Не та профессия. Тетрология (СИ) - Афанасьев Семён

– Да они что‑то в полукруглой кастрюле готовят, – смущённо признаётся Вальтер. – Мне просто интересно. Не могу понять, рыба это, мясо или птица.

– Это не кастрюля, казан. Скорее всего, вообще «трава». Ну, растительная пища – им вроде как вера ничего из тобой перечисленного есть не позволяет.

– Да? Не знал, – удивляется уоррент, снова прикипая к окуляру. – Так они что, вообще мяса не едят?

– Ни мяса, ни птицы, ни рыбы, ни яиц, ни молока. А также сыра, сливок и тому подобного, – смеюсь. – Но это только в теории. По идее, ярые последователи их веры такого образа жизни придерживаются до смерти. Но другое дело, на одного ярого в жизни приходится десяток умеренных. Знаешь, в среде Алтынай тоже алкоголь вроде как под запретом. Но это не мешает иногда отдельным правоверным надираться до таких состояний, что и нам фору дадут.

– Слушай, а почему ты так спокоен насчёт груза? – спрашивает Вальтер, возвращаясь к разглядыванию того блюда, которое в иных местах и на другом языке называлось vegetable biriyani. – Они ж мало ли что там разломать могут?!

– Ты не из армии, потому просто поверь. В трубах Брауна местные вряд ли что‑то могут сломать настолько, чтоб я потом не смог починить. Ну, разве что резьбу на горизонтирующем механизме и в этом духе сорвать… но я и это поправлю.

– А прицелы? – въедливо поворачивается ко мне Вальтер, даже отрываясь для этого от созерцания казана в оптику.

– Знаю случай, когда из трубы Брауна, только что из походного положения, человек вторую мину положил в оконный проём третьего этажа, – улыбаюсь. – Шагов с пятисот. «С рук», если ты понимаешь, о чём я. Главное – настрел, батя. Если он есть, и если руки правильно выросли… ты понял.

– А где ж это вы так воевали? Откуда у вас трёхэтажные здания в Киженцовском отряде? И к чему нужна была такая спешка? – походя и автоматически удивляется Вальтер, снова приникая к окуляру.

А я оставляю вопрос без ответа, потому что здание на самом деле было пятиэтажным. И пулемётов (один из которых имел место именно в том эпизоде, аккурат на третьем этаже жилого квартала) в этом мире ещё не выдумали.

Впрочем, всё сказанное насчёт настрела и правильно выросших рук имеет прямое отношение и к этому миру.

_________

За некоторое время до этого.

Макс злился. Выходил из себя настолько, что кипел от бешенства и ничего не мог с собой поделать.

По полуденной жаре, почти на экваторе, да летом, да тащиться с милю на рейд в шлюпке – когда от воды отражается солнце и становится ещё «теплее»…

Прежде всего хотелось плюнуть на приличия и разоблачиться до вида матросов: лёгкие хлопковые штаны и парусиновые тапочки на лёгкой кожаной подошве. Всё.

В каюте Макс, чертыхаясь, ещё пару минут перебирал документы, отбирая нужные.

Затем – обратный путь, уже на четырёх шлюпках, чтоб было кому таскать ящики.

На портовом складе, как и водится, никого не оказалось. Пойманный рядом местный мальчишка, взяв серебряную монетку (на медную не согласился, паршивец), исчез в неизвестной стороне и фон Хохенберг с час думал, что его банально обманули.

Когда он уже собирался, выругавшись, пускаться на поиски хозяина склада самостоятельно, искомый человек наконец появился в конце улицы.

– Решили опять что‑то сдать нам на склад? – радужно улыбнулся белыми зубами почти чёрный человек на крайне скверном всеобщем.

– Напротив, забрать то, что оставлял, – хмуро уронил Макс и демонстративно извлёк кошель.

– Э‑э‑э, негоже серьёзным людям вести важные беседы на улице, – местный чиновник (он же хозяин склада или его родственник), улыбчивый абориген с холодными ледяными глазами (не смотря на тёмный их цвет), споро снял с двери магически обработанные запоры и пригласил жестом капитана внутрь. – Вы сдали товар на склад. Получатель – не вы. Стало быть, у товара есть собственник…

Дальнейшая беседа проходила за закрытыми дверями и наедине, в результате чего фон Хохенберг расстался с двумя золотыми. Чёрт бы побрал местных проходимцев, стригущих купоны на ровном месте.

Впрочем, справедливости ради, с таможенного склада Империи получить груз обратно в аналогичной ситуации было бы ничуть не проще. Особенно если склад стоял бы где‑нибудь на югах, на границах с «правоверными».

К тому времени, когда Макс окончил торговаться, отряженные члены команды уже привели местных возчиков – запряжённых в повозки жилистых босых мужчин, которые в качестве тягловой силы ослам точно не уступали.

Перетаскивание ящиков и сверка с реестром заняли ещё полтора часа (на всякий случай! Заразился недоверием у сержанта).

Когда местные возчики, сопровождаемые отрядом матросов, при спуске к порту свернули на правую дорогу вместо левой, Макс чуть напрягся:

– Почему сюда?

Но из носильщиков (вернее, возильщиков) имперского никто не понимал, потому выяснить детали удалось только на половине спуска. Оказывается, если тащить ящики на склад из бухты, годится и крутой подъём. А вот когда обратно – нужно выбирать более пологий спуск, поскольку есть риск не удержать тяжёлую повозку и повредить ценные ящики сагиба.

Звучало логично, потому фон Хохенберг кивнул и успокоился. Спуск действительно петлял по пологим террасам и дующий от залива бриз даже где‑то отдавал свежестью, примиряя капитана с невыносимостью бытия. Кстати, по такой жаре даже мозельское в глотку не лезло.

Фон Хохенберг небезосновательно полагал себя далеко не дураком, оттого дважды подстраховался. Первый раз – когда взял с собой только самых здоровых и больших матросов, вооружив их на всякий случай тесаками из корабельного арсенала.

Второй страховкой были ружья новой модели, которые несли семеро самых дюжих матросов, попутно умевших с ними обращаться. В каждом ружье было по десять зарядов, итого семидесяти нападавшим будет несдобровать, случись что. На местных аборигенов должно хватить.

После очередного поворота по пологой террасе в затылок фон Хохенбергу неожиданно ударил откуда‑то прилетевший камень‑голыш, которых полно вокруг. Капитан рухнул лицом вниз, на прямых ногах, как подкошенный.

Из кустов на дорогу в мгновение ока высыпали аборигены, тут же перемешавшись с матросами.

Команда SOLDAAT’а, справедливости ради, даже попыталась изготовиться, но один из аборигенов как‑то странно повёл руками и новомодные ружья – основная ударная сила небольшого отряда – полыхнули разноцветным пламенем, обжигая руки владельцев и падая на песок.

– С ними маг! Кто‑то из них маг! – заозирался по сторонам старший из матросов, растерявшись, и не зная, что предпринять.

Капитан лежал лицом в песок без движения.

Местные, вопреки ситуации, даже не приставили никому к горлу клинка (которыми тоже оказались богаты). Вместо этого, из тех же кустов появился небедно одетый сорокалетний коренастый абориген.

По его знаку, нападавшие отпрянули в сторону, а сам он подошёл к старшему из матросов, без разговоров впихнув в руки какой‑то мешочек.

– Странно, – подал голос самый быстро ориентирующийся из парусной вахты. – Что в мешке?

– Хотели б убить, уже б того… открывай! – поддержал соседа товарищ.

Старший из команды высыпал содержимое «подарка» себе на ладонь, и все мгновенно стихли: жемчуг был некалиброванным, порой неправильной формы, разных цветов, но это был ж е м ч у г.

Команда в недоумении завертелась, глядя то друг на друга, то на странного местного.

Тот вначале что‑то пропел на совершенно незнакомом языке, потом продублировал сообщение жестами: команда только теперь спохватилась и обнаружила, что повозки с ящиками, увлекаемые босоногими носильщиками, так и укатили дальше, не останавливаясь на месте инцидента ни на мгновение.