Сталин - Дмитрий Волкогонов

Сталин имел обыкновение откладывать в особую папку документы, которые почему-либо его заинтересовали, - отдельные письма, шифровки, свидетельства. Так, в начале 1946 года Берия передал Сталину фотокопии личного и политического завещаний Гитлера. (Сталин так надеялся захватить его живым!) Он долго читал переведенные тексты завещаний фюрера, останавливаясь подолгу на некоторых фразах:

"...Я решился перед окончанием земного существования взять в жены девушку... она по своему желанию умирает со мной как моя супруга... Наше желание быть тотчас же сожженными на месте.

...Приобретенные мною в течение многих лет картины я собирал не для личных целей, а лишь для создания галереи в моем родном городе Линц на Дунае.

...Я не хочу попасть в руки врагов, которые для увеселения своих затравленных масс нуждаются в организуемых евреями зрелищах.

...Я умираю с радостным сердцем... придет сияющее возрождение национал-социалистского движения..."990

Сталина, глубже своих соратников понимавшего религиозный смысл, особенно возмутила одна фраза завещания: "Я решился перед окончанием земного существования..." Что же, он надеялся и на загробную жизнь? Не в раю ли?! Сталин очень жалел, что Гитлер избежал международного суда военных преступников, но эти документы, как и некоторые другие, доставленные из Берлина, позволили ему четче увидеть зловещий профиль того, с кем он вел смертельную борьбу все эти годы. А ведь в апреле 1945 года он приказал создать специальную группу, чтобы захватить Гитлера живым... Мог ли он догадываться, что придет время и многие историки, философы, писатели будут его, Сталина, сравнивать с тем, кого он поверг, искать сходные черты, присущие двум диктаторам? Это тоже вечная тайна.

Лежали в папке и другие бумаги, к которым Сталин, по-видимому, обращался. Они сохранились в его фонде. Назову лишь некоторые. В папке письмо Сталину от выпускников Института красной профессуры, подписанное 27 октября 1935 года, где новые специалисты жалуются, что их выселяют из общежития, а "классово чуждые элементы, вроде княжны Багратион, оставляют"991. Здесь же протокол заседания комиссии о ликвидации Общества бывших политкаторжан и ссыльнопоселенцев. В докладной записке Я. Петерса и П. Поспелова говорится, что в Обществе "преобладают бывшие эсеры и меньшевики, тесно спаянные между собой связями. После убийства Кирова было арестовано 40 - 50 членов Общества..." Далее сообщается, что в их журнале "Каторга и ссылка" особый упор делается на Бакунина, Лаврова, Ткачева, Радищева, Огарева, Лунина и других. Есть статьи о Нищие и Керенском; в журнале сообщалось, как народовольцы готовили свои бомбы (мол, подозрительно)... Кое-кто в Обществе считает, что "они должны защищать своих членов Общества, арестуемых соввластью..."992. После чтения Сталиным этой записки судьба Общества была предрешена.

Там же и письмо "вождю" за подписью И.А. Акулова с предложением соорудить памятник на Перекопе и Чонгаре. Резолюция: "В архив. Вопрос отложен. Средств пока нет". Письмо друга Светланы Аллилуевой А.Я. Каплера из тюрьмы с просьбой о направлении на фронт; записка Берии об информации югославского генерала Стефановича относительно судьбы сына Якова, с которым он одно время вместе находился в плену; доклад Круглова о доставке в декабре 1945 года из Праги "Русского заграничного архива"993. Письма Сталину от Г. Ягоды, К. Радека, В. Зощенко, А. Жданова, О. Серовой, многих других. Со временем некоторые передавались в личный архив, другие, видимо, уничтожались. В "Личной переписке" кроме служебных бумаг немало писем, адресованных непосредственно "вождю". Знакомство с этими документами также позволяет приподнять часть полога, которым диктатор укрывал свое "тайны". В закрытом обществе, которое создал Сталин, естественно, ни о какой гласности, информированности народа не могло быть и речи. Людьми, которые знают как можно меньше, руководить легче. Этим "минимумом" занимались Жданов, Суслов и их выученики.

Существует еще одна тайна, которую едва ли когда удастся полностью раскрыть: смерть жены Сталина. Официальные заявления и различные версии известны давно. Но, пожалуй, ни одна из них не убедительна. Я просто выскажу одно соображение. В архиве есть любопытный документ, адресованный М.И. Калинину: прошение о помиловании Александры Гавриловны Корчагиной, заключенной лагеря на Соловках. Прошение написано фиолетовым карандашом на нескольких листках школьной тетради 22 октября 1935 года.

Как явствует из пространного письма, член партии А.Г. Корчагина пять лет работала домработницей в семье Сталина. Была арестована, когда один из заключенных, работавших ранее в Кремле, некий Синелобов, дал показания о том, что она-де говорила, будто Надежду Сергеевну застрелил сам Сталин. В письме Корчагина не очень убедительно отрицает этот факт, ссылаясь на официальную версию о "разрыве сердца" своей хозяйки. Упоминаемые в прошении Буркова, Синелобов (инициалов в тексте нет), сожитель Корчагиной охранник Я.К. Гломс, безымянный секретарь партячейки интересовались у домработницы: почему о причине смерти не указали в газетах? Из прошения явствует, что официальная версия смерти многих не удовлетворила, тем более, как пишет Корчагина, Сталин тогда же, в ночь смерти, вернулся на кремлевскую квартиру видимо, следом за женой. По всей вероятности, эти разговоры дошедшие до Сталина, напугали его, и он решил не только убрать Корчагину, но и фактом ее ареста заставить замолчать всех, кто что-либо знал об этом деле. Именно - замолчать.

В конце 1935-го - начале 1936 года судили по-сталински. Корчагина пишет Калинину, что угрозы следователя Когана принудили ее признать обвинение, а затем она без суда была сослана в Соловецкий лагерь. К письму приложено заключение особо уполномоченною НКВД Луцкого, которое гласит, что А.Г. Корчагина "проходит по делу о контрреволюционных террористических группах в правительственной библиотеке, в комендатуре Кремля и др.". Резолюция "всесоюзного старосты" лаконична: "Отклонен. М.И. Калинин. 8.III.36 г."994.

Следует добавить, что в то время многие считали, что Аллилуева не покончила с собой, а ее застрелил Сталин, в приступе гнева не захотев больше терпеть своенравности жены, имевшей твердый характер. И эта версия не выглядит нереальной, учитывая моральный облик "вождя". У него ни разу не дрогнула рука, не шевельнулась мысль, когда он отправлял на гильотину беззакония своих друзей, товарищей по Политбюро, боевых соратников по гражданской войне, близких родственников. Нельзя конечно, исключать и того, что Надежда Сергеевна не просто устала от бессердечия мужа, но и выразила таким трагическим способом свой протест против того, что знала.

Среди личных тайн, а их немало, - одна, связанная со старшим сыном Яковом. По ряду свидетельств, есть основания полагать, что делались одна-две попытки организовать побег из плена старшего лейтенанта Я. Джугашвили. Об этом, в частности, пишет Д. Ибаррури. Сталин хотел не столько спасти сына, сколько обезопасить себя. Он боялся, что фашисты могут "сломать" Якова и использовать его против отца. Но постепенно немцы все реже стали упоминать о Джугашвили, а потом и замолчали совсем. Пожалуй, полностью Сталин "успокоился" лишь тогда, когда нарком внутренних дел доложил ему 5 марта 1945 года:

"Государственный Комитет Обороны

товарищу Сталину И.В.

В конце января с. г. Первым Белорусским фронтом была освобождена из немецкого лагеря группа югославских офицеров. Среди освобожденных генерал югославской жандармерии Стефанович, который рассказал следующее.

В лагере "Х-С" г. Любек содержался ст. л-т Джугашвили Яков, а также сын бывшего премьер-министра Франции Леона Блюма - капитан Роберт Блюм и другие. Джугашвили и Блюм содержались в одной камере. Стефанович раз 15 заходил к Джугашвили, предлагал материальную помощь, но тот отказывался, вел себя независимо и гордо. Не вставал перед немецкими офицерами, подвергаясь за это карцеру. Газетные сплетни немцев обо мне - ложь, говорил Джугашвили. Был уверен в победе СССР. Написал мне свой адрес в Москве: ул. Грановского, дом 3, кв. 84.

Берия"995.

Безуспешные меры, которые Сталин с Берией предпринимали, чтобы вызволить Якова (или не дать ему "заговорить"), оказались ненужными. Но эти тайны из разряда тех, которые скрыты навсегда.

К концу жизни, по мере того как силы покидали "вождя", он все чаще задумывался: что достанется после него историкам? Какие "следы" он оставил для них? Каково его документальное и эпистолярное наследие? Видимо, этим объясняется то, что года за полтора до своего 70-летия Сталин поручил Маленкову внимательно посмотреть архивы: какие материалы, связанные с Лениным и им, Сталиным, остались неизвестны? Есть основания считать, что Ленин интересовал его меньше. Но, будучи исключительно хитрым человеком, Сталин понимал, что в "соседстве" с Лениным эта "инвентаризация" архивов не вызовет ни сейчас, ни позже особых кривотолков и сомнений. Сделать это было нетрудно, поскольку почти все основные архивы находились в ведении МВД. Через 8 - 10 месяцев министр внутренних дел С. Круглов доложил: