Трое из Леса. Вторая трилогия - Юрий Никитин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В толпе ахнули, заплакали женщины.
– Ты не человек… – повторил Мрак. – И не женщина тебя породила, гад ты ползучий!
Кто-то из артанцев протянул ему свой топор. Мрак отбросил секиру, от нее остался лишь обломок, сжал рукоять топора обеими руками, шагнул вперед и обрушил удар на врага. Волк даже не пытался закрываться щитом, небрежно подставил меч, в глазах были торжество и ярость. Острие уже поворачивалось в сторону противника, суля наконец-то смерть.
Топор Мрака звякнул о меч, тот с леденящим душу звоном переломился. Затем был треск: острое лезвие разрубило на груди Волка доспех. Раздался страшный крик Волка, от которого вздрогнули стены. В мертвой тишине слышалось хриплое дыхание Мрака. Залитое кровью топорище выскользнуло из ладони, он сам едва держался на ногах, шатался, глаза его неверяще смотрели на Волка.
Тот снова вскрикнул страшно, топор торчал из его широкой груди, вбитый до половины лезвия, словно в дубовую колоду. Обеими руками Волк ухватился за топорище, с ужасным воплем выдернул. Из глубокой раны плеснула струя горячей крови шириной в ладонь. Она падала на каменные плиты, разбрызгивалась, заливала ямки, а Волк на глазах бледнел, лицо заострялось. В глазах было неверие.
– Ты, – прохрипел он, – ты меня…
– Раньше бы, – просипел Мрак разбитым ртом.
Вытер дрожащей рукой кровь с лица и сквозь красную пелену увидел, как в углу двора сгорбилась подле костра женщина в бедной одежде простолюдинки. Ее плечи вздрагивали.
За спиной Волка поверх дотлевающих углей полыхала головня. Язычки огня медленно истончались, а головня рассыпалась на ярко-красные уголья.
Волк вскрикнул страшно, его шатнуло, артанцы поспешно отступили, и Волк с грохотом повалился на землю вниз лицом. Кровь хлестала, заливала каменные плиты. Он бился, корчился, стонал, кричал от боли и ужаса. Женщина повернулась от очага, лицо было бледное, в морщинах, а глаза страдальческие. С жалобным криком, что как ножом ударил по сердцам, она бросилась к поверженному.
– Бедная мать, – прошептал Мрак.
Колени его подломились, он рухнул на каменный пол. Он не чувствовал, как на его тело посыпался снег. Снеговая туча наконец-то не удержала свой груз!
Глава 52
Перед взором проплывали причудливые видения. Волхву, а то и певцу бы их, подумал он вяло. Один бы толковал так и эдак, другой бы просто надумал новую песнь. А он прост, как эти стены: понимает, что это кровь течет по глазам, потому все розовое и смутное.
Когда скрипнула дверь, ему на миг почудилось, что он у Медеи, а Гонта сейчас потащит за обильно уставленный стол. Но когда взор чуть прочистился, проступили каменные стены, залитый кровью подвал. Он ощутил запах горелой плоти. Руки невыносимо ныли. С трудом повернул голову, увидел свои голые ноги, затем истерзанное тело. Он висел, распятый на стене, руки прикованы к толстым кольцам. Ноги не касаются пола.
Когда скрип повторился, он решил, что явился Додон. Но в дверь проскользнула Кузя, бледная и очень серьезная. В руках держала свернутую волчью безрукавку в засохших пятнах крови. Ее платьице было опоясано золотым пояском, на котором висел игрушечный кинжал с изукрашенной рукоятью. Ее детские глаза с ужасом смотрели на толстые цепи.
– Об этом я и не подумала!
– О чем? – прохрипел Мрак.
– Цепи, – объяснила она жалобно. – Я украла ключ от двери. Но я не смогу снять цепи!
– Ключ? – переспросил Мрак. Сознание чуть очистилось. – Оставь его здесь. А сама быстро беги обратно.
– Мрак…
– Что тебе, малышка?
– Я люблю тебя, Мрак.
– Хоть кто-то любит, – прошептал он измученно. – Беги… А то сейчас придут.
Она послушно положила ключ на пол, сняла и оставила рядом с ним крохотный кинжальчик. Рукоять была усыпана мелкими рубинами. Ее глаза умоляюще смотрели на Мрака. Тот непреклонно показал ей глазами на дверь.
– Я принесу тебе Хрюндю, – предложила Кузя.
– Не надо!
– А я все равно принесу. Я люблю тебя, Мрак!
Она взбежала по ступенькам обратно, но у самой двери обернулась и сердито топнула маленькой ножкой:
– Я не кто-то!!!
Мрак слышал ее удаляющиеся легкие шаги, а тело уже напряглось, внутри нарастало горячее, хлестнула боль. Если бы ударился оземь, тут же поднялся бы волком, а так пришлось дергаться несколько дорогих мгновений, пока истончившиеся руки… уже лапы выскользнули из оков.
Он упал на залитый его кровью пол, попытался сразу вскочить и встряхнуться. Упал снова, в голове был звон, а перед глазами замелькал черный снег. Крупные хлопья падали, разрастались, становились крупнее и падали чаще.
Недоставало околеть вот так, мелькнула мысль. А бахвалился: на бегу, в полете, на скаку… Стиснул челюсти, пошире расставил лапы. Постоял, борясь с головокружением и слабостью. Дверь то исчезала в красном тумане, то угрожающе приближалась. Он заставил лапы переступать одна за другой, взбираться по таким высоким ступенькам.
Он услышал далекий крик. Звякнул металл, крик оборвался. Вдалеке простучал топот ног. Что-то в нем было тревожное, воровское, и Мрак поспешно выдвинулся в щель, огляделся.
Коридор пуст, страж явно стоит у входной двери. Когда людей мало, лучше держать их в узловых местах. А развилка подземных ходов еще за сотню шагов за поворотом. Только бы не свалиться, а там он помнит тот камень, от которого веет холодом…
Задевая одеждой в зубах стену, он добрел до нужного места. Стиснул зубы, ибо волчьими лапами камень не сдвинуть, подпрыгнул с усилием и грянулся всем телом о каменный пол. Перед глазами поплыли красные пятна. В голове раздался звон. Он кое-как подцепил камень негнущимися пальцами, выдвинул. Из тайного хода пахнуло холодом. Он сунулся в щель, но плечи не позволили пролезть.
Застонал, снова обратился в волка. Красные пятна слились, а звон стал оглушающим, будто его накрыли огромным колоколом и били со всех сторон тяжелыми молотами. На ощупь отыскал дыру, и тут звон оборвался. Он ощутил, что падает в бездну.
Лапы дергались от холода. Перед глазами были скрюченные пальцы, что упирались в серую глыбу стены. Он чувствовал себя так, словно по нему проскакала тяжелая конница Боевых Топоров. По стене перестали порхать красные мухи, и он понял, что уже в бессознательности задвинул камень.
Во рту ныли зубы. Он с изумлением понял, что все это время не выпускал из пасти, будь то волчьей или человечьей, крохотный кинжальчик Кузи! Не настоящий, потому лезвие из старого таинственно мерцающего серебра,
