Изяслав - Алексей Разин

- Пить хочешь? - спросил Изяслав, видя, что капли пота стекают по лицу половчанина. - Пить? - Он показал, как пьют.

Елак обрадованно кивнул головой.

Отрок принёс жбан с кислым квасом. Елаку пришёлся по вкусу напиток. Он напомнил ему травяную воду, которую приготовлял дедушка. Когда половчанин пил, Изяслав заметил у него на шее рубец.

- В битве? - спросил он, притрагиваясь к рубцу. Он насупил брови и взмахнул рукой, словно рубя мечом.

Елак отрицательно покачал головой и показал на дворец:

- Кмет Сатмоз.

Он тоже решил проявить внимание к своему новому другу и, притронувшись к рубцу у его локтя, жестами спросил - откуда?

Это был след воеводской плети, и Изяслав кивнул на дворец. Они оба засмеялись. Они смеялись каждый над своей бедой и радовались, что встретились, не понимая, почему их тянет друг к другу.

Все те несколько дней, пока посол был в Киеве, новые друзья провели вместе. Изяслав водил Елака на гору, с которой внезапно открывался широкий Днепр. Отрок учил половчанина плавать, а Елак показывал отроку, как в степи объезжают коней.

Когда настал день отъезда, Изяслав проводил посольство за городские стены. На прощание протянул Елаку свой лёгкий меч.

Елак отстегнул свой. Он был тяжёлый и длинный, когда-то добытый в бою Сатмозом и за ненадобностью отданный певцу.

Изяслав прикоснулся губами к железу. Глядя на него, ирци сделал то же.

Высокое прозрачное небо голубело над ними, и в нём отвесно, как камень, падал коршун.

- Прощай, Елак, - молвил отрок.

- Буду помнить тебя, - откликнулся певец.

- Может, ещё увидимся, - сказал Изяслав.

Он долго смотрел вслед половцам и, когда Елак оборачивался, махал ему рукой. Было грустно. Так всегда в его жизни. Если кто-то понравится, судьба сразу же разлучит. Увидятся ли ещё раз? Встретятся ли в этой жизни, где они - не птицы, а жёлтые листья, уносимые ветром?..

Глава X

ПОСОБНИК ДЬЯВОЛА

1

Захребетник Гром очнулся от холода и сырости. В первые минуты он не мог разобрать, где он и что с ним стряслось. Голова гудела, как сосуд с варевом на огне. Гром видел над собой небо, усеянное звёздами. Он лежал в высокой траве. Наконец сознание его несколько прояснилось, и он вспомнил поминки по богатой тётке.

"Выходит, я около могилы", - подумал Гром. Ему стало не по себе. Ночь сразу же наполнилась таинственными звуками. Где-то хлопала крыльями птица. Что-то посвистывало. Что-то пищало в траве. Гром торопливо перекрестился и прочитал молитву: "Господи, пронеси нечистую силу. С войны воротился целым, не дай загинуть в чёрном месте..."

Грому повезло на войне. Правда, он не привёз никакой добычи. Но где ж это видано, чтобы простая чадь добывала себе богатство на рати? На то есть мужи знатные, бояре, отроки. Золото к золоту липнет, добыча к добыче. Хорошо и то, что вернулся жив и невредим. А другой захребетник, Плужник, да гончары Червяк и Сусло отправились на тот свет. А у кого руку отрубили, тем ещё хуже: кому нужны? Грома же Господь помиловал. Поэтому Гром и благодарит Господа и просит выручить во второй раз.

Захребетник стал на четвереньки и, не поднимая головы из травы, начал пятиться подальше от страшного места. Чтобы придать себе храбрости, он вспоминал поучения Славяты, который говорил, что дьявол не так уж часто охотится за человеческими душами. Ведь души бедных людей - ремесленников и смердов - ему не нужны, а души бояр он купил уже давно. Но страх не проходил.

Захребетнику чудился шорох, шаги, позвякивание железа. Он вертел головой во все стороны. Вдруг Гром застыл на месте, глаза вылезли из орбит, волосы на голове зашевелились. Он увидел, как к одному из могильных холмов подошла странная фигура. У неё не было ни шеи, ни рук. Привидение вошло в полосу лунного света. Это был человек. Его лоб закрывал капюшон плаща, из-под широкой полы высовывался держак лопаты.

Он всадил лопату в могильный холм и принялся его раскапывать. Землю он аккуратно сбрасывал в одну кучу. Когда лопата стукнула о домовину[75], человек спустился в яму, и вскоре оттуда показались ноги. Гром узнал башмаки - сафьяновые, с алыми и синими вставками. Тётка ими очень гордилась и наказывала, чтобы её похоронили в любимых башмаках. Захребетник хотел перекреститься, но рука задеревенела, не поднималась.

Человек вылез из ямы, достал из-под плаща мешок и засунул в него труп. Неторопливо засыпал могилу. Затем взвалил мешок на плечи и, согнувшись под его тяжестью, направился в ту сторону, где сидел Гром. Захребетник от ужаса не мог сдвинуться с места. Человек в плаще прошёл в двух шагах от него. В лунном свете мелькнуло смуглое длинное лицо.

"Выходит, правду про него говорили, - подумал Гром. - С дьяволом знается". От того, что он узнал человека, страх стал меньше. Гром собрался с силами и побежал на княжье подворье.

2

Воевода Коснячко, Гром, Изяслав-отрок, Турволод, Верникрай и с ними ещё восемь дружинников приблизились к землянке, одиноко стоящей на отшибе. Воевода послал Верникрая к окошку. Сквозь жёлтую пелену бычьего пузыря ничего нельзя было разглядеть. Верникрай поддел пузырь ножом и заглянул в образовавшуюся щель. Изяслав-отрок, стоявший сзади него, отодвинул рукой своего слугу и сам приник к щели. Приник и - от необычайности увиденного не мог оторваться. Перед ним на столе лежало сине-жёлтое женское тело. Над трупом наклонился, что-то пришёптывая и поводя носом, колдун Мак. В его руках поблескивала узкая острая полоска железа. На столе лежали какие-то диковинные ножницы, щипцы, стояло несколько сосудов. Время от времени Мак подходил к разостланному на лавке куску пергамента и что-то рисовал. Воевода Коснячко оттолкнул отрока от окна и сам прилип к щели.

Наконец он подал знак Турволоду, стоящему наготове у двери: "Начинай!" Богатырь перекрестился, просунул меч выше засова, рванул - и дверь отскочила. Воины ворвались в землянку.

Увидев незваных гостей, истово крестящихся и шепчущих молитвы, и узнав воеводу, Мак невольно попытался заслонить собой стол. Лекарь понял: пришёл смертный час. Что ж, он встретит его с достоинством. В конце концов, как сказал Плавт[76]: "После смерти в смерти нет ничего плохого".

Турволод схватил лекаря за волосы и повалил наземь. Воины с ужасом разглядывали колдуна и с почтением - Турволода, осмелившегося поднять руку на пособника дьявола.

Коснячко приказал зажечь факел. Процессия двинулась к княжьему дворцу. Мак шёл молча, опустив седую голову, потирая рукой левый бок.

...На другой день испуганные стражи ввели его в гридницу. Мак увидел за длинным столом своего господина и покровителя князя Изяслава, митрополита Георгия, воеводу, княжича Святополка, боярина Иоанна. Справа от митрополита сидел печерский игумен Феодосий. Вдоль стен толпились бояре и отроки.

Из-за стола поднялся митрополит. Прозвучал его сдержанный и гневный голос:

- Ведома ли тебе, раб Мак, тяжесть зла, тобою сотворённого?

Мак подумал о том, что ни в одной стране учёный не может спокойно заниматься своим делом. Ведь и в Бухаре, и в Гургендже, а тем более в Риме и Париже, обнаружив, что лекарь режет мёртвое тело, его бы объявили колдуном и немедля предали ужасной казни. Здесь, на родине, о которой он мечтал в рабстве на чужбине, которую видел в оплаканных снах, с казнью не так торопятся. Но удастся ли её избежать и на этот раз?

Лекарь спокойно ответил на вопрос митрополита:

- Я не творю зла. Я борюсь со злом.

Дрогнули тонкие нервные пальцы Феодосия. Он крикнул:

- Бороться со злом можно, только имея Бога в душе. Только Бог и его верные слуги могут искоренить зло!

Мак повернул лицо к Феодосию. Он не повысил голоса, лишь взгляд стал насмешливым:

- Я отвечу тебе словами грека Эпикура[77]: "Бог или хочет удалить зло из мира и не может, или может и не хочет, или, наконец, может и хочет. Если он хочет и не может, то он не всемогущ, что противно природе Бога. Если может и не хочет, то это свидетельство злой воли, что противно природе Бога. Если он может и хочет, то почему же на земле существует зло?"

Игумен даже заскрипел зубами от злости. Грешник пытается взывать к ложной мудрости там, где надобна лишь вера. Лишь вера, как светильник во мраке, указывает путь человеку. Усомнишься в ней - и что останется? Сплошной мрак и отчаяние. А этот раб поднимает руку, чтобы погасить светильник. Он опьянён гордыней сатанинской!

Некоторые монахи-списатели и бояре смотрели на Мака с жалостью. Они тоже читали книги греческих и римских мудрецов. Но лекарь осмелился резать мёртвое тело, надругался над священным прахом. Он осмелился открыто поносить Бога!