Крошка Доррит. Знаменитый «роман тайн» в одном томе - Чарльз Диккенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так, сидя в этом облезлом кресле, он думал о ней и снова о ней – о Крошке Доррит. И мало-помалу все случившееся стало казаться ему справедливым возмездием за то, что он отдалился от нее в своих мыслях и позволил разным житейским обстоятельствам стать между ним и его памятью о ней.
Дверь приотворилась, и в образовавшуюся щель вдвинулась часть головы Чивери-старшего.
– Мистер Кленнэм, я сменился с дежурства и ухожу. Не нужно ли вам чего-нибудь?
– Нет, благодарю вас. Мне ничего не нужно.
– Вы простите, что я отворил дверь, но вы не отвечали на стук.
– А вы стучали?
– Раз пять.
Только теперь Кленнэм заметил, что тюрьма пробудилась от своей полуденной спячки, обитатели ее бродят по двору, уже прикрытому тенью, и время близится к сумеркам. Он просидел в раздумье несколько часов.
– Ваши вещи прибыли, – сказал мистер Чивери. – Мой сын сейчас несет их сюда. Я бы их раньше прислал, да ему непременно хотелось принести самому. Прямо-таки приспичило принести самому, а то бы я их прислал раньше. Мистер Кленнэм, вы позволите сказать вам одно словечко?
– Прошу вас, войдите, – сказал Кленнэм, так как большая часть головы мистера Чивери все еще оставалась за дверью и вместо глаз на Артура смотрело одно ухо. Такова была деликатность мистера Чивери, человека истинно вежливого от природы, даром что в наружности его не было решительно ничего, что позволило бы принять этого тюремного сторожа за джентльмена.
– Благодарю вас, сэр, – сказал мистер Чивери, не трогаясь с места, – оно, пожалуй, и ни к чему. Мистер Кленнэм, вы уж сделайте милость, не обращайте внимания на моего сына, если он вдруг отмочит вам чего-нибудь. У моего сына есть сердце, мистер Кленнэм, и оно там, где ему положено быть. Мы с матерью знаем, где у него сердце, и никаких у нас на этот счет сомнений нет.
Окончив эту загадочную тираду, мистер Чивери убрал свое ухо и затворил дверь. Не прошло и десяти минут, как на смену явился его сын.
– Вот ваш чемодан, – сказал он Артуру, осторожно опуская на пол свою ношу.
– Вы очень любезны. Мне, право, совестно вас затруднять.
Последние слова уже не застали Юного Джона в комнате; но вскоре он воротился с новой ношей, которую точно так же опустил на пол, точно так же сказав при этом:
– Вот ваш черный баул.
– Я крайне признателен за вашу заботу. Теперь, надеюсь, мы можем пожать друг другу руку, мистер Джон?
Но Юный Джон попятился от него, заключив запястье правой руки в тиски, образованные большим и средним пальцами левой, и сказал, как давеча:
– Не знаю, смогу ли я. Нет, я не могу! – И устремил на узника суровый взор, хотя в уголках его глаз дрожало нечто, весьма похожее на жалость.
– Почему вы на меня сердитесь, – спросил Кленнэм, – и в то же время проявляете столько заботы? Тут, верно, кроется какое-то недоразумение. Может быть, я нечаянно обидел вас? От души сожалею, если так.
– Никакого недоразумения, сэр, – возразил Джон, поворачивая правую руку в тисках, очевидно слишком крепко ее зажимавших. – Никакого недоразумения, сэр, насчет чувств, с которыми я на вас смотрю в настоящую минуту! Если б мы с вами были в одном весе, мистер Кленнэм (а это не так), и если бы вы не были подавлены обстоятельствами (а это так), и если бы тюремные правила разрешали подобные вещи (а это не так), я бы тут же, на месте, схватился с вами врукопашную, сэр, и это как нельзя лучше отвечало бы моим чувствам.
Артур посмотрел на него с удивлением и отчасти даже с досадой.
– Конечно, недоразумение, – пробормотал он. – Ничего другого и быть не может. – И, отвернувшись с тяжелым вздохом, он снова опустился в облезлое кресло.
Юный Джон, не спускавший с него глаз, с минуту помялся, потом воскликнул:
– Простите меня, сэр!
– От всей души прощаю, – сказал Артур, махнув рукой и не поднимая головы. – Не стоит больше и говорить об этом.
– Эта мебель, – сказал Юный Джон кротким пояснительным тоном, – принадлежит мне. Я ее даю в пользование тем, кто поселяется в этой комнате, если у них нет своей. Не бог весть что за мебель, но она к вашим услугам. Без всякой платы, разумеется. Я бы никогда не предложил ее вам на других условиях. Пользуйтесь, и все тут.
Артур, подняв голову, поблагодарил его и сказал, что не может принять такого одолжения. Джон снова повернул руку в тисках, как видно разрываясь между какими-то противоречивыми чувствами.
– Что же все-таки мешает нам быть друзьями? – спросил Артур.
– Я отказываюсь отвечать на этот вопрос, сэр, – с неожиданной резкостью возразил Юный Джон, повышая голос. – Ничто не мешает.
Некоторое время Артур смотрел на него, теряясь в догадках. Потом снова опустил голову. И тотчас же Юный Джон заговорил опять, тихо и мягко:
– Круглый столик, что стоит возле вас, сэр, принадлежал – вы знаете кому – можно не называть – он умер важным господином. Я купил этот столик у человека, который жил тут после него и которому он его подарил, уезжая. Но этому человеку далеко было до него. Да и мало есть людей, которых можно бы поставить на одну с ним доску.
Артур пододвинул столик поближе и оперся на него рукой.
– Вы, может быть, не знаете, сэр, – продолжал Юный Джон, – что я имел дерзость явиться к нему с визитом, когда он последний раз приезжал в Лондон. Собственно, это он счел мой визит дерзостью, но тем не менее был так добр, что предложил мне сесть и спросил, как поживает отец и все старые друзья – то есть не друзья, а давнишние скромные знакомые. Мне показалось, что он очень изменился, я так и сказал тут всем, воротившись от него. Я спросил, здорова ли мисс Эми…
– А она была здорова?
– Не вам бы и не меня спрашивать об этом, – сказал Юный Джон с таким выражением лица, словно он только что проглотил гигантскую невидимую пилюлю. – Но раз уж вы спросили, сожалею, что не могу вам
