Правда о Николае I. Оболганный император - Александр Тюрин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Баторий вводит практику назначения православных епископов — среди них появляются скрытые католики. Паны сами ставят приходских священников в своих имениях, иногда это даже без рукоположения в сан.[74] Это так называемое «право патроната» на практике выливалось в вымогание денег у кандидатов на приход. Православные церкви стали в руках пана или арендатора имения доходным объектом, за каждое богослужение или священнодействие прихожане должны были платить.[75]
Иезуиты наводняют западно-русский край и начинают захватывать православные храмы. В двадцати западно-русских городах иезуиты основывают свои училища, виленская иезуитская коллегия обращается в в академию. При церквах основывают иезуитские братства, про соборах иезуитские миссии.
В самой Польше иезуиты будут подчинять университеты и сжигать неугодные книги, раздувать антисемитизм и ненависть к другим конфессиям.
Сыновья могущественных магнатов, православных и кальвинистов (Чарторыйских, Радзивиллов) совращаются иезуитами в католичество. В 1598 г. пятьдесят восемь высокородных литовско-русских вельмож (Тышкевичи, Збаражские и др.) заявляют о принятии католичества. Окатоличившиеся землевладельцы вместе с агрессивным католическим клиром усиленно размножают на западнорусских землях костелы и кляшторы (монастыри). Род могущественных Острожских, окатоличившись, передает ксендзам православные храмы во всех своих обширных владениях — только на Волыни им принадлежало 25 городов, 10 местечек и 670 селений. К числу новых католиков относились и сыновья беглого «диссидента» А. Курбского.
Мелкая западнорусская шляхта вознаграждалась за переход в латинство чинами и должностями, разнообразными возможностями кормиться от населения. Начиная с 1649 г. православных больше не допускали в Сенат, к государственным должностям любого уровня.
После отхода от православия могущественных литовско-русских фамилий начнется настоящий крестовый поход на народное православие, которое поведут под конвоем к Унии с католичеством.
Иезуит А. Поссевино выработал план Унии. Иезуит П. Скарга, издавший книгу «О единстве церкви», стал ее непосредственным организатором. Король Сигизмунд III вошел в сношения с некоторыми западнорусскими православными иерархами, которые тоже желали «вольностей», то есть освобождения от опеки мирян и равных привилегий с католическим духовенством. На Брестском соборе 1596, где присутствовала малая часть православных епископов, была провозглашено объединение с католической церковью.[76] Но как такового объединения не произошло. Состоялся лишь переход в Унию нескольких церковных иерархов из числа скрытых католиков, назначенцев польской власти. Новая униатская иерархия получила некоторые привилегии латинского духовенства, и большие имения, светские и духовные, избавилась от контроля паствы. Теперь уже униатские иерархи вроде митрополита И. Кунцевича в классическом католическом стиле истязали и заключали в темницы православных священников, брили им головы и бороды, изгоняли из приходов, непокорных сдавали светским властям на казнь, как бунтовщиков. Развлекалась в своих имениях и скучающая шляхта, принуждая православных священников к Унии — им рубили пальцы, языки, подвешивали на шесты, заставляли есть сено.[77]
Униатское высшее духовенство стало пополняться за счет воспитанников иезуитских коллегий. Епископы выходили из числа послушников базилианского ордена, формально униатского, фактически католического. Монахи-базилиане были боевым авангардом Унии — специализируясь на захвате православных монастырей, убийстве и изгнании православных монахов. Большинство из захваченных монастырей в короткий срок приходило в запустение. К этому времени относится исчезновение огромного числа русских культурных ценностей, летописей и культовых сооружений — так погибло историческое наследие Древней Руси. С православных церквей сбрасывались колокола, православным запрещались любые публичные церемонии, крещение, венчание, исповедь, похороны. Доходило до того, что униаты разрушали православные кладбища, выбрасывая останки из могил как мусор. Вильна, Полоцк, Витебск первыми лишились всех православных церквей, священники пробовали служить в шалашах, но и там на них шла охота. Доведенные жители Витебска убили митрополита Кунцевича, за что королевская комиссия осудила здесь на смерть более ста человек.
В 19 в. у униатов найдется столько сочувствующих в Европе и России, которые будут переживать за ущемления их прав «царским самодержавием», но в 17 в. униатские вожди и стоявшие за ними польские власти творили зло безнаказанно, умело, с огоньком, и без каких либо информационных последствий…
Уже первое поколение шляхты, воспитанное в иезуитских школах, было «насквозь пропитано духом нетерпимости к другим некатолическим вероисповеданиям, заражено иезуитским нравоучением, дозволяющим всякие, даже безнравственные сделки ради блага католичества, и обучено всяким хитросплетениям и пустым словоизвитиям для сокрытия истины и правды»[78] Фирменным знаком внутренней и внешней политики Польши становятся коварство и обман.
Вслед за коронными чиновниками на восточные территории устремились польские колонизаторы всех мастей. Благородное сословие западнорусского края быстро размывалось за счет огромного числа разночинного сброда, пришедшего с запада. Здесь ему было легко войти в шляхетство. Основная масса новых шляхтичей, созданных произволением магнатов, по сути своей оставались все той же дворней, откупщиками, мытарями, корчмарями, призванными обслуживать потребности хозяев. Они служили магнату в его наездах, набегах и походах, входили в его частную армию, составляли ему клаку на сеймиках. Прежние хозяева не теряли над ними своей господской власти, «сохраняя за собой обычное право даже их сечь, под одним лишь условием: сечь не иначе, как разложив на ковре, в отличие от холопов.»[79]
Местная знать перенимало от поляков не только язык и религию, но и отношение к крестьянскому кормящему классу, как к рабам, должным обслуживать любые прихоти пана. Паны нередко передавали свои имения на откуп арендаторам и жили в крепких замках, защищающих их от татарских стрел. Михалон Литвин оставил любопытные описания панского быта — шляхта проводила время в попойках и пирушках, пока татары вязали людей по деревнями и гнали их в Крым. (Есть немало фундаментальных трудов на тему, как «несвобода» погубила блестящую Испанию. Однако то, как «свобода» погубила блестящую Польшу и довела до состояния куда более плачевного, чем пиренейская монархия, еще ждет своего фундаментального исследователя.)
В начале 17 в. крестьянские побеги достигли громадных размеров. Крестьяне Полесья, Волыни, Подолии, воеводства русского и белзского бежали на левый берег Днепра, и дальше в московские владения на Северском Донце, фактически дав начало заселению обширного региона, который в будущем назовут Восточной Украиной.[80] Вместе с простым людом уходили православные книжники. Западная Русь осталась без образованных русских людей. Польский язык полностью овладел администрацией и судом. Русская речь сохранилась лишь у простонародья, крепостного крестьянства, все более теряющего грамотность. Естественно, что язык, лишенный литературной нормы, начинает свободно мутировать, насыщаться лексикой господствующего класса — то есть поляков. Здесь корни возникновения «мовы».
В тех районах, где Уния сделала свое дело по искоренению православия, самих униатов стали загонять в католичество. Теперь уже униатских попов заставляли отбывать крестьянские повинности и платить подать ближайшему ксендзу. Теперь униатов насильно сгоняли на католические проповеди, секли розгами и жгли огнем за неповиновение.[81]
В 17 в. польская «дворянская республика» представляет собой редкий образчик государства, которое ведет экспансионистскую и ассимиляционную политику, будучи поражено социальным гниением и хозяйственным упадком.
И этот «живой труп» станет еще причиной гибели миллионов людей в Восточной Европе. Польско-литовская интервенция времен московской Смуты приведет к тотальному разорению Московской Руси. На треть уменьшится население и Речи Посполитой во время кровавых событий середины 17 в. Народ выступит против панского гнета, казачья старшина использует энергию народного взрыва, чтобы зажить по-шляхетски. Обе противоборствующие стороны действуют беспредельно жестоко. Резня будет остановлена только с приходом московских войск — нерешительного царя Алексея подтолкнуло решение Земского собора 1654 г.
Переяславская рада воссоединяла с Россией не только западно-русский народ, но еще переводила в российское подданство казачью старшину, коварную и двуличную, изрядно уже поварившуюся в «шляхетской республике». Казачья старшина владела деревнями и заставляла работать на себя крестьян и рядовых казаков. Лишь шляхетская экспансия на восток заставила ее выступить против польской власти — любой мог обнаружить, что, оказывается, живет на земле какого-нибудь польского шляхтича, владеющей ею на основании «безупречных» юридических документов.
