Советская правда - Всеволод Анисимович Кочетов

«В то время как весной 1942 года, – написал он поистине незабвенное, – мы имели дело только с небольшими „акциями“, то летом число эшелонов так увеличилось, что мы были принуждены оборудовать дальнейшие пункты умерщвления».

Здорово звучит! «Дальнейшие», «пункты», «умерщвления»!

«Пункты» заработали, и…

«…В конце лета 1942 года мы начали сжигать тела – вначале на кострах, на которых помещалось около двух тысяч тел, а потом в ямах, вместе с ранее похороненными трупами. Вначале тела обливали нефтяными остатками, а потом – метанолом. Тела горели в ямах беспрерывно, днем и ночью».

Этакая деловитая, размеренная технизация истребления людей. Но не менее деловит в своем рассказе о технике убийства и американский «герой» Миклоша Сабо. Не зря же в числе его «педагогов» – приглашенные в Америку бывшие гитлеровские и японские палачи: прямая наследственная связь.

Научившиеся под таким руководством убивать из автоматов, пистолетов, ножами и кастетами, ядом и голыми руками, молодцы из команды «Альфа» совершали диверсионные акты в свободной Кубе, сброшенные там с десантного самолета, убивали людей в Южном Вьетнаме и пробирались в Демократическую Республику Вьетнам, выполняя ту сверхгрязную работу, которую не всегда способны выполнить линейные войска интервентов. Они истребляли мирных людей, то есть делали то же самое, что вместе со своими подручными делал в Освенциме Рудольф Гесс – Ланг.

Североамериканские громилы, описанные Миклошем Сабо, знают, конечно, не только технику индивидуальных убийств, им ведомы и методы массового истребления, над которыми в свое время немало потрудились нацистские химические и пушечные короли в трогательном единении со своими учеными – медиками, микробиологами и физиологами. В газетах мы в последние месяцы то и дело прочитывали сообщения о том, как жгут они новейшей химией рисовые поля и плетенные из пальмовых листьев хижины вьетнамских крестьян, как травят газами детей и женщин в джунглях. Дай им волюшку, эти гуд бойсы понастроят лагеря, которые будут почище любых освенцимов, маутхаузенов и бухенвальдов: американская деловитость, американские темпы и технические возможности, американская целеустремленность известны. Становится мало-помалу известной и крайняя небрезгливость заокеанских джентльменов в средствах для достижения цели.

В наши дни то в одной, то в другой стране мира возникают волнения, тревоги, вспышки паники среди населения: то вызванные какой-либо острой эпизоотией, скажем, ящура у скота; то на людей, десятки, сотни лет не ведавших, казалось, с корнем приконченной холеры, обрушивается именно она, холера. Читаем у Сабо:

«Курс применения ядов означал еще один шаг па пути подготовки убийц.

Вы только представьте себе, что вы со своей женой, со своими детьми заходите в ресторан высшего разряда. Вы голодны, вы хотите пообедать. Или поужинать, уйдя под тихими, укачивающими звуками музыки в свои мысли, скажем, о любви… Вы едите уху, а после нее лапшу с творогом. Возможно, жареную телятину по-парижски, с салатом. Все равно что. Совершенно все равно.

Дома станет дурно сначала маленьким, потом вашей жене. Затем плохо станет и вам, сударь. Да, всем станет плохо. Не только вам, а множеству других людей, „вина“ которых лишь в том, что они в тот день случайно зашли именно в тот ресторан.

В чьих-то интересах потребовалась паника. Для чего? Может быть, это была генеральная репетиция перед крупной операцией? А может, она нужна была как благоприятная почва для пропаганды? Кто знает?»

И дальше звучит каннибальский гимн ядам и отравам: «Ядовитые вещества! Они бесцветны и не пахнут. Быстрого действия или создающие видимость паралича сердца. Когда держишь их на ладони, крошечные ампулы или схожие с драгоценными камнями кристаллы, то чувствуешь, как у тебя по позвоночнику пробегает холодок.

Одна капля покончит с целым семейством!

Одного пузырька достаточно для столовой крупного предприятия!

Сто единиц, вылитых в водоочиститель города…»

В Освенциме (вспомним параллельно) банкой кристаллического яда под названием «Циклон Б», при соприкосновении с воздухом превращавшегося в газ, одновременно убивали в бетонном бункере по две тысячи заключенных.

Вновь вспоминаю и лицо того суперубийцы (в США такие ныне называются суперсолдатами), который своею рукою застрелил десять тысяч человек, делая это одними и теми же движениями, заученно, привычно, как на скотобойнях, – в затылок, в затылок, в затылок… Он сменил, должно быть, несколько парабеллумов, потому что никакая сталь не выдержит огня десяти тысяч выстрелов, износится, исплавится. Выродок ли это? Не проще ли, не спокойнее ли для себя и для всего человечества посчитать его именно выродком, ублюдком, кокаинистом, садистом, недоноском? Вот был такой выродок, повесили – и нет его, на земле мир, гармония и благорастворение воздухов. Тем более что и начальника этого блок-фюрера – самого Гесса – повесили: каждый побывавший в музее Освенцима может собственными глазами увидеть подлинную виселицу, с помощью которой была совершена казнь истребителя нескольких миллионов людей десятков национальностей.

Но нет, ни блок-фюрер не был выродком, ни Рудольф Гесс. Прочтите «Автобиографию» Гесса, прочтите книгу Робера Мерля, в которой Гесс существует под именем Ланга, и перед вами предстанет самый обычный, «вполне нормальный» нацистский служака, нежно любящий свою фрау, своих киндеров; после работы (его «работой» было ревностное выполнение любых заданий рейхсфюрера СС, в том числе и массовые убийства) он слушает фортепьянную музыку – его до слез трогают Бетховен, Бах и Моцарт, он украшает «рождественское дерево», елку, пестрыми игрушками; нет, ему совсем не чуждо кое-что из богатств, из сокровищ культуры того народа, к которому он принадлежит.

Ошибочно было бы и бравых молодцов из команды «Альфа», и их боссов, и тех, кто подготовкой таких команд ведает в Пентагоне и в Центральном разведывательном управлении США, считать выродками, вурдалаками, дегенератами. Отнюдь нет: среди них сколько угодно архитонких ценителей литературы и искусств, знатоков в различных науках, людей предобрейших в кругу своей семьи, даже сентиментальных, умеющих и весело смеяться и горько плакать; одни такие играют на скрипках, другие поют в хоре, третьи собирают уникальные библиотеки, пишут маслом пейзажи, вполне могут вести те долгие книжные беседы, которыми, как думается иным, можно определять степень интеллигентности человека. И вместе с тем они ломают руки и ноги людям, простреливают черепа, забрасывают ящур и холеру в другие страны, сеют панику, распространяют злостные слухи, разрабатывают новые и новые конструкции более «производительных» газовых камер и печей для крематориев лагерей уничтожения, которые им мечталось бы понастроить на землях стран мира, получившего у них название «несвободного», то есть того, в котором живем и трудимся мы.

В чем же тогда дело, если человеконенавистничество не производное от дегенератизма?

Мы забываем порой о борьбе двух миров, о борьбе классов. Никакими выродками не были ни Деникин, ни