История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Но историку Рима не приходится заносить в свою летопись Gesta Dei per Romanos: в войске, выступившем в поход под знаменем Искупителя, римлян не было. Сенату и римскому народу Урбан казался, вероятно, только смешным, когда он увещевал их отдаться священному энтузиазму, покинуть развалины Рима и идти на освобождение Иерусалима, некогда разрушенного римскими императорами, того Иерусалима, о падении которого все еще свидетельствовала арка Тита, – кивот завета которого хранился теперь в Латеране, составляя его гордость, – население которого в лице отдаленного потомства ютилось со времени Помпея у мостов через Тибр, составляло особый цех (Schola) чужеземцев и возбуждало по отношению к себе одно только презрение. Увлечение великими идеями было мало доступно римлянам, и рыцарский романтизм остался для них чуждым. Рыцарство с его героизмом, с его изменчивыми влечениями, выражавшимися то в наслаждении жизнью, то в пренебрежительном отношении к ней, с его страстным исканием подвигов, увлекавшим людей в далекие земли и моря, достигло своего полного развития повсюду, где жизнь складывалась под влиянием германского и норманнского начал; ничего подобного, однако, мы не наблюдаем в ту эпоху в большей части Италии. Для городов, могущество которых в то время возрастало, а именно для морских республик Пизы, Генуи и Венеции, которые своими флотами содействовали завоеванию Сирии, крестовые походы явились источником обогащения, так как повели к установлению торговли с Левантом и учреждению колоний. Но по отношению к Риму влияние крестовых походов сказалось еще большим упадком его. В пределах самого города рыцарство возникнуть не могло; преградой тому служила церковь, исключавшая процветание всего, что имело светский характер (этому много содействовали так же и женщины в Риме); сами римляне, следуя древним традициям, могли сделаться сенаторами и консулами, но не рыцарями. Церкви и монастыри так же, как и развалины древнего Рима, явились бы совершенно неподходящей декорацией для турниров на поросшей травой арене древнего цирка; толпа же зрителей на этих турнирах состояла бы почти наполовину из священников и монахинь. Феодализм проник, правда, так же и в римскую область; но сложная система вассальных отношений, лежавшая в основе рыцарства, могла развиться во всей полноте только при светском дворе. Римские нобили того времени, превратившие древние памятники в свои жилища, были грубы и невежественны; они делились на партии, враждовавшие одна с другой, с папами и с императорами, и были все корыстны и вместе с тем бедны. Затем, графы, населявшие Кампанью, были так же не больше как разбойники, одни – крупные, другие – мелкие; их замки, как гнезда хищных птиц, построенные на неприступных скалах, остались до сих пор не тронутыми культурой и своим видом производят все то же гнетущее впечатление; таковы замки Сеньи, Чеккано, Монте Ротондо, Палестрина, Чивита Кастеллана и Галерия. Странствующий трубадур не заходил в эти замки; так же как и в Риме, в них не съезжались красавицы, чтобы увенчать цветами рыцаря, одержавшего победу на турнире. Увлекательная поэзия Средних веков никогда не свивала своего гнезда на мрачных развалинах Рима; казалось, строгие тени древних сенаторов витали среди этих развалил и оплакивали падение родного города..

В совершенно иных условиях находились дворы норманнских государей Южной Италии. Будучи рыцарями по рождению, эти странствующие искатели приключений владели своими прекрасными землями по праву завоевателей; они принудили мусульман бежать из Сицилии и навели ужас на греческого императора. Таким образом, неудивительно, что эти люди, предвидя возможность совершить новые подвиги и овладеть новыми землями, ответили на призыв священных труб ликованием и затем в лице бессмертных героев Танкреда и Боэмунда покрыли славой Первый Крестовый поход. Танкред, цвет рыцарства, стал под знамя своего родственника Боэмунда, когда последний снял осаду с Амальфи, чтобы идти на Иерусалим (1096 г.). Гюискару наследовал его младший сын Рожер, а не старший Брэмунд. Под предводительством Танкреда и Боэмунда соединились толпы итальянских крестоносцев; возможно, что среди них были так же римляне; но летописец, явившийся в своем поэтическом описании итальянского войска предшественником Тассо, не упоминает о римлянах.

Повод к участию итальянских норманнов в походе был дан направлением, по которому следовала армия крестоносцев из Западной Франции. Предводительствуемые Гуго Вермандуаским, братом французского короля, Робертом Фландрским, Робертом Нормандским, сыном Вильгельма Завоевателя, и Стефаном Шартрским и Блуаским, французские и английские норманны шли через Тоскану, Рим и Апулию в Бари, где они должны были сесть на корабли. В Лукке 6 октября крестоносцы настигли возвращавшегося в Рим папу; он дал им свое благословение и вручил принцу Гуго хоругвь св. Петра. Чтобы подчинить себе Рим и изгнать вибертистов из базилики Св. Петра, Урбан мог прибегнуть к содействию крестоносцев. Под свежим еще впечатлением разграбления, которому был подвергнут город при Гюискаре, римляне не могли, конечно, не чувствовать сильного трепета, ожидая появления французских и английских норманнов; но вид армии, которая двигалась в стройном порядке, предводительствуемая самыми знаменитыми государями Западной Европы, должен был подействовать на римлян успокоительно. Если бы летописцы уделили пребыванию крестоносцев в Риме больше внимания, мы, может быть, имели бы сведения о том, были ли подвергнуты осаде какие-либо из древних сооружений, занятых вибертистами. Рыцарей Франции и Англии не могло не поразить то обстоятельство, что им довелось на пути в Иерусалим в стенах священного Рима направить свои мечи против неистовствующих врагов папы и обагрить эти мечи кровью схизматиков, победить которых они не имели возможности. Ужас охватил их, когда они увидели турок в самих римлянах, что им, паломникам, получившим благословение и возносящим молитвы в базилике апостола, грозит у самого гроба его опасность со стороны христиан, помышляющих об убийстве. «Когда мы вошли в базилику, – пишет очевидец, – мы нашли в ней приверженцев безумного папы Виберта с обнаженными мечами в руках; возложенные нами на алтарь приношения эти люди захватили себе; когда мы, стоя на коленах, молились, они, взобравшись на балки, бросали на нас камни и готовы были убить каждого, кто только казался им сторонником Урбана». Фульхер рассказывает, что крестоносцы были приведены в ужас полной неурядицей, царившей в христианской столице, но тем не менее решили, что возмездие должно исходит от самого Бога, и одни по малодушию своему вернулись домой уже из Рима, а другие продолжали поход, следуя через Монте-Касино в Бари.

Таково было отношение г. Рима к крестовым походам; к яркой картине, набросанной Фульхером историку не приходится добавлять ничего больше. Для Урбана появление крестоносцев в Риме было, однако, не бесполезно; они принудили Виберта удалиться из города. Возможно, что при этом некоторые башни и крепости были подвергнуты осаде; папа, вступивший в Рим вслед за крестоносцами, мог, во всяком случае, провести Рождество в мире и тишине. Таким образом, Урбан оказался обладателем почти всего города; в руках вибертистов оставался только замок Ангела, так как крестоносцы не пожелали остаться в Риме для осады замка.

4. Отношение Генриха IV к Первому Крестовому походу. – Папа становится во главе общемирового движения. – Вельф V разводится с Матильдой. – Вельфы переходят в лагерь Генриха. – Генрих IV возвращается в Германию (1097 г.). – Конец его трагической борьбы. – Смерть Урбана II (1099 г.). – Смерть короля Конрада (1101 г.) Смерть Генриха IV (1106 г.)

Первый Крестовый поход обнаружил всю слабость имперской власти, оказавшейся не на высоте своей задачи. Не следовало ли императору как светскому верховному властителю христианского мира стать во главе великого движения и, развернув знамя христианской церкви, вести государей и народы на священную борьбу? В силу неблагоприятных условий и по вине Генриха IV этот многознаменательный момент был упущен имперской властью и с той поры уже не повторялся больше. На всем протяжении Средних веков мы не встречаем другой такой эпохи, как первые годы крестовых походов, когда духовный подъем в человечестве сказался с поразительной яркостью; религиозные влечения выступили тогда во всей своей силе, а папы имели наибольший успех и по преимуществу проявили свой гений. Взяв на себя разрешение задачи, лежавшей на имперской власти, папство низвело эту власть с всемирно-исторической высоты, которая ею была достигнута. Григорий VII ясно сознавал все значение борьбы Европы с Азией и потому стремился стать во главе движения; эту идею он передал своим преемникам, и Урбан как человек, одаренный проницательным умом, воспользовался ею. Дело не заключалось в том, чтобы именно папы взяли на себя предводительство в походах; мир управляется идеей, а идея исходила от пап. Поскольку инициатива крестовых походов принадлежала церкви, люди не могли сомневаться в том, что именно церковь объединяет народы. Соборами в Пьяченце и в Клермоне было положено начало новой всемирно-исторической эпохи. А между тем Генрих IV, поглощенный своими мрачными помыслами, скрылся в одном из замков Северной Италии и оставался безучастным зрителем этих соборов. Мы думаем, что в этом случае Генрих IV нравственно пал еще ниже, чем тогда, когда он явился в Каноссу кающимся паломником. Провозглашенная папой анафема была вместе с тем и как бы смертным приговором историческому существованию этого императора.