Пурпурное Древо Порфирия - Лариса Чурбанова

И, конечно, первым посетителем к нему в светелку ворвался троюродный кузен, которому вчерашняя пьянка не принесла даже головной боли. Гардрада был свеж как огурчик и весел как зяблик. Бесцеремонно плюхнувшись на кровать Ольгерда, и не обращая никакого внимания на его стоны, он уверенно заявил:

- Тебе надо проветриться, дружище! Викинг не должен засиживаться дома, у теплого очага. Сам он теряет задор и жизненную силу, а паруса его кораблей побьет моль. Скажи-ка, как давно ты не выходил в море?

Князь пробурчал что-то невыразительное. Гарольд усмехнулся.

- Тому, кто позволяет себе расслабиться, боги не посылают удачи, брат. Пошли с нами, Ольгерд. Ты раскис в своей Гардарике, а морская соль исцелит тебя, вот увидишь!

Неожиданное предложение Гардрады поставило Ольгерда в тупик. Как он может уехать? Как бросить людей, ждущих от него защиты? И Домогару с детьми? Но чем дольше он думал, тем привлекательнее казалась ему эта идея. Снова почувствовать на лице соленые брызги, утихомиривать рвущийся из рук парус! Да и слава героя ему бы совсем не помешала бы. Хоть и пьян он был вчера, да помнил, как смотрела Домогара на Гарольда с его восьмьюдесятью взятыми замками. Курва! Ольгерд зарычал и тут же закашлялся. Может быть, тогда ему хоть удастся выспаться. Что там говорил этот старикашка? Пойди туда, не знаю куда? Все одно к одному! Князь с трудом разлепил заплывшие глаза.

- Куда ты собрался, Гарольд? Снова в Царьград?

- Смеешься, братец? - ощерился Гардрада. - Будем подниматься по Днепру, и дальше до Новгорода. Дошло до меня, что в Норвегии королем стал мой племянник, Магнус. Вот, хочу вернуться, посмотреть, чем он одарит дядюшку. Вот только кораблик мой чинить теперь долго придется...

- Пойдем на моих лодьях, - уверенно произнес Ольгерд. - Дам тебе телег и лошадей, перетащишь со своими людьми добро и оружие. Хватит вам седмицы?

- Более чем, - быстро кивнул Гарольд. Он весь подобрался, словно уже был готов бежать.

- Давайте с богом, - князь уже сидел в кровати. Казалось, с принятым решением к нему возвращается уверенность и здоровье. - Мне тут кое-что тоже порешать придется.

Решать Ольгерду пришлось не кое-что, а целый воз и маленькую тележку. Начать с того, что никому из ближнего окружения его планы не пришлись по душе. Домогара снова начала ругаться и жаловаться, что муж бежит от нее и детей. Старец Порфирий в сердцах сказал Ольгерду прямо:

- Ты князь только пока княжишь, да сам в стольном городе сидишь. Пойдешь, сбежишь с дружиною неизвестно куда, кто город и людишек защищать станет? Тут же разговоры пойдут, что, мол, нам такой князь и вовсе не надобен, другого хотим. Ты об этом подумал?

- А я устал думать и рассчитывать, - орал, распаляясь, Ольгерд. - Устал я решения принимать, жить как нужно и как должно. Живой я человек, живой, понимаешь?

Так и не пришли они к согласию. Порфирий в гневе заперся у себя в монастыре, а Ольгерд стал спешно собираться в дорогу. Корабли осматривали, где надо- починяли, где надо- смолили. Запасали в дорогу харч-провизию. Всю дружину, все же, порешил князь с собою не брать. Видно, что-то из сказанного отцом-настоятелем все же дошло до его упрямой головы. В поход рвались молодые воины, безусые, еще не побывавшие в боях. Их и собрал Ольгерд с собою идти туда, не знаю куда. Серый радостно ждал приключений и торопил минуты, ждал отъезда. Шиш совсем не разделял его чувств.

- Ох, чует мое сердце, не к добру этот стервец у нас вынырнул, не к добру, - причитал он, ругая Гардраду. - Вот, помяни мое слово, Серый, впутает он нас в историю, а сам, как всегда, выкрутится. Смолоду он таким паскудником был, а с возрастом люди только хуже становятся, уж поверь.

Со временем, когда прошла уже половина седмицы, и стало ясно, что с приготовлениями в дорогу успевают в срок, Ольгерд стал задумываться, кого же он оставит в стольном граде вместо себя. Посоветоваться с Порфирием он не мог, старец по-прежнему сидел у себя в монастыре, а гордость не позволяла князю первому идти на поклон. Он уж совсем надумал оставлять наместничать Шиша, своего старого дядьку, да тут подвернулась иная кандидатура.

Когда в очередной раз князь прохаживался по пристани, проверяя, все ли делается как должно, в ноги ему бросился боярин Шкирняк.

- Не погуби, светлый князь, не отнимай мое дитя. Дитятко мое малое, неразумное, сам не ведает, что творит...

- Хорош плакать, боярин, - оторопелый князь бросился поднимать валяющегося в грязи Шкирняка. - Какое-такое дитятко я у тебя отнял?

Около них уже начала собираться толпа, заинтересованно ловящая каждое сказанное слово. Что там такое еще учудил их князюшка, что не самый бедный горожанин бороденкой обметает носки его яловых красных сапожек?

- Одно у меня дитятко роженое, сынок мой богоданный, Бориславушка! - рыдал в голос боярин. - Не губи, господин!

Ольгерд начал догадываться, в чем собственно дело. Рыжий Борислав истовее многих просился в поход с нурманами. Князь подтрунивал: "Как же женку свою молодую одну дома оставишь? А ну как заскучает без тебя? " Детина, краснел, но держался стойко: "Ништо, не успеет чай, быстро туда-сюда обернемся. Зато подарков навезу- радоваться будет, любить меня станет!" Ольгерд с легкой душой брал парня с собой. И ратник он был добрый, и корабельному делу обучался. Вот только совсем не ожидал князь такой реакции отца Борислава.

Шкирняк был местным, своим полянским словенином. По-пьяному делу частенько случалось боярину похваляться, что род его на здешней земле сидел, когда люди еще и железа не знали, костяными гарпунами дичь били. Сам он истово поклонялся Сварогу и другим старым богам. Удивлялся Ольгерд, почему отец дозволил своему единственному сыну-наследнику покреститься, принять веру Христову и сменить свое языческое прозвище на новое христианское имя. Как-то раз даже спросил об этом Шкирняка, на что тот довольно уклончиво сказал, что времена, мол, новые, парень в дружине, где почитай все христиане, пусть уж так и будет. А теперь такое! Конечно, жаль, но придется Бориславу остаться дома.

Обнадеженный в отношении сынка, Шкирняк опять принялся валиться князю в ноги. У Ольгерда уже начала ломить поясница от непрестанных попыток поднять неожиданно тяжелого боярина.

- Брось землю жрать, - рявкнул князь на него как можно грознее. Маневр подействовал- Шкирняк присмирел и только изредка дергал себя за рыжую растительность на остром подбородке. Довольный произведенным эффектом Ольгерд продолжал: - Не просто так я сынка твоего от службы ратной ослобонил, заместо Борислава сам мне отслужишь. - Боярин оторопел и удивленно вылупил на князя свои янтарно-желтые глаза, приобретая необычайное сходство с блудливой козой.