Могучая крепость - Дэвид Вебер

своего старшего сына и зеницу ока с удивительно скудной благосклонностью. Его августейший и доверенный собрат-советник, граф Тартарян, хмыкнул, и Каменная Наковальня обратил на него свой сердитый взгляд.

— Я полагаю, ты думаешь, это смешно? — требовательно спросил он раздражённым тоном, хотя, возможно, в его глазах была просто весёлая искорка. — Я случайно знаю, что ты всё равно обычно не ложишься спать допоздна, вместо того, чтобы ложиться спать в нормальное время. Ты, наверное, ещё даже не поужинал, когда до тебя дошла записка от этого молодого нахала!

— Конечно, нет, — успокоил его Тартарян. — Как тебе будет угодно, Ризел. А теперь, раз уж мы с этим разобрались, может быть, мы могли бы перейти к делу?

— Зануда, — пробормотал Каменная Наковальня, но тоже снова обратил своё внимание на сына. — Хорошо, Корин, — сказал он совсем другим тоном. — Что случилось?

— Я только что получил адресованную мне самому записку, отец, — ответил Гарвей. — Записку, которую, как предупреждал меня сейджин Мерлин, я, возможно, получу.

— А? — Каменная Наковальня сел прямее, а его глаза сузились.

— Ты уверен, что это действительно от одного из таинственных… помощников Мерлина, Корин? — Вопрос Тартаряна прозвучал немного насторожённо, но Гарвей не винил его.

— Я не понимаю, как кто-то, кроме другого сейджина, мог доставить её так, как она была доставлена. — Гарвей пожал плечами. — Она лежала на столе в моём запертом кабинете, когда я пришёл с обеда, милорд. А в этом кабинете достаточно секретных материалов, чтобы его охраняли днём и ночью. Но кто-то всё равно проник внутрь. Я не собираюсь говорить, что никто другой, кроме сейджина, не смог бы этого сделать, но это, безусловно, было бы трудно. И Чарльз, — он мотнул головой в сторону конца стола, где Чарльз Дойл изучал письмо, пока он говорил, — уверен, что всё, что он до сих пор видел, является подлинным. Вы знаете, что мы сами проводили небольшую проверку с тех пор, как сейджин Мерлин предупредил нас об этом его «Северном Комплоте». Мы не хотели опрокидывать тележки с картошкой или наступать на пятки кому-либо из… партнёров сейджина, поэтому мы не давили слишком сильно. Однако всё, что мы обнаружили, согласуется с этим письмом.

— Понятно. — Тартарян посмотрел на Каменную Наковальню. — Ризел?

— Если Корин и Чарльз считают, что это подлинник, то и я тоже. — Выражение лица Каменной Наковальни было таким мрачным, каким Тартарян его никогда не видел. — И, честно говоря, я так же рад это слышать. Я хочу взять этих ублюдков, Терил. Я очень хочу их заполучить.

Гарвей изучал выражение лица своего отца, поражаясь тому, как изменилось отношение Каменной Наковальни с тех пор, как он неохотно взял на себя роль регента отсутствующего князя Дейвина. Граф был ничуть не счастливее, чем раньше, от мысли о том, что его княжество было завоёвано иностранной державой, и как человек, командовавший армией князя Гектора, он продолжал воспринимать это завоевание как личную неудачу. В то же время, однако, было очевидно, что он искренне смирился с тем, что черисийские оккупанты делают всё возможное, чтобы творить репрессий не более, чем это было необходимо. А ещё Гарвей знал, хотя его отец и не хотел этого признавать, что Каменная Наковальня неохотно, против своей воли, сражаясь за каждый дюйм пути, пришёл к выводу, что Кайлеб Черисийский и Шарлиен Чизхольмская были лучшими правителями, чем Гектор.

«О, как он боролся с этим! — уныло подумал Гарвей. — Это действительно встало у него комом в горле. И, полагаю, я понимаю и это тоже. Они были двоюродными братьями, и здесь, дома, Гектор как минимум всегда старался не сильно натягивать вожжи. Но ты был слишком близок с ним, отец, так же? Ты знал, каким он был, когда дело доходило до «великой игры». Точно так же, как ты знал — так же хорошо, как и я, — кто на самом деле начал конфликт между Корисандом и Черис. И что это был не Хааральд, да?»

Даже сейчас сэр Корин Гарвей не испытывал искушения думать о своём отце как о черисийском стороннике. На самом деле, это был непостижимый уму концепт. Но, особенно после визита архиепископа Мейкела, Каменная Наковальня, по крайней мере, признал, что Черис пытается улучшить плохую ситуацию. И, как подозревал Гарвей, хотя граф возможно ещё не научился считать себя Черисийским подданным, он обнаружил, что гораздо более твёрдо согласен с доктриной Церкви Черис — и растущей поддержкой, которую эта доктрина находила среди Корисандийских Реформистов — чем он когда-либо ожидал.

«И это настоящая причина, по которой тебе нужны „эти ублюдки“, отец, — с нежностью подумал Гарвей. — Потому что ты не доверяешь им настолько, насколько можешь плюнуть против ветра. Потому что ты чертовски хорошо знаешь, что такие люди, как Скалистый Холм, Баркор и Зебедайя, не будут пытаться улучшить плохую ситуацию… если только они не смогут урвать что-нибудь для себя в процессе».

— В твоей записке говорилось, что ты информируешь генерал-наместника? — спросил его отец, и он кивнул.

— Да, отец. — Он слегка пожал плечами. — Во-первых, потому что это была моя обязанность сообщить ему, и, во-вторых, потому что я полагал, что вполне возможно, что он получит собственную записку. — Гарвей криво улыбнулся. — В сложившихся обстоятельствах это казалось самым разумным поступком. Кроме того, я сказал ему, что встречусь с вами и графом Тартаряном и что вы двое сообщите ему о решении Регентского Совета по этому вопросу.

— Тактичная натура, да? — заметил его отец, затем посмотрел на Тартаряна. — Ну, Терил, я не вижу, чего нам тут нужно много «решать», несмотря на усилия Корина пощадить наши чувства. И я так же не уверен, что вижу какую-либо причину для созыва всего Совета. Это явно подпадает под исполнительную власть Короны, которая в настоящее время возложена на меня как Регента. Кроме того, у нас есть — как только что отметил Корин — обязательство информировать Чермина и полностью сотрудничать с ним в этом вопросе. — Он поморщился. — Это связано со всеми теми клятвами, которые мы и Парламент принесли Кайлебу и Шарлиен. Ты согласен?

— С учётом того, что никто в Зионе или Храме никогда не примет эти клятвы как обязывающие, да, — мягко сказал Тартарян.

— Ха! — Каменная Наковальня презрительно фыркнул и покачал головой. —