Неукротимый, как море - Уилбур Смит

Скажи тогда кто-нибудь Нику, что его будущее будет напрямую зависеть от судьбы лайнера, он бы не поверил…

Ник перевел взгляд на «Ла-Муэт», вставшую на якорную стоянку в устье залива, на границе со льдом. По сравнению с «Авантюристом» французский буксир выглядел неказистым и неповоротливым, словно борец с чрезмерно развитыми плечами. Из единственной трубы в бледное небо валил черный жирный дым, бока отсвечивали такой же маслянистой копотью.

Едва «Колдун» вошел в залив, как на палубе конкурента поднялась суматоха. Благодаря режиму полного радиомолчания и скалам, укрывшим судно Ника от радара «Ла-Муэт», Жюль Левуазан только сейчас узнал о присутствии «Колдуна». Ник догадывался, какой переполох царит на их ходовом мостике. К тому же Левуазан даже и не подумал взять «Золотой авантюрист» на буксир. Жюль, похоже, ни секунды не сомневался, что поблизости нет ни единого соперника. А ведь, согласно морскому праву, буксирный трос, переброшенный на поврежденное судно, давал определенное преимущество, и Жюль проявил непростительное легкомыслие.

— Дайте связь с «Ла-Муэт», — потребовал Ник и после кивка Трога взял микрофон. — Salut Jules, ça va?[1] Тебя еще не вздернули на рее, старый пират? Боюсь, с твоим пузом задачка будет не из легких, — добродушно пошутил Ник, и на шестнадцатом канале повисла долгая пауза.

Затем из динамиков над головой разнесся слащавый голос француза:

— Адмирал Джеймс Бонд, если не ошибаюсь? — Жюль хохотнул, но вышло неубедительно. — И что это за посудина? Линкор или плавучий публичный дом? Николас, ты всегда был выдумщиком, но что тебя задержало в пути? Я думал, ты проявишь побольше резвости, чтобы выхватить у меня кусок изо рта.

— Mon brave,[2] я научился у тебя трем правилам. Во-первых, не рассчитывать на подарки судьбы; во-вторых, в погоне за призом держать рот на замке; и, в-третьих, немедленно заводить буксирный канат. И ты, Жюль, их все нарушил.

— Буксирный канат не так уж и важен — ведь я давно на месте.

— Дружище, я тоже на месте, но вся штука в том, что меня наняла «Флотилия Кристи».

— Ты шутишь! — оторопел Жюль. — Мне никто ничего не сказал!

— Нет, не шучу. Хорошо быть Джеймсом Бондом — всегда найдется кое-какое оборудование, чтобы переговорить с кем надо без лишних ушей. Впрочем, верить мне на слово, конечно же, не стоит, так что валяй, сам связывайся с «Флотилией Кристи», и тебе объяснят. А покамест убери куда-нибудь свою развалюху — мне надо заняться делом.

Ник бросил микрофон Трогу и распорядился:

— Записывайте на пленку все его сообщения. — Затем повернулся к Дэвиду Аллену: — Нужно обламывать лед, пока он окончательно не схватился. Поставьте к штурвалу лучшего рулевого.

Ник преобразился — пропал угрюмый затворник, сомневающийся в каждом шаге, впадающий в ступор при малейшей заминке и мучительно выдавливающий из себя хоть какое-то решение.

Дэвид Аллен слушал, как он отдает распоряжения в машину, и думал: «Да, стоит шкиперу взяться за дело, как все у него горит в руках».

— Стармех, самый полный вперед на оба дизеля — будем ломать лед. Затем надеваешь водолазный костюм и давай ко мне. Взглянем на машинное отделение «Авантюриста».

Затем Ник опять повернулся к Дэвиду. Казалось, капитан чуть ли не приплясывает от нетерпения, словно боксер в ожидании гонга.

— Старпом, принимайте мостик. Распорядитесь, чтобы Эйнджел приготовил нам чего-нибудь горячего — и побольше сахара.

— Я дам команду стюарду, — сказал Дэвид. — Эйнджел сейчас ни на что не годен. Он как с куклой возится с девушкой, которую мы вытащили из воды. Того и гляди, начнет одевать ее в платьица и катать в колясочке…

— Знать ничего не хочу. Передайте Эйнджелу, что мне нужна еда — и хорошая еда, ясно? — прорычал Ник и отвернулся к окну, вперившись взглядом в льдины, перегородившие вход в бухту. — Не то лично спущусь вниз и прижму его как следует.

— Я думаю, он бы не возражал, — пробормотал Дэвид.

Ник не остался в долгу и тут же набросился на старпома:

— Сколько раз вы проверяли спасательное оборудование?

— Четыре.

— Проверьте в пятый. Запустите все дизельные генераторы и погоняйте их, затем заглушите, дайте остыть и подготовьте к переброске на лайнер. Энергия на «Авантюристе» должна быть не позже завтрашнего полудня.

— Есть!

— Что показывает барометр?

— Не знаю…

— С этой самой секунды и до конца операции вы обязаны в точности знать атмосферное давление и немедленно докладывать мне о малейших изменениях.

Дэвид поспешно склонился к прибору.

— Барометр дает тысячу восемнадцать…

— Слишком высоко, — заметил Ник. — И это чертово затишье… Барометр обязательно прыгнет. Не спускайте с него глаз.

— Есть!

— По-моему, я распорядился проверить оборудование?

— Сэр! — позвал Трог. — «Флотилия Кристи» только что подтвердила наш статус, а «Ла-Муэт» приняла посуточный контракт на доставку пассажиров с берега залива Шеклтона до Кейптауна. Левуазан хочет поговорить с вами.

— Передай ему, что мне недосуг. — Ник не спускал глаз с нагромождения льдин. — Хотя постой… — Он передумал и взял микрофон. — Жюль?

— Нечестно играешь, Николас. Ударил в спину старому другу, который любит тебя, как брата.

— Жюль, я занят. Это все, что ты хотел мне сказать?

— Похоже, ты ошибся, Николас. В этот раз удача тебе изменила. «Авантюрист» сел на мель прочно, да и с погодой творится непонятно что. Ты смотрел метеосводку с острова Гоф? Нет, Николас, с лайнером ты попал впросак. Послушай старика…

— Жюль, у меня двадцать две тысячи лошадей.

— Все равно — на сей раз тебе попался кусок не по зубам.

— Au revoir, Жюль. До свидания. Приглашаю тебя на заседание арбитражной комиссии.

— Кстати, можешь прислать со своего плавучего борделя пару блондинок и бутылку вина.

— Пока, Жюль.

— Удачи, mon vieux.[3]

— Эй, Жюль, ты желаешь мне удачи, а ведь это дурная примета. Сам меня учил.

— Да, я знаю.

— Тогда и тебе удачи, Жюль.

Ник смотрел вслед уходящему по маслянистой зыби буксиру, маленькому, грузному и нахальному — в точности как его капитан. Однако чувствовалась в этом уходе какая-то подавленность и уныние.

Ника кольнуло раскаяние — все же француз некогда был его наставником и добрым другом. Триумфальное чувство победы сошло на нет, оставив после себя горький привкус. Ник тут же беспощадно задавил в себе жалость — отчаянная и тяжелая гонка шла честно, а Жюль попросту отнесся к ней беспечно. Старое правило гласило, что любой конкурент — это ненавистный враг, которого надо давить изо всех сил. И будучи побежден, он заслуживает лишь презрения. Сочувствие размягчает и отбирает решимость.