланда к племени, называющемуся «Духи желтых листьев», в котором вспыхнула эпидемия.