Том 14. Дневник писателя 1877, 1880, 1881 - Федор Михайлович Достоевский

180

…дрогнуло сердце Биконсфильда: сказано было ему, что Россия все перенесет — но не пойдет на войну — до того, дескать, сильно ее «миролюбие». — Речь идет о суждениях иностранных корреспондентов, наслушавшихся одних лишь «премудрых и разумных наших», т. е. либералов и «западников», к которым писатель причислял и сотрудников «Отечественных записок» и «Вестника Европы», считавшихся Достоевским в равной степени «западниками», так как и они высказывались в ряде статей и очерков против войны России с Турцией.

181

…деньги и ученые организации шестисоттысячных войсковых нашествий могут споткнуться о землю нашу… — Намек на нашествие Наполеона I в 1812 г.

182

Александр I — говорил, что отрастит себе бороду и уйдет в леса с народом своим… — Об этом Достоевский прочел в «Обозрении жизни и царствования императора Александра I», принадлежавшем перу Н. В. Путяты. «Известие о занятии Москвы французами, — отмечалось в этом обозрении, — привез императору Александру флигель-адъютант Мишо. Александр сказал ему: „Если у меня не останется ни единого солдата, я созову мое верное дворянство и добрых поселян, буду сам предводительствовать ими и подвигну все средства империи. Но если промыслом божиим предоставлено роду моему не царствовать более на престоле моих предков, то, истощив все усилия, я отращу себе бороду и лучше соглашусь скитаться в недрах Сибири, нежели подписать стыд моего отечества“» (Девятнадцатый век: Исторический сборник, издаваемый Петром Бартеневым (издателем «Русского архива»). М., 1872. Кн. I. С. 456–457).

183

…в виде миллиардов дани… — Франция была вынуждена заплатить Германии контрибуцию в пять миллиардов франков золотом.

184

…отрубила у ней целый бок в виде двух, самых лучших провинций! — Речь идет о французских областях Эльзасе и Лотарингии, отошедших после франко-прусской войны к Германии.

185

…(как мечтает уже Австрия)… — Австро-Венгрия «мечтала» о присоединении к своей территории славянских земель Боснии и Герцеговины. В марте 1877 г. Александр II тайно обещал отдать эти земли Австро-Венгрии в обмен на найтралитет последней в предстоящей русско-турецкой войне.

186

«Но кровь, но ведь все-таки кровь», — наладили мудрецы… — В связи с вопросом о войне и мире Достоевский солидаризировался с изданиями, осуждавшими позицию, занятую либеральной газетой «Голос». Так, например, несколько позже автор заметок «Последняя страничка»; помещенных в «Гражданине» (1877. 31 мая. № 21), с насмешкой писал о том, что после «сорокадневного поста», т. е. срока запрещения издания «Голоса» за напечатание антивоенной статьи Евгения Маркова «С кем нам воевать?», передовая этой газеты вновь начинается восклицанием: «Кровь пролита! И это кровь — русская!».

Задаваясь вопросом: «Спасает ли пролитая кровь?» и утверждая: «Не всегда война бич, иногда и спасение», Достоевский, по-видимому, учитывал трактат Прудона «Война и мир. Исследование о принципе и сохранении международного права» (1861), появившийся в 1864 г. в русском переводе, и отклики на этот трактат в русской периодической печати (см.: Литературное наследство. М., 1971. Т. 83. С. 657). Возможно, что Достоевский здесь полемизирует и с рассказом Г. И. Успенского «Не воскрес», в котором на поставленный вопрос («Спасает ли пролитая кровь?») давался безоговорочно отрицательный ответ. В уста своего героя Успенский вложил следующие проникнутые скептицизмом и разочарованием слова о сербо-турецкой войне 1876 г.: «Сотни и тысячи смертей, как ни странно это кажется, не только не развивают чувствительности в живых (о живых я только и говорю), но, напротив, приучают глядеть на смерть совершенно хладнокровно. Не диво становится каждому смотреть на кровь, слушать стоны, видеть оторванные руки, ноги, пробитые головы. Жизнь человеческая начинает цениться ни во что — и в человеке, еще недавно обремененном именно человеческими-то заботами, сладко потягиваясь, просыпается зверенок… Эта атмосфера, созданная войной, охватила меня тотчас, как только я ступил на сербскую землю…» (Отеч. записки. 1877. № 2. С. 296).

187

Они желали столкнуть Россию на самую пошлую и недостойную великой нации дорогу, не говоря уже об их презрении к народу… — Эта характеристика представляет собою оценку позиции по Восточному вопросу, занятой либералами из «Вестника Европы». Подразумевается следующее место из статьи «Еще несколько слов по южнославянскому вопросу», подписанной буквами А. П. (А. Н. Пыпин): «Национальная гордость, сознание национального достоинства — это прекрасные вещи; они без вызовов являются в серьезные моменты национальной жизни, — но к ним надо апеллировать с большой осторожностью и вниманием, потому что эти прекрасные чувства слишком поддаются злоупотреблению, которое делает из них пошлость. Национальная гордость может иметь разную подкладку, и действительное достоинство и право, и фальшивое самообольщение и самодурство: чернь в народе и чернь в обществе легко увлекаются этими последними извращениями прекрасного чувства <…> У нас давно осужден и осмеян „квасной патриотизм“…» (Вестн. Европы. 1877. № 3. С. 378).

188

«Вы лезете исцелять и спасать других, а у самих даже школ не устроено»… — Продолжение полемики с «Вестником Европы» и, в частности, с автором статьи «Еще несколько слов по южнославянскому вопросу», в которой особенное возмущение Достоевского вызвали строки: «В том умственном тумане и жалком состоянии общественной самодеятельности, в каком наше общество находится, — со стороны общества странно затевать какие-нибудь великие подвиги <…> Говорят, что решение славянского вопроса решит наши собственные вопросы, что именно через него мы достигнем и возрождения нашего общества. Наивное заблуждение! Никакой „славянский союз“ (здесь автор статьи имеет в виду доктрину, которая была изложена в ряде статей В. И. Ламанского, напечатанных в газете «Новое время». — Ред.) не даст нам того, что должно быть достигнуто собственным внутренним трудом, усвоением свободной науки (не «европейской», а общечеловеческой, которой в Европе только более, чем у нас) и развитием чувства гражданского и общественного достоинства. Собственно говоря, „славянский союз“ и немыслим до тех пор, пока у нас, которые должны стать его сильнейшим участником, не решена будет, до какой-нибудь серьезной степени, эта внутренняя задача. Далекие перспективы, обширные планы, конечно, несравненно привлекательнее для фантазии, чем насущная тяжелая борьба с нашими недостатками; из этих планов так легко складывается дешевый идеал, о котором можно говорить такими пышными фразами, производя своего рода закидыванье шапками этой ничтожной, лживой и негодной Европы. Но перед нами действительность, которая покамест нимало не допускает этого идеала» (Там же. 1877. № 3. Отд. «Хроника». С. 370).

189