Эльф под горой - Полина Мельник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты есть что ли боишься? — заметил Маран, уж очень он был наблюдателен, для такого улыбчивого с виду малого.
— Не хочется корчиться, знаешь ли, — попыталась улыбнуться в ответ, хотя вряд ли вышло непринужденно.
— Да перестань, хотел бы убить, как цыпленку бы шейку скрутил, — хохотнул Маран, показательно откусывая мясо.
— Далеко не факт, — пробубнила я, немного расслабившись.
— Попробуем? — предложил мужчина.
— Если не боишься, — приняла вызов я.
Мужчины засмеялись, здоровяк встал, обнажив меч, я не отставала. Под общий смех и улюлюканье, мы принялись драться, конечно же, лишь в половину силы, просто для потехи. Маран был тяжелее и резче, я быстрее. Уворачиваясь и отпрыгивая, как птичка от кошки я скакала по поляне, пытаясь не только не попасться, но и попасть, противник был хорош, было до жути весело. Я попала в его икру, порезав штанину, Маран извернулся, больно шлепнув меня плоской стороной меча по спине, отпрыгнула в сторону, Маран сделал выпад, резко сменив ход, я попыталась подставить подножку, но вдруг оказалась в ручищах и над землей. Смеясь, соперник буквально вытряс из рук меч и вернул меня на землю:
— Молодец, цыпленок, — сказал мужчина, — шейку сломал бы не сразу.
— Особенно с перебитыми сухожилиями на ноге, — напомнила я про легкую царапину, которая могла быть куда глубже.
Смеясь, мы вернулись к огню, напряжение между нами исчезло. Как вдруг в свете пламени увидела Нарониэля, что смотрел на нас из-за дерева, держа наготове меч. Остроухий был взволнован и кажется, зол. Я сделала ему знак, попросив выйти к огню, чтобы мы не показались ещё более подозрительными нашим знакомым:
— Это Дананир, мы тоже идем в Штостоль, — представила я осторожно вышедшего к свету эльфа.
— По делу или так идёте? — поинтересовался Маран, протягивая Нарону кусок мяса, эльф отказался, продолжая пялиться на меня как-то странно.
— Мне платят, я вопросов не задаю, — постаралась выкрутиться я, — у них с отцом какие-то там дела, а я не любопытная.
— Понятно, мы тоже по делу, — ответил собеседник, — тащимся от самого Мадиса. Слыхала про северо-восточную Гурию?
— А что там? — спросила я.
— Неделю назад на границе целая деревня пропала, за одну ночь — ни одного жителя, как сквозь землю провалились, — поведал Маран, — иду с ребятами проведать.
— Это точно? — немного усомнившись, уточнила я.
— Вполне, красавица, — подтвердил Маран, — ты что ли в Гурии давно не была?
— Ну да, месяц почти ходим, дела, — улыбнулась я.
Дальше беседа потекла о том, о сём. Я теперь осторожнее была с вопросами, хоть новые знакомые и не вызывали сильного подозрения, особо болтать не следовало, особенно о том, что в Гурии я не была уж как двадцать четыре года. Потому, хоть мой контракт и подходил к концу, однако по факту ещё не закончился. Так что пребывание за пределами Аландиса ни что иное, как побег, а это ох как плохо сказывается даже на почти окончившихся контрактах. Капитан второй гвардии тот ещё урод, и, если вдруг меня отыщут, сомневаться не приходилось, что в таком случае я отработаю ещё лет десять. Однако после рассказа Близира о болоте меня не кинутся искать, так что моя судьба зависела лишь от моего языка, и его давно пора было научиться прикусывать.
Больше за тот вечер лишнего я не болтала, больше слушала байки, что травили новые знакомые, и тихо жевала их угощения. Поесть вдоволь было уж очень замечательно.
Ночь прошла спокойно, а утром Маран предложил вместе идти в город, и я согласилась. Ведь в лесах Гурии подчас заседали разбойничьи банды — работать азагуры не любили, — а в новой компании на нас вряд ли нападут. Сабат отозвал меня в сторонку и отчитал как маленькую, за то, что согласилась составить компанию в Штостоль Марану, однако мы быстро собрались и отправились в путь вшестером.
Дорога, что вела в западный город, была уродливой. Теперь, когда с осенних деревьев осыпались листья, идти по ней и вовсе было тоскливо. Разбитая телегами колея с донельзя большими ямами, обочина с мусором и трупы, что прямо и гнили у дороги — никому тут не было дело до порядка. За четырнадцать лет службы в гвардии я объездила весь Аландис, побывав и в богатой столице, и в самых глухих деревнях, но никогда там я не видела таких дорог, грязных и заброшенных. Смертные гораздо лучше следили за своими землями, за домами и животными, свои короткие жизни они старались прожить в достатке и красоте, за это они мне и нравились. В Гурии же никто ничего не хотел, большинство проживало на грошовое содержание Бариона, прогуливая его в первые пару дней, а затем неделями голодая, кто-то ходил в качестве наёмников по всему Дарону и соглашался на самую бросовую работу, а кто-то сидел в лесах, промышляя разбоем.
С тоской вспомнилось детство, как голодала, как умирала и вновь возрождалась, и вновь умирала. Как вечно кружилась голова, как мёрзло слабое тело и как чернело в глазах. И так пока пьянчуга-отец не раскошеливался на какую-нибудь еду для меня. Матери я не помнила, отец твердил, поколачивая меня, что проклятая шлюха от него сбежала, и, в общем-то, я её понимала. Только попав в Асестим, я узнала, что оказывается, детство бывает другим. И хоть бордель вряд ли можно назвать раем, и навидалась я там немало, все же это было лучше, чем расти в Гурии.
Шли довольно быстро, впереди были мужчины, чуть погодя мы с остроухими. Я поглядывала на деревеньки, что изредка открывались с дороги и искала свою, мы ведь как раз жили на пути от Штостоля в Асестим, но никак не могла вспомнить, где именно. Серые, покосившиеся домики с крышами, что от времени ползли к земле, смотрели на нас пустыми окнами, ни забора вокруг, ни какой-нибудь живности, ничего. Только ветер, воющий в грязных закоулках, и оборванные босые дети, что провожали голодными глазами всех встречных. Я не выдержала, остановившись, отдала тощему мальчишке свое шерстяное одеяло, Нарон, заметив это, угостил ребёнка остатками окорока:
— Тебе грустно? — спросил эльф, взглянув на меня, до чего же остроухие любили копаться.
Вот еще! — отмахнулась я, прибавив шагу.
К вечеру нас встретил город. Двух и трехэтажные каменные дома, выложенные из грубых, неотёсанных камней, с замшелыми старыми крышами, были ненамного красивее деревенских развалюх, да и порядка на грязных улицах было не больше. Переступив через кого-то, то ли спьяну валявшегося под ногами, то