Ручная кладь - Нина Охард

–Как это все запомнить?

–Здесь столько приборов, как же можно за всеми сразу уследить? – раздаются возмущенные голоса.

Сделавшие свою попытку поднять самолет, собираются поодаль и обсуждают сначала свои ошибки, а затем фильм, в котором Боингом управляет тринадцатилетняя девочка. Сейчас это кажется смешным.

Очередь доходит до Сашки. Он усаживается в кресло и получает разрешение на взлет.

На экране мелькают бетонные плиты, имитируя разгон, быстрее, быстрее…

Сто шестьдесят! Двести! Двести двадцать! – динамик монотонно сообщает скорость.

–Взлет! – шепчет Санька.

–Давай! – мысленно кричит Егор Андреевич и смотрит на внука.

Сашкины руки мертвой хваткой вцепились в штурвал, который он резко тянет на себя.

–Двести семьдесят! – сообщает динамик, и монитор показывает, как машина отрывается от земли

Костяшки на кистях белеют от напряжения, Сашка сжимает штурвал и смотрит на авиагоризонт. Приборы показывают, что машина слишком задирает нос.

Егор Андреевич смотрит на внука, и рука инстинктивно хватает штурвал, исправляя положение.

–Десять метров! – говорит динамик.

Сашка убирает шасси.

–Шасси убраны!– сообщает компьютер.

Сашка убирает фары.

–Высота сто двадцать, скорость триста тридцать!

–Закрылки пятнадцать! – произносит Саша, и монитор показывает, как машина набирает высоту.

–Высота – 210 метров, скорость – 400.

–Закрылки ноль! – произносит Саня, убирая закрылки.

–Скорость – 450, режим номинал,– сообщает компьютер, и перед глазами бегут цифры набираемой высоты.

–Взлет завершен,– сообщает компьютер и переходит в состояние ожидания.

–Йес! – мокрый от напряжения Сашка подпрыгивает в кресле, тряся вытянутыми над головой кулаками.

–Я взлетел! Я взлетел!

Ребята замолкают и поворачиваются в его сторону. «Хороший паренек», – мелькает в голове у Егора Андреевича. Внук с радостным криком покидает кабину и бежит к одноклассникам.

Они выходят из здания, и осенний ветер продувает насквозь. Высокое проволочное заграждение отделяет от взлетно-посадочной полосы. Один за другим взлетают самолеты. Как завороженные мальчишки прилипают к ограде, наблюдая взлет. Заглушаемые гулом двигателей до Егора Андреевича долетают слова: «убрать, шасси, закрылки». Он улыбается, и удовлетворение наполняет его душу. Уже поздно, темнеет. Он медленно идет вперед, наблюдая как солнце, изрешетив лучами сплошную облачность, сползает к линии горизонта. Оранжевый закат величиной в половину неба разгорался над городом. В кармане, возвращая к реальности, требовательно звенит телефон.

Егор Андреевич вздрагивает, вспомнив, что забыл позвонить жене, и судорожно придумывает оправдания. На экране высвечивается незнакомый номер.

–Здравствуйте, Егор Андреевич, мы рассмотрели много заявлений на инструкторскую работу и остановились на вашей кандидатуре,– сообщает мелодичный женский голос, но грохот турбин заглушает дальнейшую речь. Егор Андреевич кричит в трубку, требуя повторить, не смея поверить услышанному.

–Дед, а ты нас еще сюда приведешь? –Сашка трясет его за рукав, и школьники окружают Егора плотным кольцом.

Волшебный порошок

Бесцветное московское солнце лениво пробивалось сквозь густую облачность, информируя о наступающем новом дне, не давая ни света, ни тепла. Беспрерывно валил снег. Машина то застревала в пробке, нервно скрипя дворниками, то летела по грязным московским улицам, обливая кашей из-под колес, зазевавшихся пешеходов. Приемник, игравший веселую музыку, прервался на выпуск новостей. Попереживав о падении цен на нефть, а вместе с ним и курсе рубля, диктор заговорил мерах правительства по экономии и импортозамещении, вызвав у Елены Николаевны, сидевшей за рулем бурю эмоций. Уже много лет ее компания выпускала дешевый и качественный биоматериал, но Россия по-прежнему закупала аналоги за рубежом. И ни конференции, ни статьи, доказывающие превосходство «Коллапана», ни успешное использование в клинике, ничего не меняло. Больницы закупали Швейцарский «Хронос» или немецкий «Остин». А больные платили по несколько тысяч долларов, потому что свято верили, что все самое лучшее – оттуда.

Елена Николаевна перевела взгляд налево, на бизнес центр, где под слоем облепившего ее снега виднелась табличка «Коллапан – 20 лет»

«Двадцать лет!» – Лена резко тормознула у шлагбаума, и на несколько секунд замерла, провалившись в воспоминания. А казалось, все начиналось совсем недавно.

Охранник, попрыгав рядом с машиной и помахав руками, постучал в стекло, Елена Николаевна очнулась и въехала на парковку.

Она немного опоздала и девушки у входа радостно заулыбались, завидев ее. До начала конференции оставалось около сорока минут. Технические специалисты, обвешанные проводами, настраивали оборудование. Елена Николаевна попросила кофе и села за столик рядом с собравшимися докладчиками.

Знакомы они были уже давно и общались непринужденно, обращаясь друг к другу на ты.

–Представляешь, опять городские больницы вместо «Коллапана» закупают импортные препараты – сказала Лена с надрывом в голосе. Помнишь, у нас были образцы, изготовленные из коралловой крошки, – начала она жаловаться. – Мы еще двадцать лет назад пришли к выводу, что он устарел, Так вот на прошлой неделе его закупили несколько городских больниц, и это когда у них нет денег даже на перевязочные материалы. Как такое может быть!

–Ничего особенного, будут брать деньги с больных, – заметил один из хирургов.

–Знаешь, сколько он стоит? Тридцать тысяч килограмм.

–Скажи спасибо, что тебя как в тридцать седьмом не забрали и к стенке не поставили с дешевым «Коллапаном». Дабы не мешала чиновникам деньги зарабатывать.

–Сейчас не тридцать седьмой, – возразила Елена.

–Все к этому идет. Так что скоро придут и уведут под белы рученьки.

Семью Елены, как и многих москвичей, сталинские репрессии не обошли стороной. Однажды не вернулся с работы, а затем навеки сгинул в лагерях ее дед. Он был обычным инженером, занимался строительством и ремонтом мостов. Кому он мог помешать, так и осталось тайной для семьи. Ни бабушка, ни мама, жившие долгие годы с клеймом «члены семьи врага народа», выяснять не стали, да и вспоминать про это боялись. Страх не прошел, даже когда деда реабилитировали. Никого из убийц и палачей не осудили, словно молчаливо предупреждая о возможном возврате репрессий. Елена гнала от себя подобные мысли, и избегала разговоров на эту тему. Возможно семейные страхи передались по наследству, а может она просто не чувствовала себя достаточно защищенной. Он сидела, молча, стараясь не вступать в разговор, который собирал все новых участников. Беседа превратилась в спор и возможно закончилась бы скандалом, но время вышло и они отправились в конференц-зал.

Как ведущая, она была занята дежурными вопросами. Периодически она рассматривала аудиторию, выискивая новые лица. Неожиданно взгляд остановился на мужчине, сидевшем на последнем ряду. Он выглядел шикарно: хороший костюм, дорогой галстук, загорелое ухоженное лицо. Докладчика он не слушал, зато внимательно рассматривал изучающим взглядом присутствующих. Он казался случайным гостем, по ошибке попавшим в аудиторию.

То ли подействовали разговоры о сталинских репрессиях, то