Путь эльдар: Омнибус - Энди Чемберс

Ксхакоруах уронил руки и опустил меняющуюся, лишенную каких-либо черт голову.

— Коварный Азоруах все еще удерживает трон, который украл, — прорычал король теней. — Как выросло мое царство, так выросли и его владения.

— Что ж, если наше старое соглашение не имеет силы, давай заключим новое. Я помогу тебе разгромить твоего брата.

Сумрачный гигант тут же насторожился, и Беллатонис понял, что король мандрагор утвердился во мнении, что гемункул — тот, кем он себя называет.

— Какую цену ты на этот раз запросишь за свои услуги? — спросил Ксхакоруах.

— Только инструменты и материалы, которые мне понадобятся, — не задумываясь, ответил гемункул, — базовую защиту и место, где бы я мог работать без каких-либо беспокойств. Столь малая плата за то, чтоб заполучить обладателя таких талантов, как я, столь много ты получишь взамен. Я создам для тебя таких миньонов, что неразумные сторонники твоего брата разбегутся от ужаса.

Король теней медленно кивнул огромной эбеновой головой, размышляя над предложением Беллатониса, но его следующие слова звучали беспокойно.

— Странно, что ты пришел ко мне сейчас — я не предвидел этого в плетении теней, и этого не показали мне резные. Я знаю все, я вижу все, но все же ты для меня — загадка. Как это возможно?

Беллатонис находил поведение гиганта все более и более тревожным. Существо, которое он когда-то освободил из логова патриарха-ноктис, было тощим словно плеть, голодным, быстрым и бесконечно опасным. Это же создание выглядело буквально опьяненным властью, раздутым и упившимся ею. Его разум, видимо, поразила некая лихорадка или расстройство, и Беллатонис понял, что не знает, какое странное влияние могло оказать Разобщение на и без того полуреальную среду Аэлиндраха.

— Из-за Разобщения Комморра стала слишком опасна, чтобы я мог там оставаться в настоящий момент, — сказал Беллатонис, решив не упоминать машины-убийцы, которые были посланы охотиться за ним, — так что я, естественно, подумал о тебе и гостеприимном краю Аэлиндрах, где можно спокойно переждать последствия.

Громовой хохот Ксхакоруаха жутко прозвучал в гробовой тишине его дворца.

— Разобщение. О да, столь великолепный ужас, столь изобильный страх. Не удивительно, что я не мог разглядеть тебя среди этого. Думаю, еще никто до тебя не приходил в царство теней в поисках безопасности. Перемены, везде одни перемены.

Король теней сделал жест своим мандрагорам и заговорил повелительным тоном:

— Освободите его и отведите в место, где он сможет заниматься своей работой. Принесите ему все, что нужно. Мне все равно, откуда вы это возьмете — крадите, собирайте, разграбляйте дочиста, если потребуется. Создания Беллатониса присоединятся к другим моим орудиям, и тогда… о Азоруах, мой кровожадный, вероломный, возлюбленный брат… Азоруах, ты будешь окончательно уничтожен, точно так, как я предвидел.

Беллатонис попытался поклониться в пояс, насколько это было возможно, но сдался и беспомощно пошевелил туго связанными руками. Острое как бритва лезвие прошелестело в волоске от его тела, и веревки упали. Гемункул указал на своего развалину, который явно выглядел так, будто ему было плохо.

— Спасибо, мой архонт. Мне понадобится и Ксагор, конечно… — начал говорить Беллатонис. Но король мандрагор уже забыл о прибытии гемункула. Ксхакоруах отвернулся и разглядывал незрячими глазами лес развевающихся, покрытых рунами знамен.

Ужасающее предчувствие наполнило вечно деятельный разум Беллатониса. Он знал, что сила вроде той, что насыщала Ксхакоруаха, должна была иметь источник. Ее можно было проводить сквозь себя, хранить, преумножать или перенаправлять, но она имела происхождение. Может быть, расширение царства теней питало его королей напрямую, как заявил Ксхакоруах, а может быть, и нет. Когда они с Ксагором покинули покои короля теней, Беллатонис не мог не думать о том, что это за другие «орудия», которые он упоминал, и что за существа создают их.

Глава 7

СЛЕЗЫ ГОРЫ СКОРБИ

Мы вместе мчимся через Гору Скорби, мы — приливная волна ужаса, огненная буря страха. Длинные вереницы «Рейдеров» и «Губителей», нагруженных кабалитами Черного Сердца, тянутся до самого Центрального пика. Мы скользим вниз с неприступной скалы-крепости Векта, как скользит металлическая стружка, следуя линиям магнетической силы; огромный флот гравилетов огибает торчащие шпили и зубчатые крыши, выискивая живых и проклятых. Здесь, недалеко от Центрального пика, практически никто не пытается воспрепятствовать продвижению Черного Сердца. Большая часть выживших, которым попадается на глаза приближающаяся армада, либо бежит, либо предается громкому пению и нарочитым восхвалениям в адрес верховного властелина. Там, где вспыхивают бои, мгновенно скрещиваются переплетенные лучи и уничтожают сражающихся яркой вспышкой губительных энергий. Валоссиан Ситрак раздражен столь легким путешествием. Он находит его невыносимо скучным.

Я движусь на войну под хорошей защитой. Мы на борту зиккурата, парящего посреди армады кабала Черного Сердца. Толстые металлические стены и невидимые силовые преграды окружают нас защитной оболочкой, парапеты нашей летучей крепости сторожат воины и энергетические пушки. Воздух гудит тихой настойчивой смесью голосов, докладывающих, приказывающих, отмечающих, предполагающих. Мы видим город посредством дистанционного наблюдения и окон, по которым движутся световые точки — это всего лишь бедные родственники ясновидящих кристаллов Центрального пика, но в текущих обстоятельствах их достаточно. С трона Векта я вижу все вокруг, пока мы плывем между дымящимися шпилями. Я вижу крошечные далекие фигурки некогда горделивых архонтов, покрытых кровью и пеплом, они потрясают над головами окровавленным оружием, приветствуя Асдрубаэля Векта. Я вижу, как воины Черного Сердца распинают пленных, предупреждая остальных о плате за сопротивление. Я вижу бичевателей и геллионов, мчащихся вдоль скалоподобных боков шпилей в поисках добычи, которую можно было бы похитить или отнять.

Валоссиан Ситрак меряет шагами пол, как животное в клетке. Он жаждет чего-то достойного своего внимания. Я втайне надеюсь, что его досада в конце концов заставит его уйти, но Ситрак слишком верен и ответственен, чтобы поддаться этому желанию — пока что. Если начнутся серьезные проблемы, то центральный пункт будет лучшим местом, чтобы узнать об этом, и ему это известно. И все равно он злится, топая туда и сюда в своей вычурной броне с запертой в ней коллекцией душ. Говорят, что в его доспехах обитает десять тысяч призраков, сила которых порабощена духовными механизмами и служит тому, кто их изловил. Я бы попросил Ситрака разъяснить мне детали процесса, однако меня сдерживает присутствие чужака посреди нас.

Этот чужестранец называет себя Пестрым, и мне он совсем не нравится. Слишком уж прямой и смышленый у него взгляд. Его привезли в зиккурат после того, как мы покинули Центральный пик, и он поначалу удивился, увидев меня здесь. Теперь, когда он понял, что я такое на самом деле, я то и дело вижу, как он бросает на меня полный неизъяснимой печали взгляд. Чужак постоянно шутит и по-дружески делится советами, но я думаю, что на самом деле он явился сюда, чтобы слушать и наблюдать. Как и Ситрак, этот Пестрый тип предпочел бы находиться в другом месте (и я бы хотел, чтобы он нас покинул), но он чувствует, что должен оставаться — по крайней мере, пока что — и продолжать шпионить.

По крайней мере, со мной мой друг. Его безмолвное присутствие позади трона странным образом придает мне уверенности. Он вбирает в себя все зрелища, которые вижу и я. Никогда еще я не видел в городе таких перемен. Для меня он всегда был местом, не подверженным времени, неизменным, сколько бы жизней не проходило сквозь него. Теперь я вижу, сколь многое может преобразиться в столь краткое время… и я нахожу эту идею приятно возбуждающей.

Я поворачиваюсь к своему другу, к медузе. Желеобразные скопления открытых мозгов, нагромоздившиеся на носителя, распухли и подрагивают, пока расширенное сознание медузы рыщет туда-сюда, собирая сырые эмоции и впечатления всех разумов, которые только может достичь. На шее и вдоль позвоночника носителя раздуваются плоды, похожие на гроздья винограда, куда медуза выделяет избранные воспоминания и переживания посредством адаптированной нервной системы носителя. Я протягиваю руку и осторожно срываю один из меньших плодов с его спины. Я говорю себе, что это небольшое излишество необходимо, чтобы сохранять совершенную видимость верховного властелина. Этот самообман почти так же волнующ, как само действие.

Гладкокожая луковка лопается у меня во рту, когда я кусаю ее. Вкус горько-сладкий, и от него непосредственно в моем сознании возникает пьянящий поток ощущений.