Методика очарования - Фаина Раевская

— Угу, а руки так и вовсе цепенеют от ужаса, — закончила я очередное ее высказывание.

В словах моих не было никакого преувеличения. Руки в самом деле дрожали, как у алкоголика со стажем. Видя такое мое нервическое состояние, подруга презрительно фыркала, осуждающе цокала языком и в конце концов со словами: «Ну, блин, интеллигенция!» — вылила остатки водки мне в стакан:

— Пей, болезная!

Очередное вливание попало не в то горло, я долго и мучительно кашляла, орошая тело Макферсона горючими (в прямом смысле слова) слезами. Наверное, со стороны это выглядело так, будто безутешная вдова корчится в скорбных судорогах над покойным, но горячо любимым мужем. Тем не менее дрожать я перестала. Еще полчаса ушло на транспортировку американца в сарай. За это время я не раз взгрустнула по поводу отсутствия у меня таланта телепортации. Как было бы здорово: раз — и янки в доме Никиты, а еще лучше в своей Америке! Когда нам удалось справиться с нелегкой задачей, мы с Катериной, совершенно выбившиеся из сил, переводили дух, усевшись прямо на землю и подперев спинами дверь сарая.

— Кать, а что мы Сашке-то говорить будем? — задала я давно волновавший меня вопрос. — Он ведь за консультацией едет.

— Да нужна ему консультация, как свинье противогаз! — беспечно махнула рукой Катька.

— Но… Как же… Он сам сказал…

— Брешет. Консультация — всего лишь предлог, неужели неясно? Истомилось, видать, бедное милицейское сердце по своей возлюбленной, вот и решил наведаться. Оставь сомнения, Санчо! Пойдем-ка лучше прослушаем кассету из саламатинского автоответчика.

Надо же! Забыла совсем, что Катерина вынесла улику с места преступления в своем крупногабаритном бюсте. Я покорно вернулась в дом следом за Катериной, однако беспокойство по поводу предстоящего визита следователя никуда не делось, оно лишь на время затихло, уступив место любопытству.

Поначалу на кассете не было ничего интересного: звонок от папочки-Академика, напоминание от какой-то Элеоноры о том, что шуба ждать не будет, уйдет к какой-нибудь профурсетке, а она останется голой и босой. Было также требование алиментов от бывшей жены. Еще какая-то девица обозвала Саламатина котиком и жеманно сообщила о своей внезапно случившейся беременности.

— Кхм, — смущенно крякнула я. — В одном чокнутый академик был прав: сынок его жил ну о-очень насыщенной жизнью.

— Мишаня, это я, — сообщила кассета голосом Никиты. Мы с Катериной дружно вздрогнули и с испугом переглянулись: привет с того света, ни больше ни меньше! Кит тем временем продолжал: — Со мной только что Сэм связался. Не очень мне понравился наш разговор! Мутит что-то янки, недоговаривает. Я его к тебе отослал: дескать, не я один вопросы решаю. Побазарь с ним, лады? Потом перезвони.

Сразу же за сообщением Никиты зазвучал солидный мужской баритон, принадлежащий, несомненно, тому самому мутному янки, ибо говорил баритон по-английски. Монолог длился не более двух минут, после чего кассета зашипела, что свидетельствовало об отсутствии дальнейших записей.

— Ты поняла, о чем речь? — с надеждой глянула на меня Катерина.

— Не совсем… — Я залилась краской стыда.

Язык давался мне не без труда. Вообще-то, я способная, просто немного ленивая. Во всяком случае, к такому выводу пришел преподаватель курсов. «Вам, Александра, нужно пополнять словарный запас. Ну, учить английские слова не только на занятиях, но и дома». Я согласно вздыхала, но дома благодаря стараниям Катьки всегда находились занятия поинтереснее, чем зубрежка иностранных слов и выражений.

— Он очень быстро говорит, — пояснила я подруге, — не успеваю сообразить.

Оставив мои объяснения без комментариев, Катерина отмотала назад пленку, и снова зазвучал сперва голос Никиты, а следом за ним заморский баритон. Катька буравила меня взглядом, я честно пыталась уловить хотя бы общий смысл сообщения, однако не преуспела.

— Что, опять не поняла? — усмехнулась подруга. Я тяжело вздохнула. — А тебе не кажется, Сан Саныч, что ты напрасно теряешь время и деньги на своих курсах?

— Я способная, — угрюмо протянула я, шмыгнув носом, — но ленивая.

— Вот-вот! Полгода грызешь английский, а ни черта не понимаешь.

— Ты несправедлива, Кать! Этот американец всю жизнь по-английски спикает, а я — всего полгода…

— Ну да. Плюс в школе шесть лет, да в институте четыре… Давно уж пора заговорить.

— Вот сама и говорила бы! — разозлилась я. В конце концов, Катька учила язык лишь полгода меньше по срокам, чем я.

— А я не такая способная, как ты. Сама ведь все время за меня контрольные писала. Ладно, не обижайся! Лучше вот что: возьми-ка кассету, словарь, и чтобы к вечеру лепет этого янки стал достоянием общественности! Чую я, там что-то важное! А я покуда займусь сравнительным анализом бумаг Никиты и Михаила…

— Слова-то какие умные! Сравнительный анализ, достояние общественности! Не знала, что ты владеешь ими в совершенстве, — не удержалась я от сарказма, направляясь к себе в комнату.

— Для дураков любые слова умные, — не осталась в долгу моя остроумная подруга.

Переводить на слух североамериканский говор — занятие нудное, малоинтересное, а главное, абсолютно бесперспективное. Промучившись примерно час, я поняла, что дело это мне не по плечу, и после недолгих колебаний набрала телефон девушки с курсов, с которой мы бегаем курить в перерывах между занятиями. В отличие от меня Валентина училась прилежно, оттого, наверное, и успеваемость у нее была лучше, чем у остальных «курсантов». Я придумала убедительную, на мой взгляд, историю для Вальки: мол, наш преподаватель в целях повышения уровня моих знаний задал перевести «вот эту лабуду» с устного английского на письменный русский. Валентина версию проглотила и согласилась помочь. Она записала сообщение с автоответчика на диктофон своего мобильника, а перевод обещала выслать минут примерно через сорок «по Емеле», то есть по электронной почте.

Трудно поверить, но в Катькину комнату я вошла в приподнятом настроении. Перед подружкой в два ряда лежали листы обычного формата, густо испещренные мелкими печатными буквами. Кое-где я заметила загадочные схемы, состоящие из парабол, гипербол, синусоид и прочей ерунды, которую я позабыла, едва переступив порог школы, и от которой в голове остались лишь названия да какие-то смутные изображения. Катерина ползала вдоль разложенных бумаг и озабоченно морщила лоб. Выходило довольно забавно, и я громко рассмеялась:

— Ты похожа на первобытного человека, находящегося на пороге научного открытия: как присобачить каменный топор к топорищу!

Против обыкновения подруга пропустила шпильку мимо ушей, что меня немало удивило, потому что Катерина никогда не упускала случая поупражняться в остроумии. Вместо того чтобы отбить подачу, Катька как-то растерянно произнесла:

— Ты знаешь, Санчо, я, конечно, не эксперт, но сдается мне, эти двое торговали… погодой…

Неизвестно почему, но я испугалась. Слова Катерины прозвучали совершенно фантастически и походили скорее на бред сумасшедшего, чем на речь здравомыслящего человека. В самом деле, что значит — торговали погодой? Дожди, что ли, налево сливали? Я потребовала немедленных объяснений, почувствовав реальную угрозу своему рассудку.

— Да я сама пока еще как следует не разобралась! — задумчиво отозвалась подруга. — Одно могу сказать относительно точно…

Что именно хотела сказать Катерина, осталось пока тайной, потому что внизу домофон разразился требовательной, какой-то сердитой трелью. Должно быть, Сашка пришел.

— Александрова черт принес! — досадливо скривилась Катька и принялась сноровисто распихивать бумаги по портфелям: верхний ряд в портфель Михаила, нижний — в Никитин. — Иди открывай, Санчо, а я покуда улики припрячу… Да! А где кассета? — крикнула подруга, когда я с неохотой двинулась встречать гостя.

— У меня в комнате, в телефоне…

— Ты уже начала переводить сообщение американца? Хоть что-нибудь уже ясно?

Я заторопилась к двери, сделав вид, что не расслышала вопроса. Едва ли Катька придет в восторг от того факта, что я посвятила постороннего человека в нашу тайну.

Следователь отчего-то явился мрачным. Две поперечные складки залегли у него между бровей и говорили о крайне неудовлетворительном состоянии духа моего тезки.

— Привет, — сквозь зубы процедил Сашка, чем подтвердил предположение о дурном расположении духа. — Что это у вас сарай открыт?

Мои глаза как-то сами собой испуганно растопырились, я, кажется, побледнела, словно увидела перед собой пресловутый призрак коммунизма. В голове сразу начались метания: почему дверь в сарай оказалась незапертой? Я ведь точно помню, мы ее замкнули! Заглядывал Сашка внутрь или нет? Принимая во внимание его профессиональное любопытство — непременно. Может, именно тем, ЧТО он там увидел, и объясняется его плохое настроение? Хотя нет, вряд ли Александров, обнаружив труп в нашем сарае, обошелся бы всего лишь испорченным настроением. А если следователь в сарай заглянул и не устроил нам Великую Монгольскую революцию, то это значит… Значит… Черт побери! Это значит, что тела Макферсона там больше нет!