Сборщик клубники - Моника Фет

Шеф предостерегал его от опасности сосредоточиться на одном убийстве, упуская при этом ценные детали остальных.

— Как насчет связи между неизвестным приятелем Каролы Штайгер и первой жертвой, Симоной Редлеф? В ее случае у нас нет данных о каких-либо странных отношениях.

Это был серьезный довод. Похоже, у нее не было постоянного партнера. По крайней мере, о таковом ничего не было известно. Может быть, и связи никакой нет?

Берт снова позвонил коллегам на север. Они тоже плотно интересовались сезонными рабочими и еще после первого убийства составили списки занятых на окрестных полях. То же сделал и Берт. Потом они обменялись данными. Близ Экершайма обнаружились несколько человек, которые ранее подвизались на севере, но они все имели алиби.

Ничего нового ему не сообщили. Равно как и Берт, они блуждали в потемках, но только гораздо дольше.

Он снова перечитал заметки, которые делал во время разговоров с рабочими. Большинство из них были немногословны и угрюмы, иные реагировали агрессивно, стараясь как можно больше затруднить неприятное общение с полицией. Эти записи были для него более информативны, чем полная аудиозапись, поскольку он отмечал лишь самое главное из сказанного, не растекаясь по маслу впечатлений.

Марго говорила, что его метод расследования напоминает ей ручное плетение. Иногда ласково, иногда с колкой усмешкой — в зависимости от настроения. Но это было правдой. За годы работы Берт изобрел собственную методику, сочетавшую в себе факты и интуицию. Признаться, он работал по старинке. Он более полагался на чутье, чем на современные полицейские технологии. Но он никому из коллег об этом не рассказывал, дабы не осложнять отношений. Он и без того слыл на работе чудаком.

Так вот, перечитав свои записи, он ровным счетом ничего не почерпнул — хоть начинай все заново. Никакой связи между первым и вторым убийствами не просматривалось. Разве что они оба произошли близ клубничных полей, принадлежавших одному местному фермеру.

Захлопнув блокнот, Берт сунул его в карман. Он вышел из полиции, сел в машину и поехал к фермеру, пока не представляя зачем. Потом он планировал наведаться к Ютте и Мерли. Во-первых, он обещал, а во-вторых, ему становилось не по себе от мысли, что они ринутся прочесывать местность в поисках убийцы.

Кафе «Башня» и вправду находилось в башне — в старинной башне пятнадцатого или шестнадцатого века. Впервые я попала сюда в третьем классе, когда мы ходили с нашей учительницей фрау Лаубзам на экскурсию по истории Брёля. На этой экскурсии я в первый раз влюбилась. Мою любовь звали Джастин, и у него были чудесные рыжие волосы. Он был наполовину англичанин и, когда волновался, говорил сразу на двух языках.

Башня была круглая, какой и должна быть башня. Столы и стулья в кафе были стилизованы под антиквариат, на стенах висели картины. Картины продавали по антикварным ценам, и я ни разу не видела, чтобы кто-то из посетителей вышел отсюда с покупкой.

Мы с Мерли заказали летний салат с чесночным хлебом. Мы ели молча, избегая говорить о Каро, потому что тосковали о ней безумно. Прежде мы часто ходили сюда втроем.

— Понравилось? — спросила нас официантка — очень стройная, очень высокая и симпатичная. Она давно здесь работала. На бедже, пришпиленном к карману ее белой блузки, было напечатано: «Анита».

— Угу, — буркнула Мерли.

— Да, вкусно, — поддакнула я.

— А где же ваша подруга? — Анита забрала наши пустые тарелки.

— Убили ее, — ответила Мерли с вызовом, будто Анита собиралась спорить.

Та побледнела и вытаращила глаза. Поднос с нашими тарелками грохнулся о стол.

— Вы не припомните, когда видели ее здесь последний раз? — спросила Мерли.

Анита покачала головой. Я испугалась, что она расплачется. Напрасно Мерли сразу начала приставать к ней с расспросами, надо было дать время прийти в себя.

— Нет, нет, я не знаю, — забормотала она срывающимся тонким голосом, — это так… так неожиданно… я не помню…

— А вы не запомнили, бывала ли она тут с компанией? — спросила я.

— Пару раз я видела ее с другом, — подумав, ответила Анита, — с мужчиной.

— Да? А как он выглядел? — выпалила Мерли, почувствовав след.

— Он такой… черный. То есть очень загорелый. Причем я бы сказала, что это натуральный загар, а не из салона. Сначала я даже подумала, что он итальянец или что-то в этом роде. Но потом услышала, что он говорит без акцента. Высокий, мускулистый, стройный, темноволосый. Лет тридцати.

Что ж, негусто.

— Они были точно два голубка, — улыбнулась она, — глаз друг с друга не сводили.

— А еще что-нибудь вы заметили? — спросила я.

— У меня вообще-то нет времени рассматривать посетителей или следить за ними, но мне показалось, что он больше молчал. Он все слушал, что говорила ему ваша подруга.

Тут ее позвали. Анита подхватила наши тарелки и понесла их на кухню. Минут через десять она вернулась к нам.

— А зачем вам все это? — спросила она.

— Просто для памяти, — ответила Мерли, вздыхая, — хочется знать, как она провела последние дни.

— Ах, понятно. А как вас, кстати, зовут?

— Я Ютта, а она — Мерли, — улыбнулась я. — Можно нам по чашке капучино?

— Да, конечно.

Когда Анита ушла на кухню, Мерли наклонилась ко мне и зашептала:

— Она еще что-то знает! Говорю тебе, Ютта! Надо дождаться, пока она вспомнит.

Я схватила ее за руку — у меня даже голова закружилась от возбуждения.

У Арно Калмера был нюх на полицейских. Едва только черный «пежо» въехал во двор, он сразу понял, что это коп. Вышел комиссар. Машину он не запер. Интересно — что он себе думает? Что воры не очистят его тачку из уважения к полицейской должности?

Арно Калмер сплюнул. Когда что-то случалось в округе, первыми под подозрение попадали его работники. Это и понятно — сезонные рабочие, перекати-поле. Но все равно неприятно. Люди были как люди, отличаясь от прочих только любовью к свободе. После первых допросов кое-кто из них смотался. Им не нравилось, когда полиция совала нос в их документы, пусть им и нечего было скрывать.

Они исчезали по ночам. Эти накладки необходимо учитывать с самого начала, если не хочешь запороть сбор урожая. Арно Калмер не нянчился со своими работниками, но понимал, что зависит от них, и уважал их тяжелый труд. На ферме у него был всего один постоянный работник, да и тот ленивый и нерасторопный. Ему было чему поучиться у сезонных.

Вздохнув, он вышел навстречу комиссару. Ему не нужно было объяснять, зачем тот явился.

— Давайте сядем где-нибудь и поговорим, — предложил комиссар.

Они пошли в дом.

— Жена уехала за покупками, но я могу приготовить кофе, — предложил Арно. — Вы хотите?

Берт попросил стакан воды. Сев на скамью в кухне, он вытащил из кармана блокнот.

Он видел, как мимо проехала машина комиссара. По крайней мере, ему так показалось, хотя издали он не разглядел водителя.

Что ж, пусть себе ездит. Не стоит огорчаться. Он играет в эту игру не впервые и снова выиграет. Он с улыбкой склонился над грядкой и продолжал работать.

— Ты что сегодня такой веселый? — спросил Малле, держа полный ящик клубники.

— Да так просто, — буркнул Натаниел, едва не послав Малле подальше. Малле все-таки был его единственный приятель, а приятели иногда бывают нужны.

От аромата клубники захватывало дух. Никто из рабочих смотреть не хотел на темно-красные пахучие ягоды — все объелись до дурноты. Только Натаниел продолжал совать их в рот. Хотя, признаться, это у него было нервное. Комиссар вернулся. Охота началась. Важно было не допускать ошибок.

Он с трудом поднялся на ноги, разогнулся, взял свой ящик и потащился к трейлеру. Никто и подумать не мог, что он нервничает. Он был мастер притворяться. Бабушка всегда говорила, что из него вышел бы отличный актер. Но это говорилось не в виде похвалы, а в осуждение. И когда она так говорила, дед тащил его в сарай.

К сожалению, ничего другого Анита не помнила. Она присела к нам ненадолго, выпила кофе и съела булочку. Посетителей в кафе было мало, а она не успела позавтракать. Анита была из тех женщин, которые всегда выглядят прекрасно, даже с полным ртом и крошками на подбородке. Я готова была поспорить, что, если она плакала, глаза у нее не краснели и не опухали.

— А имени его вы не знаете? — без всякой надежды спросила я.

Она покачала головой.

— До сегодняшнего дня я даже не знала, как зовут вашу подругу. А вы… — она подалась вперед и заговорила шепотом, — вы зачем о нем спрашиваете? Нет, правда? Я ведь вам не верю.

Я нерешительно покосилась на Мерли. В конце концов, мы не делали особого секрета из своей миссии, поскольку я заявила о ней при всем честном народе на панихиде, а потом еще и газеты раструбили.

— Ага, вы считаете, что он и есть убийца. — Она положила недоеденную булку на тарелку и отряхнула крошки с пальцев. — Я так и знала. Значит, я обслуживала убийцу вашей подруги. О боже! И еще трех девушек!